– Что «бабушка»? – передразнивает меня она. Или не она? Что это за незнакомка в облике леди Милдред? – Ты же считаешь себя самой лучшей, Гинни. Неуязвимой. Давай проверим?
– Нет!
Отчаянное усилие – и я вырываю руку из ледяной хватки. Угли багровеют в чубуке. Я отступаю – и падаю. Зеркало подо мной иссекают трещины.
Бабушка выпрямляется в полный рост и, кажется, заполняет собою все пространство.
– Случается и такое, Гинни, что тебя не может спасти ни везение, ни твоя исключительность. И тогда единственный способ избежать опасности… не попадать в такое положение вовсе. Если чувствуешь, что жар смерти близко – беги. Ни один лесной зверь не станет стремиться навстречу пожару, и в этом заключена мудрость самой природы. Если тебе грозит гибель – беги.
Гневно сжимаю кулаки.
– Я не буду бежать!
Чернота изливается из бабушкиных глаз и стекает по её лицу.
– Тогда гибель тебя настигнет, Гинни.
Трубка выскальзывает из пальцев и падает на зеркальный пол. Глухой удар – и тихий звон. Зеркало вдруг осыпается миллионом осколков, и на мгновение я повисаю во мраке, лишенная всякой опоры. А потом осознаю, что там, внизу – бесконечное поле горящих углей.
И ничего, совершенно ничего не держит меня в воздухе.
Проснулась я в холодном поту. Кажется, по комнате ещё бродило эхо моего крика…
Шнурок выключателя ускользал от дрожащих пальцев, но мне всё же удалось справиться с ним. Яркий свет залил помещение, делая болезненно-четкой каждую деталь. Резная спинка кровати, массивная чернильница на письменном столе, не до конца закрытые ставни, миллион мелочей – складки ткани, пылинки, трещинки, тени и блики. Стрелки часов, кажется, замерли на четверти третьего. Я сидела с распахнутыми глазами и не могла себя заставить ни снова выключить свет, ни хотя бы зажмуриться.
Кажется, если вернется мрак – вернутся и угли.
Скрипнула дверь, и на пороге показалась Мэдди – встрёпанная, в одной тонкой сорочке.
– Всё в порядке, – с трудом разомкнула я губы. Во рту было солоно. – Просто дурной сон.
Мэдди вздёрнула брови и жестом предложила мне принести попить.
– Нет, не стоит. Ступай.
Она скрестила руки на груди и нахмурилась.
– Мадлен, милая, не волнуйся, – выдавила я из себя улыбку, не особенно надеясь, что смогу обмануть ту, кто так хорошо меня знает. – Почитаю немного – и снова усну. К слову, Эвани рассказывала о каком-то новом романе за ужином. Не могла бы ты принести мне эту книгу?
Обрадованная тем, что может мне помочь, Мэдди кивнула и выскочила в коридор. Я только вздохнула. Надеюсь, она заглянет к себе в комнату и набросит что-нибудь поверх сорочки. Всё-таки в доме хватает посторонних. Мистер Оуэн, доктор Брэдфорд, Эллис…
Нет. Последние двое наверняка ещё не вернулись. Возможно, именно в эту самую секунду они обсуждают, как именно убил неизвестный злодей того мальчика-певца, Янко. И тело несчастного лежит недалеко от них, на высоком столе, накрытое серой простынёй, и…
Когда Мэдди вернулась с книжкой, я уже сидела в кресле, укутавшись в плед, и прекрасно понимала, что просто не смогу теперь остаться в одиночестве. Даже с зажжённым светом.
– Спасибо. – Улыбка вышла даже менее натуральной, чем предыдущая. – Мэдди, если ты так беспокоишься, то можешь поспать тут. Я пока не собираюсь возвращаться в постель, – с напускной беспечностью я взмахнула книгой. – Чтения хватит до утра.
Так и вышло. Мадлен поначалу было неуютно находиться в чужой кровати, но усталость оказалась сильней. Через некоторое время девушка незаметно для самой себя обняла подушку, сбила по привычке ногами одеяло в ком, стала дышать легче и размеренней – и заснула. Я же проверила, крепко ли заперты ставни, и приготовилась вникать в запутанную историю любви честной гувернантки по имени Мэри Даллас и ее бессовестного нанимателя, некоего провинциального землевладельца. Судя по первым главам, дело должно было закончиться свадьбой.
Дело вкуса. Лично я бы такому «хозяину» подала бы кофе с синильной кислотой в первый же день. Ну, в крайнем случае, на второй.
С рассветом отступили и ночные страхи. Когда солнце заливает яркими лучами округу, а где-то за рекой поёт сумасшедшая птица, перепутавшая лето с весной, трудно бояться мертвецов. Стало стыдно за своё поведение – приснился кошмар, так они всем сняться, стоило ли злоупотреблять сочувствием бедняжки Мэдди? Пожалуй, лишь то, что Мэдди – с цветущим румянцем на щеках, улыбающаяся и прекрасно выспавшаяся – никак не выглядела бедняжкой, несколько мирило меня с произошедшим.
Эллис и доктор Брэдфорд к завтраку не спустились. Мистер Джонс охотно рассказал мне, что они вернулись в особняк глубоко за полночь, а с рассветом вновь отправились «куда-то в деревню, по срочному делу». С учетом событий прошедшего вечера, я резонно предположила, что и доктора, и детектива найду в Управлении – больше нигде в округе не было помещения для хранения тел. К тому же вскрытие доктор Брэдфорд в прошлый раз проводил в деревенском морге, наверняка так же будет и сейчас.
Что ж, навещу Эллиса после завтрака. Заодно и проверю, не стала ли я трусихой после этой ночи.
Лайзо – редкое дело в последнее время – не пропадал у «безутешной вдовы», а возился с мотором автомобиля. Белая рубаха висела на гвозде, вбитом в стену – видимо, чтобы не испачкалась в машинном масле. Ботинки, связанные между собою за шнурки, болтались пониже. Штаны Лайзо по-простому закатал до колен… Я смотрела на загорелые плечи, на белые ниточки шрамов на спине – и понимала, что, кажется, впервые вижу мужчину без рубашки с тех пор, как побывала на представлении скандально известного на всю Аксонию цирка «Бранко Соль».
– Мистер Маноле.
В машине что-то звякнуло. Лайзо обернулся так резко, что ему пришлось схватиться за капот. Я ойкнула и отступила назад, почему-то вцепившись в свои юбки. Лицо обдало жаром, словно меня застигли за неким совершенно неподобающим леди занятием.
– Ох, простите, леди, – покаялся Лайзо, хотя зелёные, как болотные огни, глаза его смеялись. – Заработался, не заметил, что идет кто-то – а тут вы, а я в таком виде… Погодите, сейчас рубаху накину, – он наспех вытер грязные руки тряпицей, заметил тёмное пятнышко на коже над ключицей, еле слышно выругался и попытался оттереть и его. Но, естественно, сделал только хуже – машинное масло не желало уступать какой-то там тряпке и все больше размазывалось.
Я кашлянула и попыталась сделать невозмутимое лицо. Лайзо оставил бесполезные попытки наспех привести себя в порядок и скрестил руки на груди, кажется, несколько смущаясь.
– Право, не стоит, разговор не займет много времени. Мистер Маноле, автомобиль не сломан?
– Никак нет, это я решил кое-что перебрать да смазать, – широко улыбнулся Лайзо и добавил без улыбки: – В профилактических целях, как старина Брэдфорд говорит.
Мне сделалось любопытно, при каких обстоятельствах патологоанатом может сказать такое, но спрашивать я не стала.
– В таком случае, автомобиль должен быть у ворот через полчаса. Вместе с водителем, разумеется. – Я отступила назад ещё и ещё, пока не оказалась на улице. – И в надлежащем виде!
Готова поклясться, что, стоило мне выскочить из гаража, как Лайзо, этот мерзавец, беззвучно рассмеялся. Ничего. В следующий раз я не стану сообщать ему об изменениях в расписании сама, а пошлю миссис Стрикленд. Ручаюсь, один мрачный взгляд, на которые она необыкновенна щедра – и Лайзо и думать забудет о том, чтобы расхаживать в таком виде по гаражу. Мало ли, кто может внезапно зайти!
Как бы то ни было, но ровно через полчаса автомобиль ожидал меня в указанном месте. Лайзо, в безупречно отглаженной рубашке, в жилете и других, чистых брюках стоял рядышком, беспечно покусывая травинку.
– Прошу, – галантно он распахнул дверцу передо мною.
Я чопорно кивнула и села в автомобиль.
– Едем в деревню, к Управлению спокойствия. И не торопитесь – после дождей дорога в скверном состоянии.
– Слушаюсь, леди.
Мотор загудел. Автомобиль тронулся с места. Я смотрела в затылок Лайзо, и молчание отчего-то меня тяготило. Чем дальше – тем больше.
– Как продвигается ваше расследование, господин Маноле?
– Никак. Множество мелких обмолвок, но ни одного стоящего слова, – пожал плечами Лайзо. – Уже подумываю о том, чтобы спросить Уллу напрямую, не видела ли она чего странного.
«Улла». Он уже зовёт её так фамильярно! И ведь наверняка она сама позволила ему. Думать не хочу, при каких обстоятельствах.
– И как, есть надежда на честный ответ?
– Почему бы нет, людям-то верить надо? – откликнулся он со вздохом. – На крайний случай, есть и методы не вполне честные…
– А может, преступные? Такие, как этот ваш приворот?
Я прикусила язык, да поздно – колкие слова уже слетели с языка.
Лайзо удивлённо оглянулся на меня через плечо.
– А чем приворот-то преступный? Может, платок на память подарить или брошку – тоже преступление?
Внутри у меня словно кипящая волна поднялась – раздражение, лишь едва-едва не переходящее во что-то большее.
– «На память» подарить что-то – это совсем другое. Приворот – это хуже убийства, потому что он искажает намерения души… – Я поняла, что в порыве праведного гнева начинаю заговариваться, и поправилась: – Так, кажется, гласят народные поверья. Даже если на самом деле приворотов и не бывает, даже само намерение заполучить чьё-то расположение таким путём – преступно.
От неожиданности Лайзо рассмеялся:
– Вы, видать, слушали страшные сказки, леди, а с настоящими ведьмами не знались. А то всякая, даже такая, как Улла, вам бы рассказала, что «узелок на память» потому так и зовется, что воспоминанья навевает. А какие – тут уж от человека зависит. Коли есть любовь – то любовную истому. А если нет ничего, только пустота и холод – так на камнях цветы не растут, хоть ты целую горсть семян кинь вместо одного зернышка. Такие узлы, бывало, жены мужьям в дорогу давали, чтоб мужнины глаза на девиц других не смотрели… А, что говорить, вы всё одно – не верите в это мракобесие, – и только тут я заметила, что хотя Лайзо улыбался, глаза его были сумрачны. – Скажите лучше прямо: вы хотите напомнить мне об ошибке, леди… или же поговорить?