— Линда, дом был опечатан?
— Ага, но это неважно. — Я повесила прищепки на шею, а куртку надела. — Степа, мне очень нужно забрать кастрюли и пылесос, но я не могу их найти.
— Пылесос я видел в дальней комнате, а где кастрюли, я не знаю.
— Ладно, тогда только пылесос, без него плохо. — Я иду в родительскую спальню. — Выбросили все мамины вещи, вот уроды… давай телевизор еще заберем, мелкая мультики будет смотреть.
— Это идея. Бери пылесос, а я возьму телевизор.
Небольшая плазменная панель была куплена примерно год назад — именно в то время родители перестали показываться в гостиной по вечерам, а я не обратила на это внимания, потому что и сама уже не выходила из комнаты. В доме царили «девочки», их токсичный психотип требовал простора.
Мы несем в машину вещи, но мне нужно вернуться в дом — без Степана.
— Погоди, я мигом.
Я оказываюсь в нашей прихожей и прижимаюсь спиной к двери. Несмотря на разрушения, это все равно наш дом.
— Слышишь меня? Мы вернемся, только не надо плакать, я вернусь.
Я прижимаюсь щекой к двери и думаю о том, что лучше всего сейчас было бы залезть в кладовку и больше никогда оттуда не выходить. Но жизнь у меня так паскудно устроена, что я никогда не могу сделать то, что хочу сама.
Мы едем обратно, сворачиваем с проспекта и оказываемся у ворот дома.
— Я возьму плазму, а ты пылесос. — Степан сокрушенно кивает головой. — Стряслось что-то плохое?
— Хуже некуда. — Я с тоской смотрю на этот чужой старый дом. — Но я все улажу.
Тень метнулась через дорогу, и я уже видела эту фигуру — именно данный гражданин царапался в окно Розиной ванной. А это значит, надо бы его изловить и спросить, что ему надо.
— Я тут запеканку овощную испекла. — Рита смотрит на часы. — Но хорошо, что ты вернулась, потому что мне пора домой, у меня и свой сын есть, и он меня ждет. О, вы пылесос и телик привезли, молодцы. Теперь бы стиралку где-то нарыть, и можно жить.
Как будто процесс жизни зависит от наличия бытовой техники.
— В этом балахоне и прищепках ты выглядишь как беженка.
Я молча вешаю папину куртку в шкаф к своим вещам, а прищепки отправляются в кладовку. Я не хочу говорить, я не могу — я боюсь, что не удержу слез, и тогда уж их будет не остановить, а тут дети и чужие люди, надо держаться, даже если это уже из последних сил.
Дети снова что-то рисуют, и я рада, что они заняты.
— Тетя Лутфие приходила, оставила тебе какие-то старые бумаги. — Рита перелистывает страницы. — Что это такое?
Почему бы не рассказать ей о Полине, пропавшей еще до моего рождения?
— То есть, если перелом на этом снимке совпадет с переломом у найденного скелета, то мы, считай, опознали труп? — Рита хватается за телефон. — И молчит, вот все выяснила, и как партизан. Игорек, есть дело. Нет, я-то в курсе, что ты занят, но дело как раз твое.
Я ухожу на кухню, где стоит моя литровая кружка, наполненная свежеотжатым соком. Мне надо подумать, но у меня мало фактов.
Зато я могу попить сока, и он пахнет яблоками, и не начал вонять после нескольких глотков, и это невероятно классно — выпить свежего сока.
В дверь постучали, на пороге возвышается Розин муж, Миша-старший.
— Пока тяжело. — Это ответ на мой немой вопрос. — Но Роза с ним уже летит в Швецию, препараты его стабилизировали, доктор Круглов их сопровождает, там самолет оборудован специально для перевозки таких раненых.
— Миша, он выживет и будет в порядке.
Это я впервые назвала его по имени, до этого я старалась никак к нему не обращаться, такой он огромный, деловитый, иронично прищуренный. Но теперь у него беда, и ему нужны слова утешения и надежды, я точно знаю, что нужны — мне-то их никто не сказал, когда я так в них нуждалась.
— Я… мы надеемся. — Миша смотрит поверх моей головы на сына. — Как он?
— Покормила, он не голодный. — Рита взяла Мишу за руку. — Идем, и ты тоже поешь. Идем же, чего упираешься, запеканка свежая. А потом домой и спать. И мальчика успокой, он так-то держится, но ему тяжело. Может, тяжелее даже, чем вам, — он пока не понимает происходящего, не до конца. Вот и расскажешь ему, что брат летит к хорошему доктору, который вылечит его, и они снова будут хулиганить на районе, еще лучше, чем прежде. Только сейчас сядь и поешь.
В дверь снова стучат — это уже становится однообразным. Но приехал Ритин муж.
— Где документы?
— Во-первых, здравствуйте. — Рита сердито смотрит на мужа. — Где твои манеры?
— Не до церемоний, у нас четыре трупа. — Игорь Васильевич листает страницы и достает из вклеенного конверта большой снимок. — Ну, так и есть, перелом точно такой, в этом самом месте, подживший. Я пробил фамилию, которую ты мне продиктовала, а теперь и перелом совпал, а значит, найдена Щеглова Полина Ильинична, которая тридцать три года назад пропала без вести. О пропаже заявила сестра, но заявление кануло в Лету в сельском отделении милиции, следов Щегловой так и не обнаружили, хотя все запросы были разосланы, а она вон где все это время обреталась. Ну, если сестра еще жива, то сможет похоронить останки, а вот кто так обошелся с гражданкой Щегловой — это большой вопрос, времени-то сколько прошло.
— Расспросить соседей надо. — Рита краем глаза наблюдает, как Миша-младший листает какую-то книжку вместе с девчонкой. — На кухне отец пострадавшего мальчика, он тут всю жизнь живет, должен же что-то помнить, хоть и было ему тогда лет не так чтобы много. Еще докторша, которая принесла эти бумаги, и Зойка, вдова последнего убитого, на момент убийства Щегловой ей лет шестнадцать было, она должна что-то вспомнить.
— Тоже дело, сейчас и схожу к ней. Рита, ты подожди меня тут, потом вместе поедем домой.
— А разве ты не на машине?
— Меня патрульные подбросили. — Игорь Васильевич достает из планшета распечатанную фотографию. — Вот, на всякий случай распечатал из архива.
Полина Щеглова была красивой теткой, даже на таком паршивом снимке это видно.
— Все, я схожу к Зое, а ты…
Я должна сказать, из-за чего пытались убить мальчишку.
Видит бог, я не хочу, потому что я виновата во всем, но и не сказать будет неправильно. А потому я говорю. И показываю сохраненный скриншот.
— И ты молчала. — Игорь Васильевич, кажется, сейчас пристрелит меня на месте, а Миша-старший поможет спрятать труп. — Ты… ладно, сказала — и хорошо.
— И спасибо за помощь в опознании останков. — Рита толкает мужа в бок. — Игорь!
— Да, и спасибо за помощь следствию в опознании останков. — Игорь Васильевич покорно повторяет за женой, и я понимаю, что Рита веревки вьет из своего грозного мужа. — Да, правда, это было очень умно — расспросить соседку, удивительно только, что она все это вспомнила, мало того — рассказала тебе.
— Я подловила ее в момент тяжелого стресса, а потом уж ей деваться было некуда.
— Ну, я с тобой еще поговорю, имей в виду, только теперь уж ты больше не лезь в расследование, оставь это нам.
Ага, когда ад замерзнет.
16
Миша-старший решил дождаться возвращения Игоря Васильевича, Рита принялась мыть посуду, дети листают книжку, и Мишка, похоже, читает Лильке сказку. Вот так, как я ему читала. И Лилька слушает, уши растопырила, а два ее зайца тут как тут.
Я занесла пылесос в кладовку, завтра устроим уборку, а то полно народу, натоптали, а ребенку нужен свежий воздух. Думаю, я перед сном пол все-таки помою и открою форточки, чтобы проветрить помещение, Лильку закутаю в одеяло.
Дверь не заперта, Игорь Васильевич вошел, как к себе домой.
— Рита, придется задержаться. — Полицейский с сомнением смотрит на меня, потом переводит взгляд на Мишу. — Михаил, иди за паспортом, ты будешь нужен как понятой.
— Что?! — Рита смотрит мужу в лицо, но это бессмысленно, потому что он сейчас просто полицейский. — Игорь!
— Посиди с детьми, уложи их спать, что ли. — Игорь Васильевич снова с сомнением смотрит на меня. — Паспорт тоже возьми. Убита соседка-то.
— Которая?!
— Зоя, которая же еще. — Полицейский хмуро наблюдает, как я ищу паспорт. — Мертва, я думаю, часов десять-двенадцать. Только не пищать и в обморок не падать.
— Вот еще.
Я даже при виде того, что Лизка оставила от Виталика, в обморок не упала.
— Как ее убили? — Рита покосилась на детей, но они заняты чтением. — Плохо там?
— Нет, задушили. — Полицейский хмурится еще больше. — На первый взгляд — инсценировали само-убийство, но не то времени не хватило, не то сноровки, эксперт еще что-то скажет, но даже я вижу, что она не повесилась, а была задушена и подвешена. Причем задушена руками, проступили трупные пятна.
— Кошмар, кто мог это сделать…
— Кто угодно. — Игорь Васильевич смотрит на меня. — Где ты была с одиннадцати до часу дня?
— Гуляла с Лилькой. Уток в парке кормили, потом поплелись на рынок.
— Кто-то может это подтвердить?
— В магазине чая меня точно вспомнят, они Лильку каким-то детским чаем угощали и пустили нас в свой туалет пописать.
— Спасибо за подробности. — Полицейский коротко улыбнулся. — Нет, правда, если б постеснялась сказать, проверка могла бы ничего не дать, а так я уверен, что в магазине вас точно запомнили. Что-то купила?
— Пакетик чая купила, где-то в рюкзаке есть чек, дать вам?
— Не надо, просто сохрани. — Полицейский кивнул одобрительно. — Теперь я уверен, что ты не при делах. Не то чтоб я тебя подозревал, какой у тебя мог быть мотив, но всякое бывает.
— Да ты на нее посмотри, она же тощая, заморенная, она сухого таракана не осилит задушить, не то что эту кобылицу Зойку.
— Рита, в стрессе всякое бывает. Но тут, конечно, барышня невиновна. — Игорь Васильевич кивнул мне. — Идем, побудешь понятой.
Ну, понятой так понятой.
— Ей спать пора…
Лилька уже трет глаза кулаками. Согласно распорядку, ее надо искупать, почистить ей зубы и уложить в кровать.
— Я справлюсь, скажи только, где ее пижамка.
— В кроватке, и халатик банный там же.