– Да, – кивнул он, всё так же глядя в сторону.
Погасла ещё одна свеча; из окна пахнуло сырой свежестью, как перед дождём.
– Ты на меня не смотришь.
– Прости, – ответил Лайзо невпопад, и тут меня осенило, а все несуразности сложились в цельную, непротиворечивую картину.
– Ты меня поцеловал. Пока я спала. Верно? – спросила я быстро, чувствуя, как щёки заливает краска. – Угадала?
Уже по болезненно напряжённой линии плеч был ясен ответ. Лайзо вдохнул, точно набирая воздуха перед тем, как нырнуть:
– Виржиния, я…
– Повернись ко мне. Немедленно.
…не знаю, чего он ожидал, но точно не того, что я придвинусь к нему – прикоснусь к его губам невесомым поцелуем.
Признаться, я сама от себя этого не ожидала.
Глаза у него потемнели; скулы окрасил румянец, заметный даже в полумраке… Не знаю, что могло бы случиться в следующую секунду, но тут снаружи, за окном, пронзительно взвизгнула бродячая кошка, потом раздался лай – и почти сразу ругань. Меня буквально подбросило на постели. Я вскочила на ноги, босиком, без комнатных туфель, пересекла спальню и остановилась у стола, с трудом борясь с искушением сделать какую-нибудь глупость – погасить прямо пальцем свечу, распахнуть ставни настежь… или обернуться к Лайзо и увидеть выражение его лица.
– Спасибо тебе за всё, – тихо произнесла я, прижимая ладонь то к щеке, то к шее в тщетной попытке охладить поднимающийся из груди жар. – Уже поздно. Давай продолжим разговор завтра.
Он ничего не ответил, но вскоре щёлкнул замок в двери.
Я осталась в комнате одна.
Спать совершенно не хотелось.
***
Глаз не удалось сомкнуть до самого утра. Лишь незадолго до завтрака, когда дом уже наполнился шумом, из кухни стали доноситься пленительные ароматы – точь-в-точь как во сне о моих родителях – я задремала. Но вскоре в двери несмело постучалась Юджиния – и день пошёл своим чередом… Разве что из-за усталости навалилась слабость, и не хотелось даже заговаривать лишний раз, и уж тем более что-то делать. Мысли мои возвращались то к тайне Валха, то к поцелую с Лайзо – попеременно, как в дурной пьесе, но сосредоточиться толком ни на чём не получалось.
Утренняя трапеза проходила в молчании, за исключением одного эпизода.
– Как странно, – сказала Паола, когда подали кофе. – Отчего-то нет утренних газет.
– Вечерних тоже не было, – ответил Клэр рассеянно, без обычных гримас, колкостей и сарказма.
– Может, позже будут…
Они переглянулись и помрачнели, явно зная больше, чем могли рассказать – каждый по своим причинам.
День промелькнул в одно мгновение. Утром – суета в кофейне и многозначительные намёки на скорую свадьбу Мэдди; вечером – отъезд четы Перро в дом, арендованный для них Особой службой, не иначе. Элейн, впрочем, обещала навещать нас как можно чаще – мы привыкли друг к другу, да и дети полюбили её рассказы о дальних странах.
Словом, размышлять было толком и некогда.
«Надо же, – подумала я, уже отходя ко сну. – Мы так и не поговорили».
Лайзо и впрямь даже словом со мной не перемолвился за целый день, но утром, стоило обосноваться в кабинете, зашёл первым, даже раньше Юджи.
«Сперва надо проявить строгость, – пронеслось в голове. – Но затем я непременно скажу, что не сержусь на него. В конце концов, дамы из романов постоянно дарят поцелуи направо и налево, но всё-таки сохраняют честь».
Неудивительно, что с таким настроем я не сразу осознала, что за бумагу протягивает мне Лайзо.
– Что это? – сорвалось с губ. Буквы были знакомые, но ни во что осмысленное они не складывались. – Не могу понять…
– Это письмо, – тихо сказал Лайзо. – В котором я сообщаю, что оставляю службу в особняке и уезжаю из Бромли. Я хотел предупредить раньше… Прости.
В груди стало холодно. Я с трудом сглотнула; казалось, что в горле что-то застряло и давит.
В этом «прости» не было ни капли вины.
– И что ты собираешься делать?
Я наконец осмелилась поднять взгляд.
Лайзо точно окружал свет, невидимый обычному глазу; так всегда выглядят люди, которые ясно знают, что им предстоит, и не страшатся того, что нужно преодолеть на пути к цели.
– Отправлюсь туда, где пригодятся мои таланты, – улыбнулся он, смягчая свои слова. – Обещаю, что когда снова переступлю порог этого дома, тебе не стыдно будет ни встать подле меня, ни выслушать то, что я захочу сказать.
– Мне и сейчас не стыдно.
– Слуга не ровня графине, – ответил он чуть резче, чем следовало. – Я должен стать кем-то больше… кем-то лучше.
– Тогда иди, – сказала я, ощущая, как смертельный холод от сердца распространяется по всему телу, обращая меня в подобие хрустальной статуэтки. – Но если только ты нарушишь слово и не вернёшься, то, клянусь, я…
– …Найдёшь меня и на том свете, – улыбнулся Лайзо снова. – Эллис жаловался уже, как ты его запугала. Но я вернусь. И спасибо.
Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Самое сложное было не рассыпаться в тот же миг на осколки.
…даже удивительно, но я справилась.
Позавтракала, сохраняя спокойствие; хладнокровно попросила Клэра найти мне кэб – учитывая многочисленные отлучки Лайзо в последнее время, это никого не удивило. С некоторым трудом добралась до «Старого гнезда»; перемолвилась парой слов с Мэдди и с Георгом, попробовала новый десерт Мирея, почти не ощутив вкуса… В кофейне только и разговоров было, что об отсутствии газет вот уже второй день.
Вскоре мне пришлось уйти из зала: Мэдди шёпотом сообщила, что приехал маркиз Рокпорт и ждёт меня в тёмной комнате.
Выглядел он весьма усталым.
– Драгоценная невеста, – произнёс он после всех необходимых приветствий, и от этого обращения лёд, сковывающий меня, словно дал трещину. – Думаю, к вечеру новости уже разлетятся по столице, и уже нет смысла ничего скрывать, но всё же я хотел бы сказать вам чуть раньше. Два дня назад армия Алмании перешла границу с Марсовийской Республикой, с которой нас связывает союзнический договор. Думаю, мне не надо объяснять, что это означает.
– Будет война?
«Вот куда отправился Лайзо, – отрешённо подумала я. – И вот почему он столько времени проводил с Клодом Перро… Похоже, в армии сейчас есть и самолёты, а значит, что без толковых механиков и лётчиков не обойтись».
– Она уже идёт, – ответил дядя Рэйвен негромко. – Бромли, полагаю, в безопасности, но жизнь так или иначе изменится, и это затронет всех.
Сердце защемило.
– Понимаю. И благодарю за предупреждение, – нашла я в себе силы кивнуть. – Хорошо, что вы зашли сегодня, потому что я тоже должна сказать вам нечто очень важное… Я разрываю помолвку.
Зрачки у него расширились, и он приподнялся в кресле.
– Виржиния, вы…
– Это обдуманное решение, – тихо перебила я его. – Вы навсегда останетесь для меня особенным и безмерно дорогим человеком, но помолвку я разрываю, потому что люблю другого. Да, сейчас я не могу быть рядом с ним… Но ведь вы как никто иной знаете, что значит всецело отдать кому-то своё сердце. Вы ведь понимаете меня?
Дядя Рэйвен ответил не сразу. Он снял очки, протёр цветные стёкла платком…
И сказал:
– Да. Я знаю. Но пропасть, которая лежит перед вами, куда меньше той, что была передо мной. Вы сможете её преодолеть.
– Спасибо, – кивнула я – и с негнущейся спиной вышла из комнаты. Затем, наверное, сообщила Георгу, что несколько дней меня не будет…
Как я добралась до особняка, в памяти не отложилось.
Кажется, к ужину я не спустилась.
Кажется, я проплакала почти всю ночь.
***
У меня столько сил ушло на то, чтобы ни о чём не думать в первые часы, что потом я словно бы заново училась размышлять.
О Лайзо; о собственных чувствах; о том, как переменится мир вскоре; о неизбежных тяготах, которые только предстоят; о новом меню в кофейне; о скорой свадьбе Эллиса и Мадлен; о печалях и о радостях, о важном и неважном…
И о Валхе, конечно, тоже.
Завтрак мне приносили прямо в спальню, и туда же доставляли газеты, которые всё-таки появились ближе к вечеру. Первые дни о разрыве нашей с маркизом помолвке говорили больше, чем об алманских войсках и о стычках на границе Марсовии, которые становились всё ожесточённее. Бромли действительно находился слишком далеко от горя и выстрелов; жители столицы пока и не поняли толком, что изменилось. Но со временем военных сводок становилось больше, а колонка светских сплетен оскудевала.
Так прошла почти неделя.
В особняк на Спэрроу-плейс постоянно заглядывали гости. Мадлен; супруги Перро; Эбигейл вместе с сыновьями; Глэдис с мужем; даже Эмбер, которая приехала в столицу только ради того, чтобы встретиться со мной… Но я пока никого не хотела видеть. В бабушкиных дневниках, где раньше оставалось столько пустых страниц, появились новые записи, сделанные моей рукой.
О снах; о том, что было; о том, что ещё предстояло сделать.
Особенно настойчивым в своих попытках вытащить меня из спальни оказался, как ни странно, Клэр. Наконец ему настолько надоело моё затворничество, что взял у садовника инструменты и попросту высадил дверь.
Маленький, грозный и очень обеспокоенный, он стоял на пороге и смотрел, как я листаю тетрадь, изучая записи последних дней. Воротник рубашки сбился на бок; от чрезмерных усилий на висках выступила испарина.
– Повод, конечно, заслуживает уважения и сочувствия, – вкрадчиво произнёс Клэр, на ходу оправляя одежду и приглаживая встрёпанные волосы. – Но неужели вы собираетесь провести взаперти всю оставшуюся жизнь?
– О, нет, конечно, – отозвалась я растерянно. – Мне просто нужна была передышка, чтобы подготовиться.
Клэр преодолел последние метры, разделявшие нас, и остановился буквально в полушаге, полыхая праведным гневом и искренним волнением.
– Подготовиться к чему?
Таким тоном, право, можно было убивать; мне это, впрочем, вполне подходило.
– К сражению с человеком, который убил моих родителей и преследовал леди Милдред всю её жизнь. Он коварен, безжалостен, а ещё наполовину мёртв. Дядя, вы мне поможете?