– А вы не торопились, – елейно произнёс он, не давая мне даже возможности осведомиться о его самочувствии вежливости ради. – Наивнее ваших представлений о времени, пожалуй, только ваши же представления об остром и пресном. Вот это должно было стать моим, с позволения сказать, наказанием? – добавил он, поднимая чашку повыше. – Очень смешно. Я попросил мистера Белкрафта добавить туда ещё имбиря и перца.
– О, тогда надо признать, что вы гораздо выносливей Эллиса, – ответила я с улыбкой. – Ведь когда он впервые попробовал согревающий кофе по-восточному, то решил, что его отравили.
Улыбка Клэра стала приторной.
– Что ж, доля истины здесь есть: в острой пище легче скрыть яд, чем в пресной. И если вы думали, дорогая племянница, что столь грубая и неприкрытая лесть сможет меня умаслить… – он сделал многозначительную паузу, во время которой я уже успела проклясть свой чересчур длинный язык – …то вы абсолютно правы. Приятно оказаться в чём-то лучше этого наглеца, который заставил меня вымокнуть до нитки.
– Надеюсь, хотя бы с пользой? – осторожно поинтересовалась я.
Он выразительно закатил глаза.
История оказалась почти комичной – если б она была описана в книге, а не произошла с близкими мне людьми. Аферист, Сэмюэль Твигги, по каким-то загадочным причинам проникся доверием к Клэру настолько, что после нескольких задушевных разговоров за бокалом вина согласился познакомить его со своей загадочной нанимательницей, тем более что она якобы время от времени появлялась в «Печальном крове». Несколько ночей Твигги караулил её с пинтой пива, громко жалуясь всем вокруг, что якобы ему стал известен некий секрет, который несомненно оказался бы полезен «благодетельнице», да вот беда – её самой нигде не видать… Такое глупое и нарочитое представление не смогло бы обмануть и ребёнка, однако удача зачастую благоволит дуракам: таинственная незнакомка объявилась-таки и назначила новое свидание в более уединённом месте, без лишних ушей.
– Мы с Эллисом прибыли туда заблаговременно и потратили почти весь день, наблюдая за окрестностями, – досадливо поморщился Клэр. – И ничего. Нанимательница Твигги оказалась слишком осторожной – или заподозрила ловушку, но так или иначе – она не появилась. Я только зря потратил хайрейн, спаивая вином одного бездельника и нанимая кэб для другого. И время – а оно, знаете ли, бесценно. А уж сегодняшний дождь, промочивший меня насквозь, и вовсе поставил жирную точку в этой дурной пьесе: больше я добрые дела творить не собираюсь.
– Искренне сочувствую, – вздохнула я. И, не удержавшись, добавила: – Эллис наверняка тоже расстроился: ведь оборвалась очередная ниточка, которая могла бы привести к преступнице.
Клэр скривился:
– По нему так и не скажешь. Когда мы разошлись, то я вспылил и сказал ему, что не стану оплачивать для него кэб – пусть добирается на омнибусе. Так он расхохотался, как умалишённый, и воскликнул: «Ну конечно, омнибус!»
– И больше ничего?
– И больше ничего. Святые Небеса, к чему столько удивления – вы что, не знаете этого прохвоста? – яду в дядином голосе уже хватило бы, чтоб отравить Эйвон на целый день пути вниз по течению. – Обычно я бранюсь на скверно воспитанных девиц, но этот ваш детектив затмевает их всех – в руки так и просятся розги, чтоб выправить его дурные манеры.
Глядя, как он сердито постукивает пальцем по подлокотнику и поджимает губы, я едва сдержала улыбку: пожалуй, значительная часть дядиного обаяния крылась именно в отвратительном характере, который он и не думал скрывать.
– Боюсь, что розги не помогут.
– Тогда карты. Проиграет десяток-другой хайрейнов – и быстро вспомнит, как уважать старших, – едко ответил Клэр, глядя в сторону. Скулы у него немного порозовели – видимо, согревающий эффект шоколада с перцем и имбирём возымел наконец действие. – И научится делиться догадками, которые посещают его взбалмошную голову. «Омнибус»! И что это должно значить?
– Представления не имею, – с лёгким сердцем призналась я.
– А вам любопытно? – спросил он, быстро кинув на меня взгляд искоса.
– О, ну разумеется!
– Прекрасно. Будете страдать вместе со мной – не в одиночку же мучиться, право, – заключил Клэр и заглянул в свою чашку. – И ещё весьма приятно осознавать, что сейчас он, скорее всего, носится по всему Бромли под дождём, чтоб подтвердить свою догадку, а я наслаждаюсь здесь теплом, талантами вашего повара и изысканной беседой.
– Изысканной беседой? Можно ли считать, что вы вернули мне комплимент? – не удержалась я от маленькой шпильки.
– Считайте, если вам угодно.
И – готова спорить – на мгновение уголки губ у него дрогнули в намёке на улыбку.
Уже позже, закрывая кофейню и обсуждая с Мэдди планы на завтра, я подумала, что неспроста ведь Клэр, вымокший и продрогший, поехал не в особняк на Спэрроу-плейс, где мог бы излить свой яд безответному Джулу и всласть обругать Эллиса с его затеями, а сюда, в «Старое гнездо». Всё-таки некоторые вещи он мог обсудить только со мною – и это, без сомнения, тоже было комплиментом, пусть и невысказанным… А ещё – знаком доверия.
Возвращались домой мы, разумеется, вместе, ближе к полуночи. К тому времени дождь прекратился, и небо очистилось. В низинах ближе к Эйвону стелилась белёсая дымка, обвивая покосившиеся фонарные столбы – желтоватый, дрожащий свет расплывался в ней, как масляное пятно на бумаге. Однако на возвышенности от тумана не осталось и следа, а о прошедшем ливне напоминали разве что лужи на мостовой.
Ненастье летом бывает суровым, но редко длится подолгу…
Когда автомобиль отъехал от кофейни уже достаточно далеко, Мэдди вдруг всполошилась:
– Кажется, я оставила зажжённую свечу наверху, – нахмурилась она. – Или не оставила? Ох, как же так…
Меня-то это ничуть не удивило – день выдался нелёгкий, споры в кофейне так и бурлили. Я подумала, что Клэр начнёт брюзжать из-за «безответственных молодых дурочек», как всегда, однако он, умиротворённый горячим шоколадом и сердечной заботой, отнёсся к беспокойству Мэдди с пониманием:
– От маленькой свечи может быть большая беда. Но возвращаться попусту – дурная примета. Так что давайте-ка свернём вон там, чуть дальше, поднимемся немного: с холма видно кофейню.
– А если в окне и впрямь горит огонёк, так я вернусь и погашу: напрямки здесь недалеко, – добавил Лайзо. Обычно он помалкивал, но тут, пользуясь миролюбивым настроением Клэра, заговорил. – Дел-то.
На том и сошлись.
От привычного пути мы порядком отклонились, но, несмотря на поздний час, меня это не расстроило: в сон пока вовсе не тянуло. Тем более что в эту сторону я прежде не сворачивала, так что изучить окрестности и впрямь было любопытно. Вот только они оказались не особенно живописными: несколько особняков, явно нежилых или оставленных на лето, сады, огороженные низкими заборчиками, парк, разбитый на склоне… Пейзаж, днём прелестный, ночью навевал недобрые мысли. Лайзо остановил машину под большим каштаном, вышел наружу и, посмотрев вдаль, между деревьями, и впрямь разглядел кофейню – и свет в окне верхнего этажа.
– Вот дурная моя голова, – сокрушённо вздохнула Мэдди. – Что же я не поднялась проверить-то…
– Нет, напротив – ясная голова, потому что вспомнить вовремя – значит, наполовину исправить ошибку, – откликнулась я и обернулась к Лайзо: – Долго здесь идти?
– Да с четверть часа, если бегом, – откликнулся он и лукаво улыбнулся: – Вы и заскучать не успеете.
Судя по выражению лица, Клэр собирался грубо осадить его, но сообразил, что это будет лишней тратой времени – и, невероятным усилием воли, сдержался. Лайзо же, не сомневаясь и мгновения, перемахнул через чужой забор – и буквально растворился в темноте.
Сразу отчего-то стало очень тихо. Мадлен сперва сопела виновато, но через несколько минут обмякла и, похоже, задремала в тепле.
Чуть дальше, в свете фонаря, через дорогу перебежала крыса – и меня словно бы обдало ледяной волной.
«Всё ли будет в порядке? И правда, возвращаться ведь не к добру…»
– Пожалуй, и я выйду, разомну ноги, – негромко произнёс вдруг Клэр. И добавил: – Вот и туман из низин поднимается…
Он вышел из машины; некоторое время я сидела рядом с Мэдди, прислушиваясь к её размеренному дыханию, а затем тоже осторожно выбралась наружу: отчего-то захотелось вдруг заговорить с кем-то, чтобы избавиться от неприятного, суеверно-липкого волнения на пустом месте.
– Вернитесь в автомобиль, – поморщился Клэр, увидев меня рядом с собой. – И где, ради всего святого, вы научились так бесшумно ходить?
– О, весь секрет в хорошей обуви, – ответила я ему исключительно светским тоном. И добавила, уже без шуток: – Дядя, скажите, вам тоже сейчас… беспокойно?
– Помилуйте, какое беспокойство, – закатил он глаза. – В конце концов, я ведь не юная пугливая девица… Просто кости ломит в сырую погоду. Поживёте с моё – поймёте, дорогая племянница.
Стоило ли говорить, что тревога моя тут же отступила? Картинное, не слишком натуральное старческое брюзжание Клэра, чьё лицо в полумраке выглядело бессовестно молодым, и неизменные манеры… То, что прежде раздражало, стало теперь почти родным.
– Когда вы жалуетесь на возраст, это больше напоминает кокетство, чем искренние сетования. Выглядите вы куда моложе своих лет, – улыбнулась я. И, поддавшись атмосфере взаимного доверия и родственного тепла, заговорила о том, что давно хотела с ним обсудить: – Знаете, мне часто говорят, что я напротив кажусь немного старше… и что я очень похожа на отца. А на мать?
Клэр вздрогнул, как от укола спицей между лопатками.
– Не стоит упоминать о мёртвых в такие туманные ночи.
– Почему нет? – возразила я. – Только не говорите, что боитесь. Вы ведь не более суеверны, чем я. И, может, в иных обстоятельствах у меня и вовсе не получилось бы задать такой вопрос.
– Ваша правда, – неохотно признал дядя и переступил с ноги на ногу, словно от неудобства или скованности. – Что вы именно хотите узнать? Думаю, вы и без моих ответов прекрасно понимаете, что внешность полностью унаследовали от отца. А что до характера… Иногда мне представляется, что Ноэми до замужества и после – это две разные женщины.