Вначале у них главный герой Сергей Михайлович, в середине вдруг становится Владимировичем или живёт на Фонтанке, а позже на Мойке. И это сплошь и рядом. Автору подобное простить можно, но редактору – никогда. Где-то к середине её самоотверженного труда в комнату постучалась мама и тут же открыла дверь. Лиля приложила палец к губам и глазами показала, чтобы не отвлекали, занята.
Время летело стремительно быстро, и Лиля то и дело отрывалась от монитора. Ей казалось, что она слышит, как Олег медленно поднимается по лестнице, – опять забыла, что это невозможно. Даже когда воздух от его присутствия начинал звенеть, наполняя всё необычными свойствами и вибрациями, несмотря на все чудеса, которые она уже не раз лицезрела наяву, и тогда он оставался для неё живым человеком.
Часто по утрам у неё болела голова. Оттого что поздно ложилась, слишком поздно вставала, часто не могла набрать положенные восемь часов сна и потом долго приходила в себя. Наладить режим никак не удавалось, и однажды она пришла к твёрдому убеждению, что это особенность её организма и бороться не имеет смысла.
За последние дни всё резко изменилось, появилась бодрость, точно их с Олегом соединил невидимый проводок, и виновником таких разительных перемен являлся именно он. Прерывалось соединение, и она походила на разряженную батарейку. В душу вместе с усталостью незаметно прокрадывались тревога и страх, которые чувствовала ярче и отчётливей. Это был страх перед самой жизнью, точно она идёт по тонкому бревну, балансируя над обрывом, а внизу течёт и бушует неукротимая горная река. Один неверный шаг – и полетишь в бездну.
Олег считал страх неизбежностью, оттого что никто до конца не понимает своего истинного предназначения и не ведает, откуда пришёл и куда однажды вернётся.
Суета сует – это выражение угнетало Лилю. Не вдаваясь в значение двух слов, где одно усиливало другое, она гнала их прочь, и они, как нечто утопическое, терялись в потоке простых земных радостей, отодвигая на неопределённый срок познание истины.
– Как же меня бесит его вечное «Всему своё время»!
А мне надо сейчас знать!!! Не хочу ждать! До Олега я не смела и задумываться о подобных вещах. Меня это не касалось и было таким же запретным, как яблоко, которое вкусила Ева с древа познания. Вдруг, узнав что-нибудь этакое, я настолько разочаруюсь, что впаду в глубочайшую депрессию, и дальнейшая жизнь потеряет всякий смысл? Нет, это невозможно! Я люблю всё, что окружает меня, люблю папу с мамой, Мусю и вообще всех людей. Мечтаю, надеюсь… Интересно, есть ещё такие, как я, кому довелось столкнуться с теми, кого уже нет? Нигде подобной информации не найдёшь, сплошные выдумки или сомнительные рассказы переживших клинические смерти. Получается, я одна-единственная? – Лиля рассмеялась. Она уже давно с выражением в голос разговаривала сама с собой и только сейчас заметила это. – Нет, я не одинока! Просто все помалкивают, не решаясь открыться. Может, чьё-то потустороннее влияние действует таким образом, что не имеешь ни малейшего желания выдавать свою тайну, опасаясь страшных последствий. Боже, какую же я несу ахинею!
Особенно смешно, что подобное приключилось именно со мной, ещё и в посёлке Комарово. Выбор действительно странный…
С текстом было покончено, и она, довольная, стояла у окна, тянулась руками в разные стороны, крутила плечами и, как гусыня, вытягивала шею. «Сильного дала! Вот что значит собраться и сделать. Почти четыре с половиной часа!» – одержимая восторгом от своего трудового подвига, Лиля отправила заказчику файл, не утруждаясь объяснениями и извинениями за задержку.
Через пару минут на сбербанковскую карточку звонким сообщением упал перевод, и она гордо хмыкнула:
«Пусть радуется! Качественная работа! Надеюсь, всё понравится и никаких нареканий по поводу того, что я испортила стиль автора, не последует».
Приплясывая, Лиля спустилась по лестнице и нашла своих в гостиной, на диване перед телевизором. Шла программа по «Первому», название она не помнила, подобным не увлекалась, ну если только случайно попадёт на «Давай поженимся» и, непонятно по какой причине, прилипнет к экрану как заворожённая. И вовсе не потому, что эта программа несла для неё смысл, просто раздирало обычное любопытство; как умело всё срежиссировано для воздействия на вкусы непритязательной публики. В отличие от Лили, мама Александра была абсолютно уверена, что всё взаправду, и бойко реагировала, пытаясь участвовать в судьбах героев.
– Тебе, конечно, виднее, кто кого должен выбрать! – потешалась Лиля над матерью, а сама нет-нет да и пускалась в рассуждения. Отец всегда смотрел молча.
Спроси его, что происходит, затруднился бы ответить.
Теперь ещё и пригретый Агатой, которая в зависимости от принятой им позы забиралась на коленки или на живот, он безмятежно сладко кемарил.
– Проводили тётушку? Довольная осталась? Наверно, впереди собственного визга на озеро бежала?
– Ну что за неуважение! – приоткрыв глаза, лениво пробурчал отец и тут же сделал вид, что внимательно слушает, как из ящика невнятно оправдывается женщина с пропитым лицом, а присутствующие наперебой обвиняют её во всех смертных грехах.
– И где они только такие персонажи находят?!
– Лилечка, это люди из глубинки. Мы живём и не ведаем, что там творится. Зарплаты мизерные. У молодёжи перспектив никаких. Одна радость, что выпить. От этого и судьбы поломанные.
– А вы с диванов типа им сочувствуете и переживаете?
– Может, поесть наконец соизволишь? Оттого и злая, что голодная.
– Я злая?! – возмутилась Лиля. – Просто обидно, что вы зря время теряете за этой ерундой.
– Ишь раскомандовалась! Иди садись за стол.
Лиля потрогала себя за бока, и ей показалось, что на ощупь они стали немного мягче. «Ого, это что? Неужели начинаю худеть? Ещё с утра Олег подшучивал, что всего сто грамм потеряла. Фигушки, уже целый килограмм будет!»
– Мам, только давай без фанатизма. Салат сделай, и всё!
– А свекольничек с язычком, с яичком да со сметанкой? – приговаривала мама и черпала побольше гущи насыщенного цвета из огромной эмалированной кастрюли, расписанной васильками. Лиля только что не облизывалась от предстоящего удовольствия.
– Без сметаны! И не смотри на меня так. Думаешь, легко себе отказывать?
В последний момент, когда мамина рука потянулась брать сметану, Лиля не выдержала и запустила в неё столовую ложку, но ограничилась лишь половиной от обычной порции. «Вот зачем она её на стол поставила?!
Как специально!»
– Всё, мам! Убери с глаз долой и хлеб заодно!
– Уморить себя хочешь? – причитала мама Александра, заботливо оставляя ломтик чёрного хлеба, который Лиля, недолго думая, схватила, тут же потянула в рот, откусывая крошечными кусочками, чтобы на подольше хватило. С мучным у неё была особая любовь, и преодоление тяги ко всему, что называлось хлебобулочными изделиями, приравнивалось к душевным мукам. Едва утолив первый голод, съев всего треть глубокой миски, Лиля вдруг вспомнила об Олеге, и мозг тут же дал команду пищеварительной системе, что трапеза закончена. Она даже не смогла засунуть в рот последний скатанный пальцами комочек чёрного ржаного хлеба. Сморщившись, будто ей только что подавали нечто отвратительное, Лиля отодвинула миску с борщом подальше от себя и виновато вскинула на маму Александру глаза:
– Не могу больше!
– Невкусно?!
– Вкусно. Мам, ну очень вкусно! Честно!
Лиля неловко встала, зацепилась за ножку стула, он потерял равновесие и с грохотом упал назад. Не обращая внимания на стул, Лиля обхватила маму двумя руками и прижалась к ней со всей силы. Она делала так всегда в детстве, от обиды или когда становилось грустно. Вот и сейчас мама Александра, как и прежде, гладила её по волосам и тихонько пришёптывала:
– Лилечка, миленькая, расскажи, что случилось. Тебе легче станет, и мне на душе спокойнее. Это всё из-за того человека, с которым ты встречалась на заливе?
Поссорились, что ли?
– Не было никого. Выдумала я всё.
– Зачем, Лилечка?
– Как зачем?! Вы же спите и видите, чтобы у меня постоянный ухажёр появился. Что, я не чувствую? У всех ваших знакомых внуки подрастают, а вы всё со мной возитесь.
Её несло, и она не отдавала себе отчёта, что городит.
Под конец искренне расплакалась.
– Ой, что же это такое! Зачем так меня расстраивать? Присядь и успокойся, иначе я сейчас сама разрыдаюсь.
Бедная моя девочка! Потому что ты слишком хорошая, вот и не встретить тебе достойного человека.
– Никто мне не нужен! – утирая слёзы, кривилась в улыбке Лиля, а у самой такая горькая жалость к себе проснулась, что выть хотелось, и предательски дрожали губы. «Олеженька, Олежка, ну возвращайся поскорей.
Почему ты так надолго меня оставил?»
– Лиль, хочешь, завтра подружек твоих пригласим?
Я пельменей накручу, пирожок твой любимый с капустой сделаю. Погуляете, на озере купнётесь…
– Не хочу ничего! Сейчас успокоюсь и пойду прилягу.
Устала я сегодня. Только отцу ничего не говори. Любишь ты, как что, сразу к нему бежать. Ещё не хватало, чтобы и он со своими советами лез.
Выговорилась и пошла, шлёпая босыми ногами. У дверей обернулась и уже спокойно, как всегда, с улыбкой подбодрила поникшую маму Александру:
– Ерунда всё это! Не обращай внимания. Настроение сегодня такое. А девчонок обязательно пригласим. Не в эти выходные, так на следующие. Обещаешь, что не будешь за меня переживать? Нет повода. Вот даже малюсенького нет!
Лиля широко улыбалась и старалась зажечь жизнеутверждающий огонёк во взгляде, предполагая, что получается у неё это совсем неплохо, судя по умилительному выражению маминого лица. «Недаром говорят: дети – крест на шее у родителей. И без разницы, младенец или взрослый человек, душа болит одинаково. Вон мать Олега убивается, себя не жалеет, сама на грани жизни и смерти. Эта боль никогда не утихнет, так и будет с ней маяться. Только бы на ноги встала. Вот у меня, скорее всего, никогда не будет детей… Поздно, да и как-то свыклась с мыслью, что без них легче. Когда мои станут немощными стариками, буду за ними ухаживать. За мной уже некому…» Лиля любила детей, любила до трясучки. Когда у Муси родился первенец, она с огромным любопытством и с нескрываемой нежностью рассматривала крошечное тельце малыша, потом с трепетом взяла его за ладошку, боясь ненароком причинить боль. Оторваться от этой необыкновенно мягкой, невесомой ручки было невозможно. Младенец источал особый запах. Наверно, нотки этого необыкновенного аромата закладываются изначально на подсознании у любой женщины и вызывают бурю эмоций – от восторга до умиления. Она вспомнила, как по-доброму завидовала Мусе и искренне не понимала, почему та радуется гораздо меньше, смотрит на такое совершенное чудо и удручённо вздыхает.