– Напасть и здесь могут, – пожал плечами детектив и вдруг заинтересовался: – Виржиния, а нет ли у вас воды в седельных сумках?
– Была, кажется, одна фляга – Мэдди приготовила. Только там не простая вода, а холодный чай. Говорят, что он лучше утоляет жажду. Только если хотите пить, я лучше сама открою флягу – крышка там с секретом.
Эллис раздосадованно мотнул головой:
– Спасибо, не трудитесь. Лучше б это вода была. Я хотел немного… э-э, освежиться. Настойки вашей Черити действительно выше всяких похвал, – заключил он едва слышно, и я рассмеялась против воли.
Только вот смех это был нервный.
На открытом пространстве, под яркими лучами солнца тревоги мои несколько улеглись, а Эллиса, к сожалению, настигла мигрень – и, как следствие, мрачная подозрительность. Он шагал рядом со мною, пиная мелкие камешки на дороге, и рассуждал вслух.
– Итак, что мы имеем? Ремень, испорченный аккуратно, но явно в спешке – один надрез в таком месте, что можно легко обнаружить повреждение, приглядевшись. Вряд ли злоумышленник действовал во время нашей остановки, он просто не мог предугадать такой ход, а хвоста за нами не было – значит, и версию со спонтанным решением отметаем. Уверен, что лошадей сейчас не человек испугал, а пробегающая мимо лиса. Подпругу же подрезали, скорее всего, или у Пауэллов, или даже раньше, в вашем поместье. Кто там, кстати, занимается лошадьми?
– Томми. Тот мальчик, который нашел труп Бесси Доусон.
– Хорошенькое совпадение, – то ли в шутку, то ли всерьёз покивал Эллис. – Жаль, что мотива у мальчика нет. Разве что этот Томми помогает кому-нибудь… Неважно. Значит, останавливаемся на двух уже упомянутых версиях. Но я лично склоняюсь к первой – подпругу испортили у Пауэллов. Почему не у вас и не в дороге? Ну, у вас конюшни располагаются недалеко от гаража. Насколько я знаю Лайзо, он любит подремать на свежем воздухе. А между конюшней и гаражом растет такой замечательный старый дуб с толстыми ветвями… Спит Лайзо чутко, провернуть что-то у него под носом – это нужно гением быть.
– А почему вы считаете, что ремень не могли подрезать в дороге? – невежливо перебила я Эллиса, чтобы остановить поток разглагольствований о Лайзо.
– Я уже говорил, Виржиния. Это было бы слишком сложно. Местность почти все время открытая. Чтобы попасть в эту рощицу, пришлось свернуть с дороги. Шпион не мог такого предусмотреть. Значит, он просто знал, куда мы направляемся… О! – Эллис прищелкнул пальцами, и его лошадь беспокойно дернула ухом. – Наверняка слежка ведётся не первый день, но сегодняшнее покушение – импровизация. Некто, скажем, решил разведать, зачем мы приехали к Пауэллам. Слуг они не держат, подслушать в таких условиях – легче легкого. Вот мы оставляем лошадей без присмотра, и у преступника появляется соблазн решить все проблемы одним махом… – Детектив задумался и сделал парадоксальный вывод: – Знаете, Виржиния, а ведь преступник, скорей всего, не один. Их по меньшей мере двое.
– Да? – я даже остановилась от растерянности и повернулась к нему. Низкое солнце теперь било прямо в глаза. – И что же натолкнуло вас на такой вывод?
– Разный характер преступлений, – задумчиво протянул Эллис и коснулся моей руки. – Не задерживайтесь, Виржиния. Вечер уже, а пока не известно, когда мы доберемся до поместья. С такой-то скоростью – пожалуй, что к ночи. Что же до версии… Понимаете, убийца действовал обдуманно, хладнокровно. Он, похоже, умеет ждать и прятать концы в воду. Семь трупов за два года – и это только те, о ком известно! И никто даже не забеспокоился, пока случайно не нашли Бесси. Думаю, что в том овраге её приткнули временно. Потом наверняка собирались или закопать понадежнее, или упрятать в реку. А тот, кто покушался на меня… Он поддался порыву. Поступил необдуманно, полагаясь на удачу. Смотрите – мы идем добрых полчаса, а лошади спокойны – значит, не отравлены. Хвоста тоже нет. Выходит, злоумышленник просто сделал пакость, не надеясь на серьезный результат. Как слуга, который плюет в тарелку оскорбившей его хозяйке.
Я поморщилась.
– Ну и сравнения у вас, Эллис.
– Уж какие есть, – криво улыбнулся он.
Через некоторое время мы убедились, что лошади здоровы, и сняли испорченное седло. После этого Эллис долго не мог взобраться на лошадь – пришлось снова сворачивать к небольшой рощице и там подсаживаться с дерева. «А Лайзо без всякой сбруи ездит. И на лошадь одним прыжком взлетает. Ловкий, как акробат! – с едкой завистью бормотал детектив. – И чтоб хоть одна лошадь его сбросила… Да ни разу такого не было! Гипси, словом, у него это уменье в крови…»
При этом Эллис так поглядывал на меня, что если б я не знала его чуть лучше, то решила бы – он нарочно расхваливает при мне Лайзо. «Сватает», как выражалась в таких случаях Черити.
Но Эллис, конечно, никогда бы не совершил такую глупость.
Допрос Томми ничего не дал. Разумеется, мальчик не знал, кто надрезал подпругу, он трясся, как в лихорадке, и клялся, что перед отъездом седло было в порядке. Томас Эндрюс-старший тоже ужасно перепугался за сына и, едва ли не на коленях ползая, извинялся:
– Леди Виржиния, леди Виржиния, я ж за него ручаюсь! Он да ни в жисть никого не обидит! А уж гостя-то вашего – тем более! Кто ж нам тогда убивца Бессиного найдёт?
Я поверила Эндрюсам безоговорочно. Эллис посомневался, но, кажется, больше для проформы, и смилостивился. А потом – это я видела точно – отправился к гаражам и о чем-то долго беседовал с Лайзо. Вернулся детектив с новостями, которые меня совсем не обрадовали.
– Когда мы там навещаем вдову О’Бёрн? Послезавтра? Поедем на автомобиле, Виржиния. Не хочу больше связываться с лошадьми. Живые существа ужасно ненадежны. Механизмы куда лучше!
Когда Эллис говорит таким тоном, спорить с ним было невозможно. Возражения попросту не принимались. Поэтому я, скрепя сердце, согласилась.
Особняк Флор назывался так неспроста. При старой хозяйке он утопал в цветах. Тюльпаны, нарциссы, примулы, ноготки, лилии, маки, душистый горошек, львиный зев, астры, хризантемы и, конечно, розы сменяли друг друга с самой ранней весны до поздней осени. Вдоль аллеи росли кусты жасмина и сирени, а сам дом сверху донизу увивал девичий виноград, пряча почерневшие от времени стены за изящными темно-зелёными звёздами листьев.
Урсула О’Бёрн, как поведала мне Черити, поддерживала дивный сад в первозданном виде. Для этого она наняла шестерых мастеров… но не садовников, а садовниц, которые носили мужские костюмы и почему-то звали миссис О’Бёрн исключительно «прекрасной госпожой» и «высокородной леди». Лично мне уже это внушило неприязнь к молодой вдове – она ещё бы «святейшеством» или «превосходительством» приказала себя величать! Но добродушная Черити только улыбалась и говорила: «Всяк может чудить, как ему вздумается, коли от этого вреда никакого. Верно?»
– Почему мы так медленно едем? – не выдержала я наконец. Особняк Флор был виден уже добрых полчаса, но, кажется, не особенно приблизился за это время.
– Потому что дорога здесь отвратительная, леди, – невозмутимо ответил Лайзо, не отвлекаясь от дороги. Эллис, пользуясь случаем, дремал, сдвинув кепи на лицо. – Поедем быстрее – разобьём автомобиль.
– Нужно было взять лошадей.
– Разумеется, леди, вы абсолютно правы.
– К сожалению, с Эллисом иногда невозможно спорить. Можно подумать, что это его лошади и его автомобиль.
– И снова вы правы, леди.
– Эллис невыносим, – повысила я голос, искоса глядя на детектива. Тот шевельнулся во сне, но тут же замер.
– Конечно, леди, я полностью согласен с вами. Он невыносим.
– Что? – Эллис бросил изображать спящего и выпрямился, гневно сверкая глазами. – Лайзо, предатель. Уж я тебе это припомню. Ладно, Виржиния – чего взять с женщины, но ты-то?
– А я не настолько самонадеян, чтобы спорить с леди. – Лайзо, кажется, улыбнулся.
Эллис засмеялся.
Почему-то я почувствовала себя донельзя глупо. К счастью, мы наконец выехали на нормальную дорогу, и автомобиль прибавил в скорости. Из-за тряски разговаривать стало невозможно, и до того момента, как Лайзо остановился у крыльца особняка, никто слова ни вымолвил. А потом глупые междоусобные споры и вовсе вылетели из головы.
Дворецким у миссис О’Бёрн тоже оказалась женщина – уже преклонных лет, длинноносая и с виду страшно сварливая. И, разумеется, в мужском костюме, как и садовницы. Это произвело бы на меня впечатление, если бы несколькими днями ранее я не побывала в поместье Шилдса. Вот у кого были странные слуги! А теперь, на их фоне, сухопарая особа в чёрном показалась лишь капельку эксцентричной.
– Я доложу прекрасной госпоже о вашем прибытии, – вежливо поклонилась она мне. – Прошу вас подождать пока в этой комнате, миледи. И ваших спутников, разумеется, тоже, – Эллис с Лайзо удостоились всего лишь кивков в знак внимания.
– Похоже, мужчин здесь не очень-то привечают, – громким шепотом обратился Эллис к Лайзо. Я остро пожалела, что не взяла с собою Мэдди или Эвани – для приличия. Впрочем, Эллиса уже вся округа знала как «друга семьи, спасителя леди Виржинии» – он вполне мог сойти за дуэнью или на крайний случай за дядюшку-опекуна. – Все эти чудные дамы в чудных нарядах…
Лайзо беззвучно усмехнулся и сказал что-то Эллису, но я не разобрала ни слова. Эллис выгнул удивлённо брови и протянул руку Лайзо. Тот пожал её, будто скрепляя пари, и быстро отступил в сторону, приняв скучающий вид. В то же мгновение двери отворились, и на пороге появилась хозяйка.
– Леди Виржиния? – произнесла она звонким, хорошо поставленным голосом, в котором сквозили интонации провинциальной актрисы, навеки застрявшей в трагическом амплуа.
– Миссис О’Бёрн, я полагаю? – ответила я в тон и любезно улыбнулась. Эта вдова оказалась слишком уж молодой. И красивой.
Редко кому идут старомодные траурные платья со шлейфом. Но Урсула, с её иссиня-черными волосами, в которых блестели серебряные гребни, с восково-бледной кожей и глазами цвета спелого ореха смотрелась в таком наряде на удивление эффектно.