Эвани ничего не ответила, только поправила шляпку – и поехала вслед за детективом.
А я вспомнила вдруг злополучный сон о леди Милдред, и мне стало не по себе. Вдруг он пророческий? Может, стоило вмешаться в разговор Эвани с Эллисом и убедить её повременить с поездками до тех пор, пока преступника не поймают?
С другой стороны, Энтони так счастлив, когда Эвани рядом с ним… Я прикрыла глаза, воскрешая в памяти картинку. Белокурый мальчик и девушка в строгом коричневом платье – близко-близко друг к другу, глаза у обоих сияют, он улыбается, а у неё на щеках румянец… Энтони говорил, что Эвани похожа на его мать. На мать, которая погибла. Имеем ли мы право теперь отнимать у него ту тень счастья, которое он обрел, познакомившись с Эвани?
Вопросы, вопросы… Скорей бы уже поймали этого убийцу!
Под конец поездки мы попали под дождь и продрогли. Едва войдя в особняк, я приказала растопить пожарче камин в спальне, а еще – нагреть побольше воды. Нам с Эвани точно не помешает горячая ванна, да и Эллису тоже – чихающий детектив еще нелепей простуженной графини.
В итоге ужин пришлось подавать позже, едва ли не ближе к полуночи. Я с неудовольствием узнала, что Лайзо так и не вернулся от миссис О'Бёрн, а потом забеспокоилась. Не случилось ли чего с моим водителем? Конечно, до сих пор убийца не отваживался нападать на взрослых мужчин, способных за себя постоять, но вдруг одинокий путник показался ему подходящей жертвой? Эллис только отмахнулся от моих подозрений, а потом заверил со странной интонацией в голосе, что у Лайзо свои способы справляться с врагами.
Однако я испытывала смутное волнение, смешанное с чувством вины. Когда мы виделись с Лайзо в последний раз, я пригрозила ему увольнением. Если он после этого погибнет…
Мне вдруг стало холодно и тоскливо.
– Миссис Стрикленд, принесите ещё чаю, будьте любезны. И молока.
– Сию секунду, леди.
Эвани вскоре поднялась наверх – после утомительной поездки ей хотелось лечь пораньше. Мэдди же спала уже давно. Вскоре после того, как ушла Эвани, сослался на некие дела и мистер Оуэн… Так я осталась за столом в компании лишь Эллиса и доктора Брэдфорда.
Повисло неловкое молчание.
– Гм… Эллис, а о чём вы так долго разговаривали с Дугласом Шилдсом, если не секрет? – попыталась я завязать необременительную беседу, но тему, кажется, выбрала не самую удачную. Увы.
– О культах. – Детектив в изнеможении откинулся на спинку стула и посмотрел на меня искоса: – Честно говоря, Виржиния, такой дотошности я от него не ожидал. Он выспросил все подробности убийства, самые мельчайшие. Даты, степень повреждения рук, какие органы были удалены, в каком порядке предположительно… Потом он назвал с десяток культов, но большую часть пришлось отсеять из-за несовпадений по лунным циклам. Да и тела, использованные в ритуалах, обычно не принято просто выбрасывать… Что-то не сходится. – Эллис редко выпрямился и сплел пальцы в замок. – Возможно, Дуглас прав, и наш убийца – всего лишь одержимый, а секты и культы тут ни при чём. Небеса пресвятые, я и не представлял, сколько их!
– Возможно, – скептически откликнулся Брэдфорд. – Но зачем тогда убивать жертву столь изощрённым способом?
Эллис закашлялся. Похоже, версии у него не сходились.
– Не люблю такие дела, – проворчал он. – Может, это необразованный сектант. Может, органы вынимают для коллекции – был же у нас убийца, собиравший глаза жертв? Может, экзотический способ убийства – для отвода глаз, попытка навести нас на ложную версию… Да мало ли что может быть! Знаете, леди, что самое отвратительное? То, что я могу сейчас лишь ждать, когда убийца совершит ошибку. Или надеяться на случайного свидетеля… То есть инициатива у него, у убийцы. А я люблю играть белыми сам.
– Не можешь белыми играть – предложи карты, но не простые, а краплёные, – усмехнулись у двери. – Я тебе от Уллы козырей принес – вдруг поможет?
– Мистер Маноле!
– Лайзо!
Мы с Эллисом обернулись одновременно – он с восторгом, я со злостью. Да, со злостью – чувством неуместным, неправильным… но единственно возможным сейчас.
Он стоял у двери, улыбаясь. Промокший до нитки – дождь разошелся не на шутку. Вода стекала с чёрных волос на плечи, капала на пол с винно-красной рубахи… Лайзо должен был мёрзнуть, по всем законам бытия, но выглядел так, словно никогда не чувствовал себя лучше.
Рубаха была расстёгнута едва ли не до середины груди. И даже на смуглой коже ярко выделялась царапина – наискосок, от шеи и вниз. Свежая.
Эллис, окинув Лайзо внимательным взглядом, присвистнул:
– Выходит, тебя можно поздравить? А царапина откуда? Боевое ранение, что ли? Вдова, видать, рассказала тебе всё, что знала, а ты тут же с нею распрощался? И она, оскорблённая, решила отомстить?
Детектив говорил насмешливо и торопливо, но в глазах его читались совсем другие чувства – азартный интерес и некоторое беспокойство. Но Лайзо только головой покачал, все так же улыбаясь:
– Улла-то? Да она, по правде сказать, почти сразу догадалась, зачем я к ней хожу. – Он быстро глянул на меня. – Но женщина она умная… Таким журавлей в небе не надобно, а вот синицу они, если поймают, не выпустят. Вот и Урсула, хоть и знала, что под венец я её не поведу, а всё ж сердцу своему уступила. А прочее – дело времени. Глядишь, она потихоньку верить мне стала. Сегодня мы вспомнили про Бесси. Мне и нарочно спрашивать не пришлось – Улла сама рассказала, что знала. Боится она очень, что и за ней придут.
Эллис весь подобрался.
– Кто придёт?
Лайзо остро усмехнулся.
– Демоны. Двое их – высокий и тощий, точно жердь, и лысый. А второй – здоровяк с косицей. Когда мальчишку, Янко, вязали, Улла была неподалеку.
– Так чего же она не вмешалась? – не выдержала я. Странная злость, клокотавшая в душе, наконец-то нашла выход. – Почему она позволила его увести? Почему молчала потом, не рассказала сразу обо всем мистеру Уолшу или Эллису позже? Из-за её молчания погибла Элизабет Доусон, она хоть понимает это?
Лайзо склонил голову набок. Волосы, чёрные, блестящие от воды, словно прилипли к его голове – кроме одной непокорной пряди, щекочущей кончиком темные губы.
– Прекрасно она понимает, леди. Потому и сомлела, когда про убийство узнала.
Я ощутила вдруг полную беспомощность – как человек, сорвавшийся в пропасть с обрыва.
– Тогда почему?.. – договорить не получилось, но Лайзо понял.
– Потому что она и впрямь тех мерзавцев за демонов почитает, – тихо сказал он. – И боится. Боится даже вспоминать. Тогда, в тот вечер, Улла не смогла их остановить. Её сердце сковала ледяная, невыносимая жуть… Улла сказала мне: «Если бы я вмешалась, меня бы забрали тоже. От них кровью пахло». – Он помолчал. – И, ручаться готов, Улла не лжёт. Она верит в то, что говорит – без тени сомнения.
Стало тихо – настолько, что было слышно, как вращаются шестерни в больших часах в углу, как где-то невероятно далеко бьётся упорно в крышу дождь, как хрипло и рвано дышит…
…Лайзо?
Я присмотрелась к нему – к румянцу на скулах, почти незаметному на смуглой коже, к тому, как тяжело вздымалась грудная клетка, к крошечным трещинкам на обветренных, сухих губах – и, пересилив глупое стеснение, спросила:
– Мистер Маноле, вы… здоровы?
– Лихорадит маленько, – повернулся он ко мне с совершенно сумасшедшей улыбкой и принялся неторопливо отжимать мокрые волосы.
Вода закапала на пол чаще.
– Дурень, – коротко отозвался о своём бывшем воспитаннике Эллис. – Только не говори, что ты полтора часа бежал сюда под дождём.
– А что, если и так? – Лайзо строптиво выгнул смоляную бровь.
– А нельзя было до утра подождать? Показания не сказать, чтобы сильно ценные были, – ворчливо отозвался детектив.
Он явно соврал – даже я заметила, каким азартом загорелись его глаза, когда Лайзо описывал преступника. А теперь – и вида не показывает. Беспокоится за здоровье своего непутевого воспитанника?
– Нельзя, – коротко ответил Лайзо. – Ещё днем служанки прибежали – мол, мисс Пимпл собственной персоной на вокзале ждёт, пока Улла за ней отправит коляску. Ишь, проверять приехала… И как мне оставаться было? Если эта злыдня увидит мужчину в доме, сразу адвокату насвистит. А тот бы и рад Уллу без наследства оставить, лишь бы предлог найти.
Эллис возвёл очи к небу.
– О, да, спасение женской чести – поступок, разумеется, благородный, но неужели нельзя и о себе подумать?
Лайзо уже взъерошил свои волосы так, что они торчком торчали во все стороны, как вороньи перья. Улыбка стала не сумасшедшей – откровенно распущенной. И смотреть неловко, и глаз не отвести. Я и не отводила – из чистого упрямства, но чувствовала, что лицо у меня начинает гореть.
– А не ты ли учил меня поступать по совести? – Лайзо отвечал Эллису, а смотрел отчего-то на меня. Исподлобья, почерневшими глазами, странными – куда делась прозрачная весёлая зелень?
Эллис скептически поджал губы. Потом перевёл взгляд с Лайзо на меня и обратно, вздохнул… и шагнул вперед:
– Так, дружок мой, пойдём-ка мы укладываться в кроватку. Нэйт, будь любезен, сходи за аптечкой. Сдается мне, что кое-кого тут лихорадит отнюдь не «маленько».
Лайзо нахмурился и скрестил руки на груди:
– В порядке я, не надо со мной нянькаться…
Но Эллис, уже не слушая, крепко ухватил его за руку и потянул за собой – в холл, где за лестницей пряталась неприметная дверца, ведущая в крыло для прислуги. И Лайзо, хоть и был на голову выше детектива и куда сильнее его, подчинился без разговоров.
– Да ты огненный весь… вот же дурень, а? Поискать таких, – донеслось до меня глухое ворчание Эллиса. И, позже, уже издалека, оклик: – Нэйт, не стой столбом, как человека прошу!
– Если уж на то пошло, я сижу, – вполголоса отозвался доктор Брэдфорд. – Ибо не имею привычки вскакивать и бессмысленно торчать посреди комнаты, как только появляется новое действующее лицо. И торопиться тоже не имею привычки! – добавил он громче.