– К слову, а вам, леди, не нужна служанка? Я знаю хорошую девушку из очень, очень строгого семейства, которой просто необходимо вырваться на волю!
– Служанка? – нахмурилась я. – Нет, миссис Стрикленд справляется со своими обязанностями. Даже теперь, когда Элизабет Доусон больше нет с нами.
Вдова страшно побледнела.
– Малютки Бесси? Что вы имеете в виду? Она же только недавно приходила ко мне… Правда, всю последнюю неделю я болела, почти с тех самых пор, как Бесси была у меня… Мои мигрени и… Что с Бесси?
Я хотела ответить, но Эллис меня опередил.
– А вы не знали? – произнёс он жутковатым, гортанным голосом, от которого по спине словно прокатилась волна холода. – Бесси Доусон убили. Убили с нечеловеческой жестокостью. Вскоре после того, как она побывала у вас.
Урсула О’Бёрн отшатнулась, насколько позволял стул, и прерывисто вдохнула. Снова и снова, с каждым выдохом становясь все белее.
– Миссис О'Бёрн? – встревожено приподнялась я. Но она только сказала еле слышно:
– Ещё одна… – и, будто кукла на шарнирах, повалилась на пол.
От опрокинутой чашки стремительно расплывалось на скатерти уродливое коричневое пятно.
Подскочили служанки – сначала Маргарет, потом Жанетта, изображавшая дворецкого. Начался настоящий бедлам – все бегали, всплёскивали руками, охали и ахали. Когда миссис О’Бёрн общими усилиями – по правде сказать, больше усилиями Эллиса, чем всех остальных вместе взятых – привели в чувство, она не пожелала ни с кем говорить, сослалась на дурноту и поднялась в верхние комнаты. Только произнесла напоследок:
– Я очень, очень сочувствую вам, леди Виржиния… Берегите себя.
Детектив отнесся к обмороку вдовы с удивительным равнодушием. Только вдали от особняка Флор он попросил Лайзо остановиться в чистом поле ненадолго и вытянулся на сиденье автомобиля, глядя в чистое небо.
– Интересная женщина, эта Урсула О’Бёрн… Да, – Эллис скосил на меня глаза. – Очень. И не смотрите так на меня, Виржиния. Хотел бы я знать, что могло напугать столь расчётливую особу.
– Расчётливый – не значит храбрый, – принципиально поправила я его. – А почему вы считаете, что Урсула О’Бёрн не могла просто испугаться известий о смерти своей подруги? Я так понимаю, Бесси Доусон часто навещала её.
Эллис только рассмеялся, и мне ответил вместо него Лайзо:
– Вы, леди, не сердитесь только, но в таких-то, как эта Урсула, я понимаю побольше всех вас. – Он обернулся и облокотился на спинку своего кресла, подперев подбородок кулаком. Зелёные глаза были насмешливо сощурены. – Я на них насмотрелся уже. Девица, которая по велению ума выходит замуж за старика, а потом сводит его в могилу, да так, чтоб детей не прижить… Нет, такая падать в обморок почём зря не будет. Эллис вот говорит, что она по-настоящему напугалась, и я ему верю, – Лайзо обменялся взглядами с детективом. – Думается мне, наша красавица знает что-то, но сказать боится. И не скажет, хоть режь её, – заключил он. – Таких и пытать-то бесполезно. Дурочку сыграет, в слезах растечётся, но ни слова правды из неё не вытянешь.
Не знаю, что меня больше покоробило – «наша красавица», произнесенное медовым голосом, или небрежное упоминание пыток. Видимо, тёмных пятен в биографии моего водителя было куда больше, чем я себе представляла.
– Да, допрос тут не поможет. Нужно, чтобы она сама захотела рассказать! – азартно откликнулся Эллис, не замечая моего состояния. – И, кажется, я знаю, как это сделать. Лайзо, сможешь произвести на неё… необходимое впечатление?
Последние слова прозвучали как-то непристойно. Лайзо только усмехнулся и будто в задумчивости провел пальцем по смуглой коже – от виска к уголку рта.
– Смогу, отчего нет. Тут ума особого не нужно, чтоб понять – я ей приглянулся. Поверит мне, разомлеет – и сама захочет выговориться. Тайна – что ноша, низко к земле пригибает. А девицы не хотят к земле гнуться, им бы в небе летать, – серьёзно, без единой шутливой нотки заверил нас Лайзо и вдруг подмигнул.
Меня чуть не подбросило на сиденье. Щеки, кажется, горели, как маков цвет.
– Что вы имеете в виду? Мистер Маноле, ведите себя подобающе – прекратите это представление! И говорите… нормально, без прибауток! Я же знаю, что вы можете!
Эллис осторожно коснулся моего плеча.
– Не сердитесь, Виржиния. Подумайте хорошенько, зачем мы всё это делаем, – я отвернулась, а детектив продолжил говорить все так же мягко и успокоительно. – Ну же, Виржиния. Вы же умны, как никто другой. Вот вам бы я точно доверил право голоса, не то, что этой Урсуле или её Маргарет. – Я невольно улыбнулась, вспомнив свои собственные мысли на сей счёт, и Эллис отзеркалил улыбку. – Смотрите, я завёл разговор с Лайзо сейчас, в вашем присутствии, не скрываясь, и рассчитываю на ваше содействие. Именно потому, что уверен – вы руководствуетесь в своих поступках рассудком и не станете устраивать сцен. Водитель вам сейчас не так уж нужен, но вот мне помощь Лайзо необходима. Больше никто не сумеет раскрыть секрет Урсулы О’Бёрн… быстро и бескровно.
Мне стало зябко, несмотря на жару и полное безветрие – выгоревшие луговые травы были недвижны под безжалостными лучами солнца. Как и всё вокруг… Только цикады стрекотали – хриплый, трескучий хор.
– Поступайте как знаете, – пожала я плечами, вновь поворачиваясь к детективу. Он так не отводил от меня внимательного взгляда – серые глаза, спокойные, как застывшие омуты. – Вы ошиблись, Эллис. Вряд ли я смогу оказать какое-либо содействие. Видите ли, мне совершенно не интересны детали задания, которое будет выполнять мистер Маноле.
– Не интересны? – Детектив скорчил торжественную физиономию и произнес с расстановкой: – Что ж, Виржиния. Это уже не ум. Это мудрость.
И, хотя Эллис, кажется, сделал мне комплимент, я чувствовала себя одураченной. Интересно, почему?
Следующая неделя прошла в относительном спокойствии. Жара спала, а потом северо-западный ветер пригнал издалека вереницы тяжелых туч. Они потолкались мягкими густо-серыми боками, будто овцы в загоне – и пролились на сухую землю чередой ливней, дождей и мороси, переходящей в густой туман. Погода в Аксонии переменчива – и, пожалуй, за городом это заметней, чем в Бромли. Ах, если бы и в следствии перемены наступали так же быстро! Но нет, дело застоялось, как вода в болоте.
Я все никак не могла устроить встречу Эллиса с мистером Уоткинсом и с семейством Хэмблов. Сам же детектив со дня на день ожидал прибытия обученных поисковых собак из столичного Управления, а до тех пор продолжал собирать сплетни, слухи и прочее в том же духе, называя это «показаниями свидетелей». Пожалуй, из значительных его открытий можно было отметить только два. Эллис выяснил, что Уоткинс был владельцем нескольких солидных банков, а значит человеком весьма и весьма состоятельным. Вдовый мельник, за которого собиралась выйти Бесси, брал у него ссуду на свадьбу, но истратил деньги задолго до торжества – внезапно пали все лошади в хозяйстве, а куда без них? Пришлось покупать заново. Но отчего-то теперь, после похорон, мельник сразу же расплатился с Уоткинсом, хотя уверял ранее, что у него нет ни рейна лишнего.
– Вот я так рассуждаю, Виржиния – откуда взялись деньги? – рассуждал Эллис, полулежа в плетеном кресле на веранде. Доктор Брэдфорд, неизменный участник наших бесед, наслаждался кофе в полутени от навеса. – Он купил трёх лошадей и кое-какие детали на замену в мельничном механизме, это совершенно точно, я узнавал. Но деньги Уоткинсу вернул до рейна. Значит, мельник либо взял их взаймы у кого-то ещё, либо продал какую-либо ценность. Может, у Бесси было что-то? Тогда, возможно, мельник просто присвоил это…
– Уж скорее он присвоил часть денег, которые леди Виржиния оставила на похороны, – заметила Эвани, не отрываясь от романа.
Мадлен, сидевшая справа от неё, энергично тряхнула кудряшками в знак согласия, потёрла большим пальцем об указательный и приложила руку к сердцу, вдохновенно закатив глаза. Видимо, эта пантомима должна была означать, что деньги всякий любит.
– А что, возможно и такое! – оживился Эллис. Глаза у него азартно заблестели. – Вы умница, мисс Тайлер. Ваш будущий муж будет счастливейшим человеком… или несчастнейшим. Зависит от того, насколько он окажется умён.
Эвани бросила на него взгляд, как бросают нож, захлопнула книгу, поднялась и ушла. Мэдди растеряно смотрела то на меня, то на опустевшее место рядом с собою. Эллис же, кажется, ничего не понял – или сделал вид.
– Что с вашей компаньонкой? – растерянно поскрёб он переносицу. – Я и впрямь сказал нечто грубое? А хотел похвалить…
Доктор Брэдфорд странно усмехнулся. Сейчас, одетый в светло-серые брюки, ослепительно белую рубашку и элегантный жилет, он нисколько не был похож на патологоанатома из Управления – скорее, на небогатого аристократа или, скажем, на модного психолога. Из тех, что за очень большие деньги лечат пустыми разговорами мнительных пациентов по методикам алманца Брейда.
– Думаю, мисс Тайлер недавно осознала свои чувства к юноше, имя которого мы не будем называть, – произнес Брэдфорд словно между прочим. – И, похоже, она отнюдь не уверена, что способна достаточно глубоко его заинтересовать.
– Зря, – уверенно ответил Эллис. – Чудесная девушка. Красива, умна и уже неплохо знакома с жизнью, в отличие от семнадцатилетних кокеток. Честное слово, если этот Оуэн проглядит такое сокровище, я сам на ней женюсь.
От неожиданности рассмеялись все – и я, и Брэдфорд – неожиданно звонким мальчишеским смехом, и Мэдди – беззвучно, но ужасно заразительно. Эллис обиженно нахмурил брови:
– Что? Я не шучу, между прочим. – Он взъерошил свои волосы так, что они легли седыми прядями вверх, и сразу постарел на добрый десяток лет. Только что казался юношей – и вот уже стал мужчиной лишь немногим младше маркиза Рокпорта. – Может, я просто устал возвращаться в пустой дом… Да не смотрите так на меня! – окончательно рассердился детектив. – Всё, довольно. Давайте лучше продолжим разговор о мельнике и Уоткинсе. Так вот, о ссуде…