Пыли на них не было; сероватый оттенок появился потому, что выцвела ткань.
– Будьте осторожны, – попросил дядя Рэйвен, не скрывая усталость, и отвернулся от полок, потирая переносицу. – Не принимайте поспешных решений. Не поддавайтесь на шантаж и провокации. Тогда вы будете в относительной безопасности… Впрочем, правила вы знаете и так.
Я согласилась.
Беда в том, что мы прекрасно понимали: даже самые разумные правила нельзя соблюдать всегда; жизнь неизменно вносит свои коррективы.
И – умеет удивлять.
***
Очередной удивительный поворот застиг меня врасплох, а причиной послужило не что иное, как беседа с мистером Спенсером. Накануне мы не смогли поговорить из-за переполоха, вызванного появлением супругов Перро, потому встречу перенесли на утро следующего дня. После завтрака в особняке стало очень тихо: Паола – под надёжной опекой Клэра и его устрашающего камердинера – вывела мальчиков прогуляться до никконского сада; там они собирались провести время до обеда за играми и познавательными беседами о восточном искусстве. Элейн и Клод крепко спали – без всяких, надо заметить, успокоительных настоек. Я успела просмотреть небольшую стопку писем и даже набросать несколько ответов, когда мистер Чемберс сообщил, что управляющий прибыл и ожидает меня в голубой гостиной.
– Пусть Мэдди сделает нам кофе по новейшему рецепту, – распорядилась я, поднимаясь из-за стола. – Мы, кажется, захватили немного жасмина из «Старого гнезда», любопытно, как мистер Спенсер с его консервативными вкусами оценит этот напиток… После того как подадут кофе, никто не должен нас беспокоить, если только у миссис или мистера Перро не возникнет срочный вопрос.
Дворецкий ответил, что все мои указания будут в точности выполнены, но вид имел при этом весьма напряжённый, и неудивительно: управляющему он приходился родным племянником и в особняк на Спэрроу-плейс попал по его рекомендации, а потому при каждом его визите – особенно неожиданном – чувствовал себя, как провинциальный чиновник при визите инспектора из столицы.
Напрасное беспокойство: мистер Спенсер своим протеже очень гордился и не упускал возможности это продемонстрировать.
– Вижу, молодой Говард Чемберс вполне освоился с обязанностями, – заметил он после обмена приветствиями. Называя дворецкого «молодым», он, вероятно, вспоминал супруга старшей сестры, ныне, увы, уже покойного, которого тоже звали Говардом Чемберсом.
– Вполне, и уже довольно давно, – кивнула я, немного подражая манерам леди Милдред. – Впрочем, разве можно было ожидать иного? Ведь я приняла его на службу по вашей рекомендации.
Управляющий заулыбался, и не думая скрывать довольство:
– Рад, весьма рад столь высокой оценке. И позвольте сразу же отчитаться о ходе ремонтных работ в замке...
По его словам выходило, что уже совсем скоро фамильное гнездо Валтеров готово будет гостеприимно распахнуть двери; внутреннюю отделку уже практически завершили, оставалось немного навести лоск и решить вопрос с мебелью, портьерами и иными предметами интерьера. Конечно, часть картин или, к примеру, никконских ваз мы планировали забрать из особняка, ещё часть – из загородного поместья или, скажем, из хранилища в банке... Но мебель, разумеется, собирались изготовить на заказ. Управляющий представил мне на рассмотрение несколько эскизов, из которых требовалось отобрать лучшие. Я пообещала это сделать в ближайшее время, а затем перешла наконец к делу, ради которого вообще устроила встречу.
– Мистер Спенсер… Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но всё же очень прошу ответить на него со всей серьёзностью. Скажите, у моей матери… Точнее, в том особняке, где случился пожар, у моих родителей была служанка, не похожая на служанку? Возможно, женщина, близкая моей матери, или та, что пользовалась её особым доверием или расположением?
Седые брови у мистера Спенсера выгнулись – он не сумел скрыть удивление. Однако затем и впрямь задумался. В какое-то мгновение озадаченность сменилась вдруг пониманием: зрачки у него расширились, он схватился за чашку, затем отставил её, пальцами пробарабанил по столу…
«Неужели вспомнил? – пронеслось у меня в голове. – Вспомнил, но не хочет говорить?»
Наконец, спустя почти четыре минуты, мистер Спенсер кивнул сам себе и осторожно начал:
– Не уверен, что правильно вас понял, однако ваше описание заставило меня подумать об одной особе… Признаю откровенно: хотя приняла меня на службу сама леди Милдред, и делами семьи Эверсан-Валтер я занимаюсь уже без малого тридцать лет, милорд – я имею в виду вашего уважаемого отца – не доверял мне заботу о своём особняке и о хозяйственных хлопотах, касающихся его. Полагаю, это было обусловлено, гхм… – он запнулся, явно с трудом подбирая слова – удивительный случай для человека, всегда и всюду сохранявшего присутствие духа и полное спокойствие.
– Из-за того, что мой отец в то время возглавлял Особую службу? – прямо спросила я, и мистер Спенсер закивал с явным облегчением:
– Да, да, хотя распространяться о подобном не принято. Прислугу ваш отец нанимал исключительно сам… – «…и, возможно, его дворецкий был не просто дворецким», – осталось не высказанным, но буквально витало в воздухе. Мистер Спенсер выдержал паузу, затем продолжил: – Однако я имел некоторое представление о том, что происходило в особняке. Прислуги было немного, а под ваше описание подходила лишь одна женщина. Её называли личной горничной леди Эверсан-Валтер, вашей матери, однако обычной работой она почти не занималась и большую часть времени проводила за вышивкой и вязанием альбийских кружев; я знал об этом потому, что леди Милдред иногда поручала мне заняться продажей рукоделия этой женщины. Надо заметить, кружева у неё получались необыкновенные; несомненно, она имела большой талант. Говорили даже, что накидку для свадебного наряда леди Эверсан-Валтер сделала эта женщина… А звали её Элизабет Тиллер. И… прощу прощения, миледи, но больше ничего о ней я не знаю.
Раз мистер Спенсер так говорил, у меня не было ни малейшей причины сомневаться в его словах. Мы побеседовали ещё немного, но он действительно не сумел припомнить никаких важных деталей. Худощавая женщина, чуть старше моей матери; тихая, вздрагивающая от громких звуков; затворница по характеру; вероятно, вдова, потому что леди Милдред особо запретила интересоваться мужем этой особы «дабы не усугублять её горе»; талантливая кружевница… Моя мать обращалась с ней весьма тепло, звала её «Элси» и иногда брала с собой на прогулку в экипаже или в загородное поместье, но большую часть времени женщина по имени Элизабет Тиллер проводила в мансарде под крышей особняка, сторонясь других слуг, особенно мужчин.
– Я поищу старые учётные книги, – пообещал мне мистер Спенсер на прощание. – Возможно, удастся что-либо отыскать… Но я не могу сказать даже, была ли эта женщина в особняке в ту трагическую ночь, осталась ли она в живых или погибла. Пожар был слишком сильный, здание обрушилось, и…
Стало зябко.
– Можете не продолжать, – оборвала я его. Похоронами тогда занималась леди Милдред, но даже так до меня доходили слухи о том, что останки дворецкого и главной горничной так не удалось найти и опознать. А это были люди семейные, которых искали… Что уж говорить об одинокой вдове-затворнице? – Благодарю вас, мистер Спенсер, за то, что любезно откликнулись на мою необычную просьбу.
Он поднял на меня взгляд, отвечая невпопад и задумчиво:
– Иногда вы очень похожи на леди Милдред, и мне кажется даже, что я говорю с нею. Ведь она тоже иногда порою задавала вопросы, которые… Прошу прощения за дерзкое замечание, – добавил он быстро, точно опомнившись.
– Напротив, подобные сравнения мне очень льстят, – в тон ему произнесла я.
Мы обменялись положенными по случаю любезностями – и распрощались.
Оставшись в одиночестве, я прикрыла глаза, воскрешая в памяти образ из сна. Шаль, точно парящая в воздухе, изящная рука… Кем была она, Элизабет Тиллер, Элси? Действительно ли подругой моей матери? От кого пряталась? И, в конце концов, как она связана со смертью моих родителей?
Ответы ещё предстояло отыскать; я почти не сомневалась, что сумею сделать это… не была уверена, что готова их принять.
По счастью, сама судьба не позволила мне погрузиться в тягостные пучины раздумий. Вскоре из спальни спустилась Элейн, уже полностью одетая, и спросила, может ли она составить нам с Мадлен компанию по пути в кофейню. Изрядно удивившись подобной просьбе, я осторожно поинтересовалась, не посчитает ли маркиз Рокпорт такое поведение неосторожным, учитывая, как преследовали супругов Перро после их бегства из Алмании.
– Напротив! – улыбнулась она искренне. – Именно маркиз порекомендовал нам с Клодом вести светскую жизнь, как и в прошлый наш визит в Бромли. Что же до наших недругов, то, по его словам, теперь это забота Аксонии.
«И его личная головная боль», – добавила я про себя, а вслух сказала:
– Что ж, весьма рада! Надеюсь, вы не откажетесь позавтракать в «Старом гнезде»? У нас появился замечательный повар-кондитер, марсовиец…
Клод был слишком истощён переживаниями, поэтому пока ещё спал, так что в кофейню поехала только Элейн. Без сомнений, она волновалась, хотя и пыталась скрывать это. Но чудовищную тревогу, снедавшую её, выдавала и бледность, и судорожно стиснутые на ридикюле пальцы; всё-таки одно-единственное обещание защиты, пусть и от очень влиятельного человека, не могло бесследно стереть беспокойство, которое копилось до того месяцами. Лишь в «Старом гнезде» она с облегчением вздохнула – за четырьмя стенами, рядом с людьми, знакомыми по прошлому визиту и всецело её поддерживающими.
К счастью, гостей нынче было немного, и я могла уделить Элейн то внимание, в котором она нуждалась; а когда я отходила, чтобы поприветствовать новых посетителей, то за ней присматривали миссис Скаровски, миссис Прюн, Луи ла Рон – и, разумеется, Рене Мирей, обрадованный появлением соотечественницы и возможностью перемолвиться с нею словечком-другим на марсо.