– Лиля-я-я-я-я!!! Уверяю тебя, ничего общего с первым поцелуем…
– Читаешь меня, как открытую книгу на нужной странице. Это нечестно!
– Сейчас моя дочка сказала Вере то же самое: «Мама, это нечестно, что папа умер». И заплакала… Ей всего пять лет. Что она может знать о смерти? Ровным счётом ничего! Для неё это слово означает, что я бросил её.
Она не хочет верить в это. Думает, что надо немножко потерпеть. Дети совсем не понимают слово «никогда».
Уверен: и мама, и Пашка… они все будут ждать нашей встречи. Пашка и речь на всякий случай заготовил. Типа я говнюк, и так настоящие друзья не поступают… – Олег рассмеялся.
«Как он спокойно рассуждает о том, от чего у меня кровь стынет!»
– А твоя жена? Она ведь наверняка страдает.
– Конечно, как и любой человек, не может относиться равнодушно к смерти. При этом испытывает некое облегчение. Стыдится этого, но ничего не может с собой поделать. Вера уже строит планы на будущее. Да, оплакивает меня и параллельно выстраивает линию своей новой жизни.
– Не верю! Ты не можешь так говорить! Откуда ты знаешь?! Более чем цинично предполагать подобное!
– Не предполагаю… Уверен… Я читаю её мысли. И поверь, ничуть не осуждаю, даже понимаю и желаю ей счастья.
Лиля заткнула уши ладошками.
– Давай сменим тему. Любишь ты жути нагнать!
– Ага! И наблюдать, как ты трясёшься от страха.
– Я не трясусь! С чего ты взял?!
– Мысленно поменял нас местами. Меня бы точно потряхивало. Ржака!
– Что за словечко? «Ржака» какая-то.
– Началось! Лиля, ну не будь ты такой. Цепляешься к каждому слову. Бессмыслица всё это. Пытаешься самоутвердиться? Только не знаешь, почему и зачем?
А я знаю. Тебе не хочется меня терять, не хочется верить в моё несуществование. Всё в тебе противится этому, и ты злишься на меня, словно я в чём-то виноват.
– Кар-р-р-р-р, кар-р-р-р-р, кар-р-р-р-р! – истошно закаркали вороны.
– Опять! Ну что же им надо от нас? – Лиля схватила с земли увесистый камень, прицелилась и запустила в дерево, где в листве прятались две неугомонные вороны.
– Какая жестокость! Что вы себе позволяете?! Мерзавка! – с криком из кустов выскочила пожилая женщина, обуглившаяся под северным питерским солнцем до неестественно тёмного цвета. Следом показался, по всей видимости, её муж, готовый в любую минуту поддержать супругу.
– Гражданка, чем, простите, вам помешали безобидные птицы? – Супруг чрезмерно загорелой дамы был явно деликатней и выбирал выражения.
– Ничем. Не люблю ворон.
– Они, поверьте, вас тоже после подобной выходки не сильно жалуют.
Вороны в знак согласия со стариком глухо каркнули и притихли.
– Лиль, пошли, а то, не ровен час, со всей округи налетит вороньё своих защищать, вцепятся тебе в волосы, и я ничем не смогу помочь. Но сердобольный старичок точно ввяжется спасать. А вот его жена скажет, что поделом досталось, хотя ничуть не желает тебе зла и вполне миролюбивая бабка.
Лиля не заставила себя уговаривать, засунула руки в треники и как ни в чём не бывало направилась по тропинке, ведущей к основной дороге, гордо минуя дерево с воронами, даже не кинув взгляда в их сторону.
– Пошли лесом? Черники поедим… Я знаю место, где растёт голубика. Любишь? Только там болотистое место, надо аккуратно пробираться, а то провалимся по самые коленки.
– Особенно это грозит мне! – хихикнул Олег. – А чернику я люблю в виде черничного пирога. У мамы самый вкусный. Сидит на кухне с подругами. Приехали её поддержать. Говорит: «Девочки, давайте пирог черничный испеку, Олежкин любимый». Те молчат. Жанна, её самая близкая, лицо руками прикрыла и выскочила из кухни. Плачет… У неё сын моего возраста. Не может представить, как такое пережить. Все же на себя сразу переносят. Людьми движет страх перед смертью, и они стараются отгородиться от неё, забыть о том, что она неизбежна. Жанна скромно живёт. Сын – простой работяга. Жена, двое детей. Хороший парень. Мама всю жизнь их поддерживает. Предложила мои вещи, что на даче валяются, сыну забрать. Та сначала растерялась, аж побледнела. Потом головой кивнула. Другие, что богатенькие, лица брезгливо вытянули.
– Это же плохая примета!
– Чушь! Опять же из-за страха и суеверия. Как сам к этому относишься, такая и энергия к тебе возвращается.
– А раньше так думал?
Олег рассмеялся.
– Нет, так же, как многие. В жизни бы не надел ничего после покойника. Я даже совместные фотки со своим приятелем далеко прятал, чтобы, не дай бог, не наткнуться на них. Он в аварию попал, месяц в коме провалялся.
Когда вывели из комы, ещё дня три прожил. Пришёл к нему, а он посмотрел на меня грустными глазами и преставился. Я по великому знакомству с главврачом в реанимации в тот момент оказался. Долго не мог выкинуть из головы этот взгляд. Как наваждение преследовал. И этот последний вдох и долгий-долгий выдох. Надо же было так случиться, что при мне всё произошло? Он не понял, что умер. Устал очень. По нему видно было.
Как говорится, отмучился. Вот жду… Увидимся, уверен. Обменяемся, так сказать, впечатлениями, – заржал Олег и одним прыжком оказался на верхушке огромной раскидистой ели.
– Лиля-я-я-я-я-я! Ты понизу иди, а я по деревьям. Буду тебе путь указывать, чтоб в болото не провалилась.
Какой я, однако, полезный оказался! Прикольно тут. Красота-а-а-а-а! Эх, если бы ты только это видела!!! Завидуешь?
– Ещё чего не хватало! Мы уж лучше по земле походим.
Как-то привычней. Лично я ползти готова по ней, только бы не оказаться на твоём месте! Прости, если обидела.
Но это чистая правда.
– У нас теперь разная правда, Лилечка. Лиля! Никогда не нравилось это имя. Сейчас нравится. Сильно у человека развито ассоциативное мышление. Всё от отношения к предмету. Ты мне нравишься, значит, и имя твоё нравится! – кричал сверху Олег и перескакивал с кудрявой берёзы на ель, с колючей ели на сосну.
– Не ори ты так!!! – крикнула в ответ Лиля.
– А вот ты можешь и молчать. Я и так тебя слышу.
Олег отыскал на сосне торчащую в сторону лысую ветку, ухватился за неё двумя руками и начал вращаться, вытягивая тело в ровненькую струночку.
– Эге-гей!!! – горланил от восторга Олег, увеличивая скорость вращения, и вскоре стал практически невидимым.
«Придурок! – про себя сказала Лиля и была уверена, что он её слышит, оттого задорно улыбнулась и показала язык в сторону сосны, где, по всей видимости, Олег приближался к скорости света. – А соскок с сальто ожидается? Или ты сегодня не в форме?»
– А то-о-о-о-о! – завыл, как реактивный двигатель, Олег. Медленно гася скорость, он становился различимым, тело потихоньку приобретало очертания, он плавно отпустил руки, оторвался от ветки, сделал несколько кувырков в воздухе и изящно приземлился у Лилиных ног. – Не слышу аплодисментов! Где восторги? Где охи и ахи?
Он смешно кланялся в разные стороны, отправлял воздушные поцелуи, точно стоит на арене цирка.
– Круто! Ты даже не запыхался! Браво, браво! Каково чувствовать себя всемогущим?
– Великолепно! Ну что, двинули дальше?
– Давай лучше выйдем на дорогу. Не хочу, чтобы ты, как белка, скакал по деревьям. И черники не хочу!
– А голубики? – заржал Олег.
– Тоже не хочу. Домой хочу. В отличие от тебя, я устаю.
Ты, надеюсь, ещё не забыл, что это такое. Недавно говорил, что помнишь.
– Честно? Забыл начисто. Но знаю, что это означает, не более.
– Тогда, опираясь на свои знания, понимаешь, что мне нужен отдых.
– От меня? – Олег удивлённо вскинул на Лилю глаза.
– И от тебя тоже.
Дома всё было как обычно: мама Александра колдовала на кухне, папа Руслан в гостиной смотрел новости, только теперь с Агатой на коленках, и качал головой в знак несогласия с нынешним положением в стране.
Частенько ни с того ни с сего вдруг заводил разговоры о славных брежневских временах. Когда мама напоминала ему о пустых прилавках в гастрономах и очередях за гречкой, нервно отмахивался, приговаривая, что не в этом счастье – о завтрашнем дне не думали и радовались больше.
– Ты ещё Сталина вспомни. Он бы точно порядки навёл! – подтрунивала Лиля.
– Не-е-е-е… Сталин – тиран, хоть благодаря ему и войну выиграли. Хруща никогда не уважал. А вот Брежнев был свой, понятный.
– Только страну развалил, – не унималась Лиля.
– Ты-то откуда знаешь?! – возмущался отец Руслан. – Дали вам мнимые свободы, вот вы и радуетесь, как болванчики. Только не свобода это, а кабала самая настоящая. Мы ровно жили, друг на друга не заглядывались.
Сейчас что?! Один другого обязательно догнать должен, а то и перегнать. Ещё и подножку подставить! Бизнес, видите ли! Все средства хороши! Что у нас подлостью считалось, у вас предприимчивостью зовётся! Ты возьми всё население России. Какой процент хорошо живёт?!
А воровать, как у нас сплошь, куда ни глянь, принято, увы, не умел. Да и нечего было! Не поезд же угонять или перила с эскалатора?! Честно отпахал за Родину!
– То-то при твоём Брежневе мало мухлевали! А тех, кто по-честному больше зарабатывать хотел, в тюрьмы сажали, оттого что поумней многих оказались!
Подобные споры заканчивались скандалом. Мама всегда посерёдке – ничью сторону не принимала.
– Не драматизируй ты так, Руслан. Меня лично всё устраивает. В Комарово дом имеем. Пенсии получаем.
Сестра твоя из Москвы по праздникам подкидывает.
Лиля зарабатывает.
– Да уж, пенсия у тебя, отец, курам на смех. Про мамину вообще промолчу! Не всё у нас, конечно, гладко, но лучше-то не было! Это всё иллюзии вашего поколения.
И сметана вам казалась жирнее, и деревья выше! – ворчала Лиля. – Эх! Не достучаться до вас. Узколобые вы у меня! Ни хрена вокруг себя не видите.
На этой фразе отец, как правило, выскакивал во двор, бродил по участку, остывал и возвращался как ни в чём не бывало, требовал картошки нажарить, банку солёных огурцов открыть и непременно пятьдесят грамм водочки для спокойствия.