– Тут не о чем говорить, мистер Маноле. – Я отвернулась к окну. – Просто мне хотелось быть уверенной, что вы не сделаете ничего, что бросит тень на мою репутацию. Не забывайте, что вы состоите на службе у графини Эверсан-Валтер.
– Не забываю ни на мгновение, – без тени иронии ответил он. – И… это честь для меня.
Я не нашлась с ответом, в кои-то веки. Лайзо тоже некоторое время хранил молчание, а потом задал вопрос из тех, что неизменно влекут за собой неловкость.
– Леди, скажите, вы злитесь на меня за ту ошибку?
– Это была не ошибка, мистер Маноле, а подлый, бесчестный поступок – и неважно, что он не повлёк за собой никаких последствий. А подлость я не терплю. Как и увлечение всякой мистикой, к слову, – добавила я едко, давая понять, что разговор закончен.
Но Лайзо упрямо не желал видеть намеков.
– Тогда можете не беспокоиться за мисс Урсулу – её мне и привораживать не надо. Она что кошка влюбчивая.
Я вспылила.
– Возможно, миссис О'Бёрн не слишком мне нравится, однако же она вдова и почтенная женщина, имейте к ней уважение! В конце концов, какими бы ни были её чувства, они искренние. А вы играете с нею!
Лайзо остановил автомобиль, заглушил мотор и развернулся ко мне полностью.
– Если вы только слово скажете, леди Виржиния, – произнёс он тихо, – и я этим же вечером Эллису скажу, чтоб он сам вокруг Уллы хороводы водил. И выспрашивал у неё про преступника, как ему вздумается. Он же детектив, Короне служит. Пусть вот и допрашивает свидетельницу. Вдруг она сразу всё расскажет? А нет, так у Эллиса и свои способы есть. Посидит Улла денек в камере, в тюрьме… Зато чувства её никто не оскорбит, а подлец Лайзо Маноле её не обманет.
Мне захотелось заслониться от его взгляда хоть чем-нибудь – веером, рукой. А ещё лучше – оказаться сию минуту в особняке, подальше отсюда.
– Вы хотите сказать, что, обманывая эту женщину, совершаете благородный поступок? – холодно произнесла я.
Лайзо усмехнулся.
– Зачем же за словами-ширмами прятаться? Говорите прямо уж – не обманываю, соблазняю. Это ведь вам не нравится? Это, а не обман?
Я вздохнула и опустила глаза. Видит небо, терпение моё не бесконечно.
– Вы уволены.
– Я… что?
– Вы уволены, мистер Маноле. Вечером мистер Оуэн выплатит вам жалованье за этот месяц. Не беспокойтесь, я не стану вычитать деньги за те дни, которые вы не доработали. – Я вышла на дорогу и захлопнула дверцу. Получилось, пожалуй, слишком громко. – Будьте любезны, возвращайтесь в гараж. До вечера вы свободны.
После дождей дорога размокла. Местами лужи подсохли, но земля оставалась склизкой. Ботинки порой соскальзывали, но я старалась шагать уверенно и спину держать прямо. Зубы сводило от кислой злости.
Да как он смеет разговаривать со мной, как с равной? Как будто я какая-нибудь уличная торговка цветами!
– Леди Виржиния, подождите!
Я даже не обернулась, только ускорила шаг. В конце концов, до деревни рукой подать, можно было бы и не брать автомобиль. Но так не хотелось идти по грязи! Ничего, миссис Стрикленд вечером почистит ботинки.
– Леди Виржиния! Ай, да чтоб меня…
Хлопнула дверца автомобиля. А через несколько секунд голос Лайзо раздался у меня за спиной:
– Леди Виржиния, погодите! Вы не испытываете меня?
– Какие испытания? Оставьте.
Догнал. Совершенно бесшумно и так быстро… Мне стало не по себе, и я упрямо стиснула зубы. О, Небеса, если он схватит меня за локоть – точно пущу в ход свою трость!
Но Лайзо поступил умнее. Он просто забежал вперед и посмотрел мне в глаза. Не заступая дорогу, не пытаясь остановить… Я остановилась сама.
– Почему, леди Виржиния? – негромко спросил он.
– Потому что вы говорите «леди», но не понимаете смысла этого слова, – так же тихо ответила я. Рукоять трости до боли врезалась в ладонь. – Вы не знаете своего места. Вы дерзите. Не знаете, когда следует остановиться. Говорите то, что не стоит произносить вслух. Я бы закрыла на это глаза, поступай вы так по глупости, но вы умны, мистер Маноле. Не вам нужно спрашивать «почему», а мне. – Лайзо сощурился, но ничего не сказал, и я продолжила: – Вчера, когда я готовила кофе, миссис Макленнан долго рассказывала, какой вы замечательный молодой человек. Учтивый, почтительный… Да и в особняке слуги отзывались о вас исключительно хорошо. Даже мистер Спенсер признал, что у вас есть неплохие задатки, а его похвала дорогого стоит. И вот вопрос, мистер Маноле: почему лишь я не удостоилась простого уважения?
– Потому что вы не видите меня, леди.
– Что? – мне показалось, что я ослышалась.
– Вы не видите меня. С тех самых пор, как Эллис назвал моё имя, – твёрдо произнёс Лайзо, и вокруг словно темнее стало. Готова поклясться, что с поля повеяло сырым холодным ветром с запахом грозы, свежим и острым – и это не было всего лишь плодом моего воображения. И… вербеной? Дрожь пробежала по спине. – Смотрите насквозь, брезгуете сказать лишнюю фразу.
– Я взяла вас на работу, рискуя своей репутацией – этого недостаточно? – Слова царапали язык колкими льдинками. – С вашим-то прошлым…
Лайзо выдохнул медленно и отвернулся в сторону.
– С прошлым, говорите… Понятно. Раз когда-то деньги нечестным способом добывал, так теперь клеймо на всю жизнь.
Я вздернула подбородок.
– Именно так. Тому, кто один раз обманул, веры больше нет. Ложь слишком легко входит в привычку, бесчестные пути намного короче путей честных, а вор за один раз может выкрасть жалование, на которое порядочная горничная работала весь год… Нет, я не настолько наивна, чтобы верить в сказки о преступниках, исправившихся по щелчку пальцев.
– Не верите? – Лайзо вновь перевел взгляд на меня, и на сей раз он был тяжёлым и тёмным. – И никто не верит, леди. За исключением дураков. А теперь представьте, что преступница – вы сами. И вы решили изменить свою жизнь, но каждый человек по-прежнему видит лишь воровку и обманщицу. Все, чье мнение дорого для вас – и мистер Белкрафт, и мисс Мадлен, и мисс Тайлер, и миссис Хат… и Эллис. Скажите, если каждый так или иначе будет видеть лишь преступницу, захотите ли вы измениться по-настоящему?
Вопрос Лайзо поставил меня в тупик. Я не могла ответить «да», потому что солгала бы, и не могла ответить «нет» – это стало бы уступкой, поражением. И поэтому спросила сама:
– И к чему вы клоните, мистер Маноле?
– Если так хотите уволить меня, леди – увольняйте. Но, прошу, подождите до конца месяца, – Лайзо глядел на меня пристально, и от его взгляда было почти больно. – И на сей раз попробуйте увидеть именно Лайзо Маноле, а не какого-то преступника, обузу, навязанную Эллисом. Дайте мне шанс.
Лайзо оказался совсем близко, а я и не заметила. И в глаза сразу бросилось, что белая рубашка слишком дорогая для простого водителя – её не постеснялся бы и человек моего окружения. Наверняка сшитая по заказу, у хорошего портного, а не купленная в лавке подержанной одежды. Жалования на такие вещи хватать не будет… Готов ли Лайзо отказаться от привычной жизни только ради того, чтобы изменить мое мнение?
Не думаю.
Но, может, стоит попробовать? Действительно поверить ему хоть раз?
…Небо затянули плотные, как бхаратский шёлк, облака; иногда казалось, что они висят неподвижно, однако уже через мгновение что-то сдвигалось в восприятии, и вот уже мерещилось – облака текут с такой невероятной скоростью, что глаз едва может уловить это движение. Ветер крепчал, и размокшая дорога всё больше становилась похожей на узкий пирс в бурном море – гибкие травы гнулись почти до земли, и в слитной изжелта-зеленой массе было не различить отдельных стебельков. Только яркие пятна луговых цветов то показывались, то вновь скрывались под очередной волной.
Непокой. Движение. Изменение.
– Хорошо, мистер Маноле, – кивнула я, стараясь сохранить уверенный вид, хотя на самом деле ощущала странное волнение. – После некоторых размышлений я решила, что вам следует отработать полное жалование за этот месяц. Это вполне справедливо.
Лайзо склонил голову, скрывая довольную улыбку и лукавый взгляд.
– Благодарю, леди. Я докажу вам, что во мне течет та же кровь, что и в других людях – не чёрная, не порченная, что бы ни говорили о гипси священники, – и он протянул мне руку, предлагая опереться на нее.
После секундной заминки я решила уступить – и оперлась на подставленный локоть. К тому же дорога и впрямь была слишком неудобной и скользкой для моих башмачков.
– Значит, вы считаете себя гипси, а не аксонцем?
– От матери во мне куда больше, чем от отца.
До самой деревни мы хранили молчание. Лайзо был безупречно вежлив и почтителен, настолько, что это смахивало на издевательство. Но я старательно гнала от себя подозрения. Лайзо был прав. Если от вас постоянно ждут подвоха, то трудно на самом деле удержаться от дерзости. Выходит, в том, как вёл себя Лайзо, была и часть моей вины…
– Оставайтесь в автомобиле. Думаю, мой визит не затянется надолго.
– Слушаюсь, леди.
Я прошла мимо отцветающего шиповника к высокому крыльцу и собралась уже было постучаться, как вдруг услышала за дверью странные звуки. Сдавленные возгласы, ругательства, удары… Звякнуло что-то стеклянное.
– Лайзо! – от неожиданности обратилась я к водителю по имени. Но тут же поправилась и крикнула: – Мистер Маноле!
Он не стал ничего переспрашивать – молча закрыл автомобиль и подбежал ко мне. Прислушался к звукам, доносящимся из Управления – и нехорошо улыбнулся.
– Отойдите на всякий случай, леди Виржиния.
Я послушно отступила.
Дверь Управления оказалась не заперта. Лайзо бесшумно отворил её – звуки борьбы стали громче, и мне послышался голос Эллиса – и скрылся в здании.
Начал накрапывать дождь.
Обрывая нежные, ароматные лепестки шиповника, я мрачно размышляла о том, что если уж день не задался с самого утра, то глупо ожидать, что к вечеру всё наладится.
Между тем подозрительный шум вскоре стих, а потом дверь снова отворилась, и на пороге появился Эллис.