— Тема закрыта, я не хочу забирать ее. — Я сейчас очень злюсь, а это опасно. — Я не хочу, чтоб она визжала в моей квартире, а она визжала все время, я вечно слышала этот визг, все вокруг нее плясали, а она такая же, как Лизка, даром что не похожа на нее внешне. И я не гожусь на роль матери, я понятия не имею, что мне делать с ней, а там воспитатели, коллектив и регулярное питание.
В машине повисла тишина, которая, тем не менее, звучит осуждающе — но мне плевать на это. Я ни за что на свете не отдам «девочкам» ничего из того, что станет моей новой жизнью. Ох уж мне эти милые люди, доброта которых всегда за чужой счет! Понимают они, как же. Да ни хрена они не понимают, но суются. Эдак они еще, чего доброго, примутся склонять меня к походу в больницу и с передачей для Лизки — в СИЗО.
Ни за что на свете.
— Линда, ну я тебя очень прошу. — Рита берет меня за руку. — Ребенок ни в чем не виноват перед тобой.
— А я в чем виновата? — Я не хочу выходить из машины, я не хочу видеть эту Лизкину девчонку, пусть она будет в приюте, ничего с ней не сделается. — Я только-только начала жить собственной жизнью… ну, пусть не начала, но планировала. И чтобы меня никто не шпынял, не предавал, не указывал, а ты предлагаешь мне повесить себе на шею какую-то абсолютно чужую мне соплячку, которая отберет у меня мою жизнь по миллиметру — точно так, как это сделала ее малахольная мамаша. Нет, дамы, вы меня на это никогда не подпишете, с чего это вы решили, что я стану растить Лизкино отродье, пока эта тупая тварь благоденствует в тюрьме?
— Потому что ты взрослая. — Рита вздохнула. — Я понимаю, что ты обижена, и даже точно знаю, что собой представляют твои сестры и как тебе пришлось в семье, я понимаю, что обходились с тобой по-свински, я просто в толк взять не могу, как такие люди, какими были твои родители, могли так сильно налажать со своими детьми. Но этот ребенок не виноват в твоем разрушенном детстве и в том, что твои родственники так с тобой поступали. И мы просто отдадим ей вот этого зайца, и пижамку я ей купила, и кое-каких гостинцев… ну, просто отдадим, и все. Она же маленькая, и вдруг ее вырвали из привычного окружения и поместили в приют, ты представляешь размер ее стресса?
— Мне ее нисколько не жаль.
— Мы это уже поняли. — Роза как-то поникла. — Я видела, как ты с моим Мишкой книжки читала, и отчего-то думала, что ты хорошо относишься к детям.
— К твоим конкретно — да, хорошо. — Можно подумать, что все дети одинаковые. — А эту вечно визжащую малолетнюю гадюку я видеть не хочу, потому что она — Лизкина дочь, и сестрица родила ее мне назло, она ходила беременная и ухмылялась мне в лицо, ну как же — Виталик-то меня сразу бросил, когда увидел ее, такую маленькую, хрупкую, беззащитную мразь. Так что — нет, дамы, как хотите, но все свои поползновения в сторону благотворительности осуществляйте без меня.
— Просто проведи нас туда, а сама можешь оставаться за дверью. — Рита достала объемистый пакет. — Тебя никто не заставляет удочерять ее.
— Ладно.
Я соглашаюсь просто потому, что мне надоел этот бессмысленный спор. Я проведу их, а сама обожду в коридоре.
— Лилечка? — Это толстуха в белом халате расплылась в улыбке. — О, вы тетя, она так на вас похожа! Идемте, она будет рада.
— А как она? — Рита несет пакет и деловито рассматривает интерьер. — Не болеет?
— Очень скучает. — Толстуха чему-то очень радуется. — Кушает из рук вон плохо, с детками не играет, с нами на контакт тоже не идет. Сидит в уголке, сжалась в комочек, больно смотреть. Мы надеялись, что со временем она привыкнет и оттает, но нет, с каждым днем она замыкается все больше, я была просто в отчаянии, ребенок на глазах тает. Но теперь-то, когда вы ее заберете домой, все наладится, я уверена в этом, процесс я постараюсь ускорить максимально, уже позвонила в социальную службу, они позволят вам забрать ее, как только обследуют ваши жилищные условия, а это можно и сегодня устроить, и уже вечером…
— Я не собираюсь ее никуда отсюда забирать.
Я должна прервать излияния толстухи. Какая там социальная служба, этого еще не хватало.
— Как это? — Толстуха затормозила на бегу. — Но… как же… вы родная тетя, и я думала, вы хотите забрать племянницу…
— Нет, не хочу. Это во всех смыслах плохая идея.
— Послушайте, но вы…
Откуда-то раздался знакомый визг, и в момент мои ноги оказались в замке из двух рук.
— Лида!!!!
Она сжимает руками мои колени, дальше ей не дотянуться, прижалась и плачет, я вам говорила, она все время ревела, что за характер идиотский. И сейчас она ревет, уткнувшись в мои колени, и отпускать не собирается. Я пытаюсь высвободиться, но она, захлебываясь в слезах, только повторяет: Лида, Лида!!!!
Твою мать.
Ну, твою ж мать!!!!
13
Роза и Рита принялись рыдать, толстуха тоже собирается заплакать, а я смотрю в глаза Виталику Ченцову, пока его дочь теребит мои колени, оглашая коридор своим визгом.
Вот, значит, как.
Женился на Лизке, прижил с ней ребенка, ухитрился умереть, а мне теперь растить твою с Лизкой дочь? Да ни за что. Вот пусть эти ревущие в три ручья сердобольные идиотки забирают малолетнюю плаксу и занимаются ею хоть до второго пришествия. А я умываю руки.
— Линда, ты должна. — Роза всхлипывает. — Послушай, она же узнала тебя, она тебя не забыла, и сейчас вот так оставить ее здесь — предательство.
— Я ей в верности не клялась.
Девчонка тянет руки — это ей хочется, чтоб я подняла ее на руки, но мои едва зажившие ноги такого не выдержат.
— Присядь вот тут, и пусть она сядет к тебе на колени. — Рита достает из пакета увесистого желтого зайца с красным бантом на шее. — Вот, дай ей игрушку. Послушайте, у нее ноги поранены, ей надо присесть.
Толстуха всплеснула руками и захлопотала, придвигая мне банкетку.
— Конечно, конечно, вот тут присаживайтесь. — Она все еще лелеет надежду спихнуть ответственность за Лизкину дочь на меня. — Впервые за все время я слышу, как Лилечка что-то говорит.
Она не говорит, она визжит и ревет, и у нее сопли текут. Роза достает платок, и девчонка деловито сморкается, и меня уже тошнит, а маленькая липучая дрянь вцепилась в меня мертвой хваткой, и Виталик, стоящий у окна, никак мне не помогает — как я понимаю, его данная ситуация полностью устраивает.
— Послушайте… как вас…
— Линда. — Роза сует девчонке очищенный банан. — Ее зовут Линда.
— Да, конечно, Линда, имя такое необычное… — Толстуха садится рядом со мной, банкетка угрожающе скрипит под ее монументальной задницей. — Я понимаю, что вы не хотите ответственности, вы молодая женщина, вы хотите устроить свою судьбу. Но ребенку нужна семья, конкретно этот ребенок не сможет освоиться в приюте, несмотря на все условия, которые мы создаем здесь для этих несчастных обездоленных детей. Эта девочка особенная, она умненькая, она красотка, а как она рисует! Но ей нужен кто-то родной, и то, что она увидела вас, и как она среагировала… ведь если бы она испытывала к вам неприязнь, то не выбежала бы вот так, не…
Толстуха начинает плакать, и Роза с Ритой не отстают, и мне ни за что не объяснить им, что девчонка просто маленькая хитрая дрянь, в точности такая, как ее мамаша, она умело манипулирует окружающими, притворяясь милой и беззащитной, а на самом деле…
— Линда, я помогу тебе, мы все поможем. — Роза всхлипывает. — Но если этот ребенок сегодня же не уедет отсюда домой, я…
— Я уже позвонила Игорю, он со своими ребятами уже едет в мебельный магазин, прямо сейчас купит и привезет для девочки кровать, а мои знакомые привезут одежду, обувь, игрушки. — Рита продемонстрировала свой телефон. — Я в группу клич бросила, сего-дня в твоей квартире будет все необходимое. Дайте нам пару часов, и пусть едут, обследуют квартиру, там люди ремонт заканчивают, откроют.
Это она уже к толстухе обращается. Та радостно закивала и побежала по коридору с прытью, неожиданной для такой мастодонтной гражданки.
— Вы меня не заставите.
Но я понимаю, что эту битву проиграла. Как всегда. Маленькая дрянь вцепилась в меня так крепко, словно я — соломинка, за которую она ухватилась в последней попытке спасения.
Да, это мне достаются в жизни все обломы, все неприятности и колотушки, Бог меня ненавидит. Да я сейчас и сама себя ненавижу, потому что все мои планы накрылись блестящим медным тазом, а впереди маячит перспектива положить свою жизнь на то, чтоб вырастить Лизкину дочь, каждый день вспоминая о том, что Виталик бросил меня и это его дочь от другой бабы, и ладно бы какой-то левой, но — от Лизки.
— Вам надо пройти со мной и заполнить кое-какие документы. — Толстуха вернулась и нависает надо мной, как фатум. — Я… послушайте, я ни за что не стала бы так настаивать, но девочка не может здесь оставаться, она просто пропадет.
Да и черт бы с ней, господи, как будто мне не все равно, что будет с Лизкиной дочерью! Я не могу на это согласиться, это будет означать, что они победили. «Девочки» победили, две мелкие злобные твари, которые отняли у мамы ее вдохновение, по капле пили папину жизнь, а меня просто раздавили в какой-то момент, — они снова победили.
— Давайте я возьму ее…
Но только толстуха попыталась взять девчонку, та взвизгнула и крепче вцепилась в меня. И я понимаю, что если сейчас не отцеплю ее от себя и не уйду, то окажусь в ловушке.
— Тише, Лилечка, тише. Ты тоже с нами пойдешь, просто Линда не может тебя нести, у нее ножки болят. — Толстуха берет девчонку за руку. — Вы берите ее за руку тоже, и мы пойдем потихоньку.
Девчонка недоверчиво косится на толстуху, потом смотрит на меня.
Моими глазами. Папиными глазами, да.
О господи.
— Я не могу ее взять.
Роза с Ритой охнули хором, толстуха заломила руки, но они не понимают. Я не могу. Я не хочу. Мне абсолютно не нужна эта маленькая визгливая обуза, которая пришла в мир, чтобы напоминать мне, как меня предали.
— Линда… — Рита смотрит на меня так, словно я только что на ее глазах убила котенка. — Ты… ты не можешь. Вот сейчас, когда она…