Графоман!» Злость была неоправданна, и вся вина за задержку ложилась только на Лилю, но как объяснить, что временно утрачена способность думать о чём-либо, кроме Олега и всего, что с ним связано. Побродив по дому, Лиля всё же решила взяться за работу. В любом случае её редактура, выполненная и в таком состоянии, в котором она пребывала, будет намного лучше первоисточника, только надо заставить себя отключиться и начать, а там пошло-поехало, не остановишь.
Она, не отрываясь, корпела до трёх часов ночи, не заметив, как пролетело время. Ломило спину, слипались глаза, и сил на грусть и тоску больше не оставалось. «Надо сходить в душ и срочно спать! Олег появится завтра. Если не завтра, значит, послезавтра… В любом случае буду ждать. Если настал срок покинуть меня, он обязательно придёт попрощаться, тем более пообещал полюбить». Конечно, она ничуть ему не поверила.
Скорее всего, он вкладывал другой смысл или просто пошутил, но это было неожиданно и чертовски приятно.
Заснуть не получалось. Лиля то и дело вставала с кровати, шла к окну, всматривалась в сторону дома его матери, но там давно погасили свет, и она с трудом в полумраке различала очертания большого строения на фоне торчащих сосновых мачт и тёмного сизого неба. «Скоро начнёт светать… Ещё чувствуются отголоски уходящих белых ночей… Уйдут, и опять ждать до следующего года… Удивительно, как неожиданно они появляются. Ты привыкаешь к ним, надеешься, так будет навсегда.
Потому что необыкновенно красиво и романтично. Но они так же внезапно заканчиваются, оставляя на душе растерянность и недосказанность…»
Измаявшись, она не заметила, как заснула и так же внезапно очнулась, словно кто-то настойчиво звал её по имени. Совсем рядом с ней у изголовья кровати сидел Олег. От неожиданности Лиля вздрогнула, потом ойкнула, несколько раз потёрла глаза, которые никак не желали верить, что это он. В комнате было светло, и солнечные лучи золотой россыпью били из окна напротив, у которого она выстаивала в ночи и забыла задёрнуть занавески. Олег стал ещё бледнее, и это сразу бросилось ей в глаза. Тут же следом пришло осознание, что этот процесс необратим. Захотелось заплакать, обхватить Олега руками, притянуть к себе. Она приподнялась и уже было сделала движение навстречу, как тут же обмякла, скривилась в улыбке от нелепости своего порыва.
– Ты выглядишь уставшим, хоть и не устаёшь…
– Это другая усталость. Я не знал её прежде. Ты, наверно, ждала меня вчера…
– Ждала. Надеюсь, у тебя была уважительная причина исчезнуть, не предупредив. Хотя что я говорю…
– Прости. Причина действительно была уважительной.
Лиля, не отрываясь, скользила взглядом по его лицу.
Олег осунулся, щёки впали, и прилично отросла щетина, что сильно поразило, но расспрашивать, как такое вообще возможно, не стала. Словно прочитав её мысли, Олег ухмыльнулся и провёл несколько раз рукой по своим щекам и подбородку.
– Очевидно, я ещё до конца не потерял связь с телом.
Другого объяснения у меня нет. Не будем вдаваться в подробности. Тревожно думать об этом. Не хочу! А вчера я не мог остаться с тобой из-за сына. Представляешь, ангина! Летом! Откуда, спрашивается? Может, от стресса… Он ещё слишком мал. Был папа, и вдруг бац – и нету.
А я здесь, рядом, и слышу каждый его вдох и выдох. Мне захотелось, чтобы ты ему всё рассказала. Только как? Пришла и заявила: «Мне надо поговорить с вашим сыном, у меня есть известия от его отца»? Тебя бы сочли сумасшедшей.
Олег улыбнулся, и в глазах, которые стали прозрачно-светло-голубыми, на миг заиграли озорные искорки.
– Я всю ночь просидел вместе с Верой у его постели. Ты не представляешь, как он горел! Она три раза сонному меняла футболки. Потел страшно. Он ворчал, что-то бубнил сквозь сон… Уже десять, а вдруг показался таким беспомощным… Жена давала жаропонижающее, температура ненадолго падала и опять стремительно росла. Только под утро стабильно упала до 37,5. Вера вечно панику поднимет! Всё сокрушалась, что, не дай бог, и дочка заболеет! Бегала к ней в комнату, спать спокойно не давала. Сколько можно ребёнку градусник под мышку запихивать! И так видно, есть температура или нет! Вон опять доктор пришла, а сын просыпаться не желает. «Отстаньте», – говорит.
Олег засмеялся и беззвучно ударил себя по коленкам.
– Упёртый! Весь в меня. Я если в детстве «нет» сказал – всё, пиши пропало! Мать однажды от безысходности ремень отца схватила. Помахала им, помахала и расплакалась от бессилия. Хорошо, что жене хватило ума не звонить ей. Обычно первым делом к моей мамочке – и на меня, если что, жаловаться. А мама всё время с моей фотографией разговаривает. И где она её только выкопала?! Мне лет семнадцать-восемнадцать.
Я такой типа крутой модник. Оборжаться, лох лохом, если честно! Мама держится, почти не плачет. Убедила себя, что я просто взял билет в один конец и, не попрощавшись, куда-то уехал. Пусть она так и думает. В сущности, это ведь чистая правда… С утра поехала на кладбище. Сначала молча стояла, потом начала наводить порядок на свой лад: веночки поправляла, цветочки перекладывала с места на места, крест гладила, фотку. Мне было нехорошо. Похоже на спазм сосудов, давление, сильную головную боль… Необъяснимо!
Одно я понял – зря она так рано туда пришла. Ещё не время. Когда мама молилась в часовне, меня отпустило. Такое спокойствие накрыло! Непередаваемое!
Надо молиться за ушедших. И выстилать им дорогу в неизведанное. Облегчать путь и дарить надежду на жизнь вечную…
Олег схватился за голову, широко раскрыл глаза, точно потерялся в собственных мыслях и с трудом верил в то, что говорит.
– У меня полная неразбериха. Не понимаю, где мои слова, где те, что пришли неизвестно откуда! Я мучаю тебя, Лиля. Ты не должна ведать и доли из того, что тебе пришлось узнать. Это огромное бремя. Легче жить в неведении… Сочинять, предполагать… В том, что многое сокрыто от человека, есть насущная необходимость.
Логическая целесообразность. Опять меня понесло… Всё! Молчу!
– Почему? Мне очень интересно!
– Как говорится, много будешь знать – быстро состаришься. Нет! Дурная поговорка. И без знаний состаришься, и, как я понял, этот процесс совсем не длительный. Видела ускоренную виртуальную съёмку зарождения, развития и умирания любого материального объекта? Так вот эта скорость ничтожно мала и не отражает реальности. Всё происходит несоизмеримо быстрее, вернее, молниеносно. По-моему, я уже вещал что-то подобное? На сём заканчиваю и больше не гружу тебя тем, в чём и сам толком не разобрался. Наверно, я кажусь тебе немного отъехавшим и пугаю? – расхохотался Олег. – Не дрейфь. Я сам себя боюсь. Кто бы мог подумать, что, умерев, я не умру! Звучит-то как! Живой мертвец! Тень отца Гамлета!
– Во тебя кидает из стороны в сторону! – засмеялась в ответ Лиля и опять непроизвольно потянулась к нему.
Олег распахнул руки, точно два больших крыла, наклонился, обнял её и тут же отпрянул. Она не почувствовала телесного прикосновения, но от него исходило тепло, то особое, которое так впечатлило в первый раз. Оно, как и прежде, сначала появилось у неё внутри, и именно Олег являлся создателем сего необыкновенно приятного ощущения.
– Мы с тобой близкие, родные люди. Со временем я стану твоим ангелом-хранителем! Увидишь! Ну вот это точно кто-то решил за меня, и я лишь повторил сказанное мне.
Он опять схватился за голову и зажмурился, сжав губы.
– Что с тобой?!
– Как током ударило! Неприятно, если не сказать больше! Это, наверно, фантомные боли. Но там же нечему болеть… Уф-ф-ф, вроде отпустило… Вставай, пошли вниз завтракать. Что там твоя мама приготовила? Хочешь, отгадаю? Блины! – Олег вскочил и запрыгал от радости. – Обожаю блины с клубничным вареньем.
И ещё немножко сметанки. Упс! А сметана-то у вас закончилась, и сейчас твой отец поедет за ней в магазин.
– Не утомительно находиться в нескольких местах сразу? Я бы так не смогла! Неудивительно, что у тебя разболелась голова.
– Сможешь однажды. И тебе это не покажется сложным.
Встаёшь? Я бы сейчас насильно вытащил тебя из твоего лежбища, но, увы, не обладаю такой возможностью.
– Блины, говоришь… Мама не сдаётся. Не похудеть мне в этой жизни…
Лиля спустила ноги с кровати и удручённо посмотрела на улыбающегося Олега.
– В другой жизни тебе станет всё равно, сколько ты весишь. Я вот не чувствую свой вес, его больше не существует.
– Тебе легко говорить, ты стройный…
– Я бы с удовольствием разъелся, чтобы составить тебе компанию. Представляешь меня толстым?
– Хватит уже подкалывать! Ну толстая… И сейчас назло тебе съем все блины. Ещё открою банку сгущёнки до кучи.
– Не съешь, их там слишком много.
– Ты меня плохо знаешь! – засмеялась Лиля. «С ним легко, и я вовсе не стесняюсь быть такой, какая есть.
Как здорово, что он лишён условностей. Полные тоже бывают очень даже симпатичные!»
Мама Александра дожаривала последние блины и стучала половником, собирая по стенкам миски остатки жидкого теста. Что-что, но блины у мамы Александры получались на славу – тоненькие, румяные и чуть хрустящие.
– Доброе утро! Садись скорее, пока горяченькие. Отец вот-вот вернётся. За сметаной отправила.
Лиля прыснула от смеха и подмигнула Олегу. Тот уже чинно развалился на стуле и с жадностью смотрел на стопку промасленных блинчиков.
– А варенье? Я люблю с вареньем. Клубничное доставайте! – Олег заёрзал на стуле от нетерпения.
– Лилечка, достань из холодильника клубничное варенье. Не могу от плиты отойти.
– Мама-то твоя – телепат! – заржал Олег и, как охотничья собака, начал ловить носом блинный дурман.
– Вкусно? – Лиля хихикнула и кинула взгляд на маму в надежде, что та толком ничего не расслышала.
– Лиль, ну конечно! Когда они у меня не получались?!
– Мам, это я не тебя спросила, – начала нелепо выкручиваться Лиля.
– А кого?
– Считай, что саму себя. Может, у меня раздвоение личности? – захохотала Лиля, увидев, как у мамы вытянулось лицо.