Дальше было хуже.
Выходки Шарлотты Марсден уже никак не тянули на шутки. Подуть в особый свисток, чтоб лошадь понесла, и надменный господин рухнул прямо на брусчатку; размозжить каблуком лапу крошечной собачке, убежавшей от леди в парке; толкнуть в грязь старуху-торговку с подносом, полным яблок в карамели; нанять двух увальней драться друг с другом прямо перед Управлением, пока они не покалечат друг друга или пока «гуси» не сбегутся их разнимать… Закрывать глаза на её безумства становилось всё труднее.
– Самое мерзкое, что я продолжал молчать, – добавил Эллис всё с той же неживой улыбкой. – Даже когда она принялась палить по Лайзо из револьвера, а потом соврала, что приняла его за грабителя. Ведь никто же не умер, говорил я себе. Ведь всё можно исправить – оплатить, извиниться, где-то положиться на свои связи, где-то – козырнуть фамилией «Марсден»… В один вечер Лотта между делом сказала, что хорошенько проучила «мерзкого старикана», который её оскорбил. Я тогда не понял, к чему она это упомянула, а утром узнал, что этот «старикан» – мой напарник. Его нашли в переулке за Управлением, недалеко от шляпной лавки, куда любила заглядывать Лотта. Думаю, он окликнул её; она тоже узнала его, без всяких сомнений, ведь я сам знакомил их… Не знаю, что он сказал такого, что её разозлило, но она выстрелила без колебаний. Два раза сюда, – он прикоснулся к груди. – И потом в рот, уже мёртвому. Похоже, она очень рассердилась, избалованная, безжалостная Шарлотта Марсден. В нравоучительных новеллах по такому случаю принято говорить, что перед героем-де встал выбор… Так вот, никакого выбора передо мной не стояло. К сожалению, я совершенно точно знал, что должен сделать.
…он ведь действительно был хорошим детективом. На то, чтобы собрать доказательства, опросить свидетелей и произвести все необходимые процедуры, у него ушло три дня, по истечении которых Шарлотта Марсден оказалась за решёткой по обвинению в убийстве. Дело было громкое – всё-таки убитый недавно был приставлен к награде, да и друзей, в том числе высокопоставленных, в чинах, у него хватало. Фрэнсис четырежды приходила к дочери и уходила очень бледная, с поджатыми губами; в суд она не вмешивалась.
– Догадываюсь, что Лотта сказала ей, – улыбка Эллиса, кажется, превратилась в болезненный спазм. – «Это моя жизнь, и мне решать, что с нею делать». На суде она призналась во всём, ни разу не взглянув в мою сторону. Итог был предсказуем. После этого Лотта ещё несколько недель провела в тюрьме; мы часто разговаривали. Она ни в чём не обвиняла меня, но по-прежнему считала себя правой. Как будто у нас была детская игра, кто кого переупрямит… Я не помню, шёл ли дождь в тот день, когда её казнили, или светило солнце. Казни тогда уже были непубличными, но меня, конечно, допустили к ней. Не знаю, говорила ли что-то Лотта на прощание; кажется, нет. Ей надели мешок на голову, сунули в петлю и столкнули с высоты в два человеческих роста – это делается из милосердия, чтобы шея сломалась под весом тела, а Лотта была очень лёгкой, вот и пришлось… – он оборвал себя. – Словом, всё было кончено. Я завершил те дела, где от меня хоть что-то зависело, примерно за десять дней, и пришёл с револьвером сюда, к Лотте. Не помню уже, зачем, наверное, просто хотел к ней… И когда я приставил дуло к виску, вдруг ниоткуда появилась Фрэнсис Марсден, вся в чёрном, как гневный призрак. Ударила меня по лицу – да и вообще хорошенько избила, надо сказать. И знаете, что она сказала? «Только попробуй». Мне эти слова потом долго снились… Вот такая история. Отвратительно, правда?
Не знаю, как чувствовала себя Мадлен, но я была на грани того, чтобы расплакаться. Да и у неё тоже дрожали руки… Положение спас Клэр.
– И правда, отвратительно. Но чего вы теперь хотите? – вкрадчиво поинтересовался он, сделав такое лицо, словно заметил таракана на лацкане своего пиджака. – Чтобы мы вас пожалели хором? Сказали, что вы поступили верно? Что любому здравомыслящему человеку было бы ясно с самого начала, что нельзя связываться с этим демоном в человеческом обличье… Да простят меня присутствующие здесь демоны, потому что упомянутая особа была ещё и глупа, а это сводит на нет всё её коварство и беспощадность, – пошутил он едко и нервически. – Что такого мы можем сказать, что вы не подумали ещё за минувшие десять лет? Прекратите разглядывать свои ботинки, как провинившийся школяр. Да, это премерзкое прошлое, но оно – ваше. И именно оно сделало вас таким, какой вы есть. Так что будьте так любезны отвернуться от него наконец и идти вперёд.
Эллис медленно выпрямился – и просиял:
– Так и знал, что позвать вас сюда было верным решением. Я ведь вам говорил, что всегда мечтал о таком старшем брате?
Клэр закатил глаза.
– О, нет, только не снова. Пощадите моё воображение.
– Можно, я вас обниму?
– Только попробуйте, и сильно пожалеете об этом.
– Да ладно вам, представьте, что я пьян и растроган – тем более что почти так есть.
– Шаг… нет, два шага назад! Замрите, или я… Джул, – позвал вдруг дядя, и я приготовилась услышать что-то вроде «вразуми этого полоумного», но продолжение прозвучало совсем иначе, и очень тревожно. – Джул, проверь-ка окрестности. Что-то с возрастом я становлюсь мнительным, и сейчас мне кажется, что за нами кто-то следит.
Джул, который до сих пор стоял в тени высокого памятника, сам подобный безмолвному изваянию, коротко поклонился – и шагнул в сторону, разом потерявшись за надгробием. А с плеча статуи из чёрного гранита, скорбящей женщины, вспорхнул вдруг ворон, который мгновение назад показался мне каменным, а не живым – и, оглашая окрестности хриплым карканьем, улетел в сторону собора святой Люсии.
Руки у меня покрылись мурашками, хотя было отнюдь не холодно.
И вовсе не из-за мистических предчувствий, нет.
Просто вспомнилось вдруг, что эта Фрэнсис Марсден неплохо стреляла, а мы здесь оказались как на ладони, в том числе Мэдди. До сих пор разъярённая мстительница ограничивалась запугиванием, но кто знает, когда она решит шагнуть на другую ступень? В конце концов, Лотта ведь умерла; Эллису дозволено было остаться жить лишь затем, чтоб он страдал – я уверена… И какая участь теперь уготована новой невесте?
– Женщина в траурном платье, – произнёс Джул, внезапно возникая в тени надгробного памятника; от низкого, чарующего тембра появилась, как и прежде, странная лёгкость в затылке – обладателю такого голоса безотчётно хотелось верить. – Следила издали. Заметила меня, бросилась бежать. Я потерял её из виду… она зашла в собор, – добавил он, точно это всё объясняло.
Клэр, впрочем, и бровью не повёл.
– Значит, мне не померещилось. Что ж, уже хорошо, что мы её спугнули. Но заметить Джула… – дядя качнул головой. – Она недурна. Вряд ли эта женщина планировала слежку с самого начала, скорее, по чистой случайности столкнулась с нами уже на кладбище… Что означает только одно: могилу дочери она навещает часто.
– Разделяю ваше мнение, – кисло согласился Эллис. – Но не устраивать же на неё засаду прямо у надгробной плиты? Во-первых, если мы имеем дело с Фрэнсис, то рядовых «гусей» она с лёгкостью обведёт вокруг пальца. Во-вторых, даже если и удастся её поймать… Какое обвинение ей предъявить? Злостное запугивание? Дурные шутки? Да и то доказать сложно. Твигги не видел лица нанимательницы, Лайзо тоже вряд ли сумеет опознать её… Экскурсия окончена, – мрачно подытожил он, прерывая сам себя. – Давайте-ка уйдём отсюда.
– Эту особу действительно пока не за что отправить за решётку. Однако есть и другие пути, – заметил Клэр уже на ходу. – Разумеется, лишь на крайний случай.
Он не пояснил, что имел в виду, однако я прекрасно поняла его. Если бы Фрэнсис Марсден перешла бы от запугиваний к действиям и подвергла опасности не только Мэдди, но и меня, то маркиз Рокпорт вряд ли остался бы в стороне. Между невестой одного из детективов Управления спокойствия и невестой главы Особой службы – значительная разница; покушаясь на мою жизнь, преступница в некотором роде угрожает и положению маркиза. И пусть она давно отошла от дел, ей тут же припомнят и негласный титул «торговки людьми», и влиятельность в преступном мире Бромли, и все те чудовищные преступления, причастность к которым не удалось доказать в своё время…
Или же, что ещё более вероятно, Фрэнсис Марсден трагически поскользнётся на ступеньке в собственном доме и свернёт себе шею.
Вот только Эллис не мог пойти на такое, даже вообразить не мог – только не у могилы Лотты, избалованной и развращённой девицы, погибшей именно потому, что ей вздумалось проверить его принципиальность. Тогда, десять лет назад, он не сделал исключения даже для своей возлюбленной и не пошёл против закона, чтобы спасти её от виселицы; и воспользоваться окольными путями сейчас, чтобы обезопасить Мадлен, было немыслимо. В некотором роде это бы означало, что Лотта победила – пусть и уже после смерти.
Думаю, что если бы Эллиса загнали в угол, он бы преступил закон, чтобы спасти тех, кто ему дорог…
…но я собиралась сделать всё, чтобы ему не пришлось делать такой выбор.
Хватит уже с него тяжёлых решений.
Возвращались мы снова мимо собора. Обширное семейство с плачущим младенцем в полном составе прогуливалось снаружи, и пронзительные детские вопли оглашали округу. Священник с лёгким зелёным шарфом на шее, больше похожим на шёлковый платок светского щёголя, беседовал с представительным джентльменом; судя по одухотворённым лицам и интонациям, речь шла о размере пожертвований. Босоногая девчонка-нищенка с косичками сидела на ступеньках в обнимку с огромным подсолнухом, подозрительно похожим на тот, что срубил Джул, и наслаждалась хорошей погодкой. Эллис со странной тоской оглянулся на собор, затем пробормотал что-то неразборчивое – то ли «почему бы и нет», то ли «я ведь знаю ответ» – и решительно взбежал по лестнице, крикнув напоследок:
– Я быстро! Подождите здесь!
Разумеется, вся компания ринулась следом за ним – исключая разве что Клэра и его камердинера, которые предпочли остаться снаружи.