Очутившись под высокими расписными сводами, Эллис решительно направился к ближайшему священнику – судя по ослепительной седине и благодушному виду, настоятелю храма – и заявил:
– Одна монахиня тут посетовала, что у вас-де стекло разбили…
– Монахиня? – непонимающе вздёрнул брови священник.
– Особа весьма преклонных лет, – вмешалась я. – Худощавая, небольшого роста, в одежде не по размеру. И вокруг головы у неё уложена коса, на манер короны.
Замешательство на лице священника превратилось в благоговение.
– Ах, та самая… И что же она сказала?
– Что стекло разбили намедни, – повторил Эллис. – И виновный не сознаётся, а починить некому. Так?
Священник тяжело вздохнул.
– Так-то оно так, но беда не в том, что мне жалко витража… Когда всех в храме опросили, то никто не сознался. Каждый ответил, мол, я не виноват. Выходит, кто-то солгал – вот это и плохо. Ведь кто-то убрал за собой разбитое стекло? Не угрозами же правду выбивать: сила пробуждает не совесть, а страх.
Эллис покивал: полагаю, он немало повидал подобных случаев, пока рос в приюте при храме святого Кира Эйвонского.
– Действительно, угрозы – не дело, – согласился он. И повысил голос, так, что его стало слышно даже в самом дальнем уголке собора: – А вот совесть разбудить – как раз по моей части. Я ведь детектив. Мне виноватого найти – легче лёгкого.
А потом – подмигнул.
Священник, видимо, не чуждый хорошей шутки, подхватил игру:
– Правда? И как же вы это сделаете?
– Правда, – серьёзно ответил Эллис. – Ведь виноватый сам себя готов изобличить. Его совесть терзает. Настоящий злодей бы подготовился, улики спрятал, следы замёл… А виноватого, который беспорядок по случайности устроил, издалека видать. То, что сделано по неловкости, а сокрыто из страха наказания, найти несложно.
– Разумно, – кивнул священник, пряча улыбку в бороду. – Так, по-вашему, здесь имела место случайность?
Детектив наставительно поднял палец:
– Именно так! Попробую угадать. Некий усердный послушник, чтобы заслужить одобрение, встал ещё до света, взял метлу, чтобы подмести полы. Хотел, вероятно, чистоту навести перед значимым днём. Скажем, когда важный человек приезжает, дабы пожертвовать храму солидную сумму…
Священник закашлялся.
– Это, пожалуй, опустим. Но день и впрямь был значимый, – подтвердил он.
– Опустим, – согласился Эллис. – Так вот, мёл тот достойный послушник полы, мёл – и вдруг задел плечом светильник. А когда пытался падающие свечи подхватить, то забыл про метлу – и аккурат черенком угодил в окно. Вон, видите? – указал он на подставку у окна. – С одного бока свечи помятые, одна даже поломанная. Сейчас день долгий, вы их, готов поспорить, зажигаете редко, вот не заметили этого. А что до послушника… Ищите мальчишку высокого роста, которого вы частенько браните и требуете с него больше, чем с других. А ещё у него слева, на щеке, тут, – дотронулся он до собственного лица, – свежие царапины. Но вы их опять-таки не заметили, потому что он вечно расцарапанный ходит. Почему левая щека? А всё просто. Окно с витражом у него было по левую руку, а светильник – по правую; когда свечи попадали, он, чтоб их поймать, резко вверх потянулся, повернулся и про метлу забыл… И под осколки подставился. Ну что, вспоминается кто-то?
Дылда-послушник, который подметал проход на другой стороне храма вдруг выронил метлу и неловко плюхнулся на колени, пытаясь её подхватить; плечи у него дрожали.
– Может, и вспоминается, – смущённо кашлянул священник. – Только, выходит, в том, что разбилось стекло, я сам и виноват, раз того послушника слишком часто бранил, а внимания на его усердие не обращал и на ссадины закрывал глаза… Есть о чём нынче поразмыслить. Спасибо.
– Пустое, – отмахнулся Эллис. И, уже уходя, спросил вдруг: – А тот важный человек, который деньги храму жертвует – это кто, если не секрет?
– Одна вдова, – ответил священник рассеянно, погрузившись в раздумья. – Впрочем, не знаю, вдова ли она на самом деле, но ходит та особа всегда в чёрном и вид имеет печальный. Не исповедуется и к алтарю с цветами не приближается, но каждый месяц исправно передаёт на нужды храма некоторую сумму, всегда разную.
– И часто она бывает?
– Раз в неделю заглядывает…
Детектив задал ещё несколько вопросов, уводя разговор в сторону от несчастного послушника; я же гадала, имеет ли упомянутая вдова отношение к Фрэнсис Марсден – или же это совпадение. Покинув собор святой Люсии, мы отправились в «Старое гнездо» – все вместе, ибо после услышанного и пережитого на кладбище нам совершенно необходимо было подкрепиться.
И – прояснить голову, а в таком деле, как известно, нет средства лучше кофе.
Нас с Мэдди почти сразу увлёк круговорот дел. Мистеру Мирею срочно требовалась помощь на кухне, а миссис Скаровски – свободные уши, чтобы поделиться впечатлениями от работы над сборником стихотворений гадалки-гипси, Флори. Рифмы, по мнению поэтессы, там встречались «поразительные и изумительные, свежие и сочные», но вот словарный запас откровенно хромал, причём на обе ноги.
– Всякий талант нуждается в огранке, да, да, – вздыхала миссис Скаровски. – И не стоит недооценивать важность классического образования!
Поспорить с этим было трудно.
Лайзо, наскоро перехватив вчерашний пирог, вернулся к автомобилю – оттереть забрызганные стёкла и зеркала; Клэр, которому не позволили выспаться с утра, прилёг отдохнуть в тёмной комнате, бросив на ходу, что иначе он к вечеру превратится в совершенно невыносимого собеседника. Мне, признаться, большого труда стоило удержаться оттого, чтобы не приподнять изумлённо брови и не спросить: значит ли это, что сейчас его вполне можно вынести.
– Скажите это вслух, дорогая племянница, и я наглядно покажу вам, в чём разница, – сладким голосом пообещал Клэр, угадав мои мысли, и притворил за собой дверь.
– Что сказать? – притворно удивилась я, но внутренне содрогнулась.
Вот в такие моменты и становилось понятно, как именно дяде удаётся выигрывать в карты практически каждую партию. Ещё бы, с такой-то проницательностью и умением выводить соперника из себя!
Словом, каждому нашлось занятие – даже Джулу, который вызывался подменить занедужившую служанку и перемыть посуду. А Эллис остался в зале наедине со своим завтраком – то ли поздним, то ли вторым, но, полагаю, всё равно желанным… и с невесёлыми мыслями. Когда он покончил с паштетом и кофе, собираясь уже отправиться в Управление, я наконец улучила свободную минуту – хотя бы чтоб попрощаться и проводить его.
– О чём вы так напряжённо размышляли над пустой тарелкой? Думаете, что той «вдовой» может быть Фрэнсис Марсден? – вырвалось у меня.
Что ж, тревожные мысли терзали не только его.
Детектив мрачно кивнул:
– Я в этом почти уверен. И… и, знаете, Виржиния, я в тупике, – неожиданно признался он. – Как теперь поступить? Ждать следующего покушения, уже настоящего, и собирать улики, надеясь, что никто не успеет серьёзно пострадать? Ведь не арестовывать же Марсден заранее, на самом деле… Будто она добровольно отправится за решётку. Она ведь не Лотта, – поморщился он. И вдруг остановился. – Есть, правда, одно вполне очевидное решение… Что, если для начала встретиться с ней и поговорить? К тому же вы ведь позаботитесь о Мадлен, если что…
Последняя фраза была сказана словно бы в шутку, но меня точно молния поразила. На мгновение всё тело онемело – а потом я ощутила такую ярость, что кровь бросилась в лицо.
«Что он сейчас посмел сболтнуть?»
– Только попробуйте, – очень тихо произнесла я, ухватив его за локоть. – Только попробуйте рискнуть собой, Эллис, и бросить тут Мэдди одну. Клянусь, я разыщу вас на том свете и… и…
В горле у меня резко пересохло, и фразу я договорить не смогла.
Но детективу, кажется, хватило и этого.
– Да уж, так подвести вас было бы крайне неосмотрительно с моей стороны, – усмехнулся он. – Не беспокойтесь, Виржиния, я постараюсь не допустить печального исхода – ни для тех, кто мне дорог, ни для себя самого.
– Потрудитесь сдержать своё обещание, – непререкаемым тоном ответила я.
Однако до самого вечера тревога не отпускала меня. Возможно, из-за поездки на кладбище – надгробия и могилы производят гнетущее впечатление на всех, не только на впечатлительных девиц. Кроме, пожалуй, Дженнет Блэк… А, возможно, потому, что сегодня наконец нам удалось ясно увидеть – в переносном смысле – лицо нашего врага.
И он оказался поистине устрашающим.
***
…Чего-чего, а планов у нас хватало – и тех, что касались Фрэнсис Марсден и всевозможных способов её обуздать, и тех, что относились к Валху и его тайне… Моё расписание было чрезвычайно плотным, в записной книжке не оставалось места даже на полях. Однако вскоре судьба сделала свой ход – и перекроила все замыслы одним небрежным росчерком.
Вечером, после возвращения из кофейни, Юджиния, ужасно смущаясь, принесла в кабинет несколько писем и призналась, что нашла их среди старых газет. Я вспомнила расхожую поговорку о том, что беды часто пробираются в дом через бумагу, и спросила, похолодев:
– Насколько старых?
– С прошлой недели… Это очень плохо, леди Виржиния? – спросила она совершенно несчастным голосом, словно теперь за провинность её должны были уволить, выплатив жалование мокрыми, а значит испорченными деньгами – именно так, кстати, поступил не так давно один эсквайр, тронувшийся рассудком после переезда из столицы в далёкую провинцию.
– Отнюдь. Не думаю, что там что-то важное, – пожала я плечами, успокаивая её. – Но раз уж они нашлись, думаю, стоит взглянуть.
Приблизительно так и оказалось. Из семи посланий пять оказались совершенно бесполезными: три – от поклонников, пожелавших остаться неизвестными, одно – приглашение на званый ужин от очень дальней родственницы по линии Эверсанов, на которое вполне могла ответить отказом и Юджиния с её аккуратным почерком, и ещё одно – предложение наладить поставки кофе из Колони от одного энергичного дельца, прослывшего не то мошенником, не то просто трепачом. Сложенный вчетверо листок бумаги в неприглядном, явно уже использованном ранее конверте оказался запиской от мистера Спенсера, который извинялся за задержку с ответом и сообщал, что готов прибыть в особняк и ответить на мои вопросы в любое время после третьего июля.