Папа смотрел на меня с таким горьким сожалением, словно я разбила ему сердце. А может, так оно и было, я ведь всегда была их с матерью разочарованием, так почему бы мне не разочаровать его окончательно.
— Я надеялся, что ты переступишь через обиды. Что ты умнее и…
— Папа, я умнее. — Меня понесло, и остановиться я не могла. — Я осилила среднюю школу и даже получила медаль, я закончила институт с отличием и прекрасно освоила бухучет. Вот что я называю — быть умнее, а не постоянно прогибаться под двух пустых полуграмотных баб, которые меня всю жизнь в грош не ставили, а вы с мамой это оправдывали изо всех сил, всю дорогу.
— Но там ребенок.
— У этого ребенка есть родители. Вот пусть они и думают об этом ребенке, я тут каким боком.
В квартире было тихо, Лизка куда-то умелась со своей девчонкой.
Мы с папой молча смотрели друг на друга, и впервые в жизни между нами была абсолютная ясность.
— Ты права. — Папа вздохнул. — Самое отвратительное во всем этом то, что ты абсолютно права, а мы с мамой нет, и я ничего уже не могу исправить. Мы скверно поступали с тобой всю твою жизнь. Но ты должна поверить — это не потому, что мы с мамой не любим тебя.
Он так и сказал — любим, словно мама была еще жива. Хотя для него, возможно, что и была.
— Я знаю, па. — Мне хотелось обнять его, но перейти еще и эту пропасть я тогда не смогла. — Я знаю.
А иначе давно бы уехала и забыла бы обо всех. Но я так пронзительно любила своих родителей, так хотела, чтобы они мной гордились, так старалась не доставлять им проблем, потому что знала: «девочки» сжирают их жизни так же, как и мою, но я это понимаю, а родители — нет.
Входная дверь хлопнула, в прихожей заныла знакомым тонким голоском Лизкина дочь. Ну, вот и все, мне пора к себе, пришли домой папины «девочки».
Лизкины каблуки агрессивно простучали по коридору, а мы с папой все сидели молча, смотрели друг на друга, и понимание истинного положения вещей, похоже, было для папы невыносимым.
— Побудешь со мной?
— Ага. — Я уселась рядом с ним и ощутила уют и безопасность. — Ты поешь, остынет каша-то.
Это был наш последний вечер, потому что наутро папы не стало. Все шептались, что это он еще молодцом держался и что при этой стадии болезни люди просто лежат, одурманенные препаратами, а тут все по-другому.
Но мне было безразлично.
На похороны пришла Катька, с Виталиком в обнимку, и это было очень тупо. «Девочки» затеяли свару прямо в доме, их разнимали какие-то родственники во главе с двоюродной теткой, и это было так отвратительно и настолько в духе этих двух маленьких хрупких фей, что я даже внимания не обратила. Я только помню кладбище, запах влажной земли и ощущение непоправимости произошедшего.
А вечером, когда все разошлись, в доме остались только мы, и Виталик в гостиной развлекал свою дочь какой-то игрой в телефоне. Я привычно ушла в свою комнату и заперлась там, отгородившись ото всех своими незаменимыми наушниками, в которых набирал обороты матч Хогвартса по квиддичу, играли Слизерин и Гриффиндор.
Меня потом полиция спрашивала — как вышло, что я ничего не слышала, а я действительно не слышала. За годы сосуществования с «девочками» и Виталиком я научилась жить в своей комнате совершенно автономно. А потому, когда Лизка из папиного дробовика застрелила Виталика, я не слышала выстрела. Как не слышала скандала перед этим. Но я и по сей день считаю, что застрелить Виталика было вполне здравым решением, всегда проще застрелить одного Виталика, чем всех его многочисленных пассий, но так неудачно вышло, что Катька сбежала.
Ну, нельзя получить все и сразу.
Я в это время смотрела в сотый раз «Гарри Поттера» и не слышала ничего, кроме криков болельщиков. Этот фильм отвлек меня от мыслей о папе. Я запретила себе думать о родителях, вообще.
А лучше бы мне было думать. Думать всегда лучше, собственно.
Но знаете, что я знаю точно? Если бы я не привела в наш дом Виталика, мои родители были бы живы по сей день.
И мне с этим надо как-то жить.
7
Я вдруг проснулась и долго не могла понять, где нахожусь и отчего это сверху раздаются детские голоса. Дети о чем-то спорили, откуда-то доносился запах свежей выпечки, а я лежу на чужом диване в совершенно чужой квартире, укрытая незнакомым пушистым пледом, и понимаю, что уже, скорее всего, глубокий вечер.
— Ты проснулась.
Женщина, возникшая откуда-то, очень красивая — высокие скулы, светлые волосы собраны в пучок, на ней домашние брючки и мягкая блуза. И это… это Роза, только с макияжем и без бигуди.
— Сейчас ужинать будем. — Роза садится рядом. — Тебе пока некуда вернуться, Миша сказал, работы им еще дня на три, так что побудешь пока у нас.
Почему нужно так много времени, чтобы подмести стекла, я не знаю. Как не знаю, каким образом оказалась в этой квартире.
— Ребята тебя перенесли, ты спала как убитая. — Роза протянула мне высокий стакан. — Вот, сок отжала, выпей, тетя Лутфие говорит, тебе такой надо пить.
Все бы хорошо, но почему я здесь, непонятно.
— Квартиру в порядок надо привести, как там жить, когда такое. — Роза вздохнула. — Ты прости, что так вышло, ну, бестолковые у меня дети, что ж тут сделаешь. Я тоже хороша: ведь слышала эти теории о вампирах, но значения не придала, посмеялась, и все, а оно видишь как неладно получилось. В общем, наши-то оба выхватили по самые помидоры.
— Да ладно, что теперь.
— Нет, такое спускать нельзя, — Роза вздохнула. — Хорошо еще, что Зойка их увидала, а то сошло бы паршивцам с рук это злодейство. Дети должны понимать, что хорошо, а что плохо, а то насмотрятся всякой фигни, а потом применяют это в жизни. Ты как вообще?
— Ноги сильно болят.
— Тетя Лутфие сказала, что два-три дня будет очень болеть, таблетки выписала, я уже купила, после еды примешь. Антибиотик какой-то, чтобы воспаления не было. Давай я тебе поесть принесу, побудешь пока у нас, в твоей квартире все равно пока жить нельзя.
— Сейчас тепло, переночую так.
— Это в кладовке на полу, что ли? Да, это отличная схема, рабочая. — Роза взяла мой стакан и ушла на кухню. — Сейчас поешь и таблетки примешь. А вечером придет тетя Лутфие и перевязку сделает.
— А эти, что приходили? Ну, люди какие-то, еще толстуха орала, что я наркоманка…
— Эту мы заткнули, мать Петькина, неадекватка известная, полицейский ее живо угомонил. — Роза поставила передо мной тарелку, пахнущую едой. — Ешь вот. А у Кирилла родители при памяти. В общем, ребятки за свою шалость выгребли значительно. Еще и маленького Мишу подбили, вообще ни в какие ворота. И это ж целый план соорудили, ты не думай, что случайно. Договорились, вышли на большой перемене из школы, камней набрали на пустыре — ну, и айда. Ладно, ты ешь, а то ведь с виду-то ты и правда на ожившую покойницу похожа.
Жаркое оказалось таким аппетитным, что удержаться невозможно, но после пятой ложки запах стал невыносимым, и есть это нельзя.
— Что, всё? Немудрено, что ты такая бестелесная. Ну, ладно, теперь таблетку. — Роза подает мне стакан с водой. — Запей хорошо, и все, вечером перевязка.
— Я домой пойду… там у меня…
— Спальный мешок в кладовке, черствый хлеб в пакете, плавленый сырок на подоконнике и десяток пакетиков растворимых супов. — Роза фыркнула. — Там все равно ребята работы производят, так что пока у нас побудешь.
— Работы?!
— Ну, ремонт там нужен, помимо окон даже.
— Послушайте… эти работы… я… у меня…
— Нет денег. — Роза хмыкнула. — Тут мы в курсе, видали, как заезжала. Семь картонных коробок, и те с книжками и елочными игрушками, тюк с одеялами, простынями да тремя подушками, из одежды вообще почти ничего. Вид у тебя, ясное дело, не денежный, в мусоре пакетики из-под растворимых каш и супов. Так что ж тебе, так и жить с разбитыми окнами да в развалюхе? Все, думай о хорошем.
Они что, рылись в моем мусоре?!
— Контейнер-то общий, так что видим, кто что выкинул. — Роза поднялась. — Вот твоя книжка, которую ты читала. А хочешь — телик посмотри.
Я телевизор не смотрела уже много лет. Новости нахожу в интернете, как и хорошие фильмы, а зачем еще мне мог бы понадобиться телевизор с передачами, рассчитанными на клинических идиотов, я не представляю.
— Ты насчет оплаты не переживай, ребята сделают все просто так, по-соседски, а кто ж поможет иначе? А тем более, что ты из-за нашего паразита пострадала, тут уж сам бог велел. Но мы бы и так, вот раззнакомились бы, и сделал бы тебе Миша, он-то у меня очень рукастый, все умеет, и друзья у него есть кругом, вот бросил клич сегодня, и съехались три бригады, так что за пару дней сделают тебе ремонт в лучшем виде и денег не спросят, потому как — по-соседски же. Так что не надо менжеваться, ты ж не в пустыне, поди, а среди людей живешь, что ж такого, если и помочь даже. А я тебе потом еще закруток дам, у меня много всякого варенья осталось, за зиму не съели, и салаты разные, банки только вернешь. А пока поживешь у нас, место есть, да и ходить тебе все равно нельзя, рана глубокая на левой ноге. Вот убила бы паразитов…
— Да ладно, что ж тут теперь поделать. Я и правда подхожу под заявленный профиль.
Роза засмеялась.
— Читают книжки о вампирах, фильмы смотрят, это сейчас модно у них. Ну, а потом придумывают себе разное. Они же это все за чистую монету принимают, у Сашки даже теория есть на эту тему. Говорит, что все эти книжки и фильмы финансируют вампирские сообщества, чтобы люди были готовы к легализации вампиров.
— Что-то в этом есть.
— И ты туда же! — Роза округлила глаза. — Тоже читаешь такое?
— Почему нет? Заманчивая тема, сама подумай: вечная жизнь, мало того — вечная молодость! А ограничения минимальные. И не обязательно же пить кровь из граждан, можно просто регулярно заглядывать на станцию переливания крови.
— А солнечный свет? — Роза кивнула в сторону окон. — Все-таки обидно сгореть просто от солнца.
— Ну, если судить по некоторым книгам, можно заполучить амулет, который полностью избавляет от данной проблемы. Так что я бы не отказалась стать вампиром, мне нравится концепция. Можно было бы охотиться на злодеев, например. Как Лестат, это забавно.