Ехать решила на автобусе, останавливается аккурат неподалёку от Серафимовского. Всю дорогу воевала с текстом заказчика, и это хоть как-то отвлекало от мысли, каким образом она отыщет Олега. Дело оказалось нелёгким. Долго бродила по аллеям кладбища, перезнакомилась почти со всеми новыми захоронениями, но найти его не удавалось. Вглубь не пошла. Ознакомившись с сайтом Серафимовского, поняла, что лежать он должен именно где-то здесь. Солнце так и не показалось из-за облаков, ветер порывами скользил по верхушкам деревьев. Поначалу ей было страшновато, и она не раз порывалась покинуть это печальное место, но что-то останавливало её. И тут ей пришла идея: наверняка все собравшиеся на девять дней посетили церковь Святого Серафима Саровского, да и батюшка, как положено, отслужил панихиду.
В деревянной церкви тихо, пахнет ладаном и свечами, которые ярко догорают у икон. В углу при входе – церковная лавка, где стоит молодая женщина в белом платочке и чёрной кофточке на пуговичках до самого горла. Перед ней разложены иконки, молитвенники, кулоны с крестами и святыми, деревянные ящички со свечами разных размеров. Тут же подаются записки за здравие и упокой. Женщина даже не подняла глаз, так и стояла, уставившись вниз, только постоянно всё перебирала, точно пыталась навести порядок, который и так был идеальный. «Это работа или служение?» – подумала Лиля и прошла дальше. Впереди алтарь и несколько молящихся, преимущественно мужчин с тяжёлым взглядом, поникших, как стебли тюльпанов в конце своего цветения. Кругом лики святых так и вопрошают: «С чем пришла?» Три чистенькие старушки в длинных, до пят, чёрных платьях, чёрных передниках с карманами и с головами, покрытыми платками, быстро передвигаются по церкви. Первая собирает сгоревшие свечи в одном углу, вторая – в другом, третья всё время куда-то исчезает и вновь появляется.
Подходить расспрашивать боязно: Лиля с непокрытой головой, ещё и в джинсах – отчитают за милую душу.
От растерянности она ходила по кругу, не замечая, как нервно ломает пальцы и тяжело звучно вздыхает.
Откуда-то сбоку от алтаря вышел батюшка в чёрном подряснике и с большим крестом на груди. По её меркам восприятия священнослужителей, был слишком молод, хорош собой: волосы расчёсаны на прямой пробор и аккуратно убраны за уши. Короткая золотистая борода едва покрывала лицо, и светлые серые глаза излучали теплоту, а значит, и понимание. Недолго думая, Лиля бросилась к нему навстречу.
– Подождите! Послушайте! Вы мне должны помочь! Для меня это очень важно! – тараторила Лиля, от волнения захлёбываясь словами.
Батюшка остановился и взял её за руку.
– Успокойтесь. Может, воды? Как вас зовут?
– Лиля!
– А при крещении какое имя дали?
– Елизавета вроде.
Лиля смиренно потупила глаза.
– Так Елизавета или вроде? – улыбнулся молодой батюшка. – Рассказывай, Елизавета, что стряслось?
– Можно я без подробностей? Вы сегодня проводили обряд поминания на девятый день после кончины? Или, может, кто другой?
– Да, я проводил. И не один обряд, а три.
– И все в один день умерли?!
– И в один час бывает… Что ж тут странного. На всё воля Божья.
– Его Олегом звали. Молодой, сорок два года, и жена у него Вера и двое детей…
– Припоминаю… Я и отпевал раба Божьего Олега.
– Покажите, где мне его искать.
Батюшка с недоверием посмотрел на неё. «Не блаженная ли?» – прочитала в его глазах Лиля.
– Могилу не могу найти.
– Так бы и сказала сразу. А то: «Где мне его искать?»
Здесь его уже нет, а на небеса я дороги не знаю. – Он едва улыбнулся и махнул ей рукой. – Пошли покажу. Это совсем рядом.
Лиля еле поспевала за батюшкой, и они пришли на аллейку, где она только что была и пересмотрела все свежие могильные холмики, многие с временными деревянными крестами да ворохом цветов и венков.
– Здесь.
– Где?
– Прямо перед тобой, Елизавета.
Батюшка перекрестился три раза и уже пошёл своей дорогой, но тут же вернулся.
– А ты заходи ко мне, если помощь нужна. С Богом оно всё полегче. Спросишь отца Константина. Прощай, Елизавета. И слёзы не лей, ему сейчас молитва важней твоих страданий.
В её голове забегали мысли, которые молниеносно складывались в тысячу вопросов. Она вцепилась в рукав рясы отца Константина и приготовилась вылить на него всю эту лавину, как вдруг почувствовала во рту онемевший язык и дёсны, точно в них только что вкололи приличную дозу анестезии. Ворочать языком невозможно, значит, и говорить членораздельно не получится, если только мычать и издавать гортанные звуки. И это не что иное, как предупреждение: держать язык за зубами.
– С тобой всё хорошо, Елизавета?
Лиля смогла лишь кивнуть головой.
– Приходи на причастие. Тебе это необходимо. Знай, Богу важна каждая душа, и праведная, и заблудшая.
Лиля с трепетом смотрела вслед уходящему священнослужителю. Не сделав ничего особенного, отец Константин даровал ей хоть маленькое, но утешение. Вглядываясь в большой чёрно-белый портрет Олега под стеклом, она не могла его узнать. На фотографии строгий, серьёзный мужчина в костюме. «Как на паспорт. Неужели лучше не нашлось? Какое право я имею судить? Для близких на этой фотографии он такой, каким они его помнили. Для меня он совсем другой. И не потому, что, покидая этот мир, день ото дня Олег менялся и постепенно исчезал визуально. В нём менялось всё – представления, чувства, убеждения… Умерев, он будто заново рождался, но по своим правилам и законам. Его здесь не будет – он сам сказал. И я это чувствую. От этого не могу заговорить с ним, представить, что он слышит меня… Олег пришёл ко мне из ниоткуда и ушёл в никуда. Туда не возят на ознакомительные экскурсии, и этого места нет на карте… Люди со страхом думают о том дне, когда откроются врата, за которыми они оставят всё пережитое и нажитое и непонятно где окажутся. Одинаково страшно всем: и верующим, и безбожникам. А ведь многие, не задумываясь, утверждают: “Нет, я не боюсь”. От смерти не уйти! У каждого, даже самого отъявленного смельчака, в голове живёт кро-о-о-о-о-ошечный червячок, который нашёптывает тихим елейным голоском:“Нет, нет… ты не умрёшь! Все умрут, а ты нет! Это же невозможно! Только не ты! Не думай о смерти. Представь, что её нет”».
Если бы Лиля могла хоть в подсознании воссоздать в воздухе особый звон, виртуально почувствовать неведомую вибрацию, которая исходила от Олега, наконец увидеть облачко странной формы, которому она бы тут же нашла объяснение, и провела аналогию с тем, что он хочет ей что-то сказать… Да, хоть карканье ворон!
Не разбираясь, те это или совсем другие, она стояла бы и стояла у его могилы. Вдруг мимо неё, не останавливаясь, быстро проскочила чёрная кошка, как две капли похожая на Агату. Не задумываясь, Лиля помчалась за ней, но кошка ловко спряталась в траве и, судя по еле слышному шуршанию, забиралась в какие-то дебри, и поймать её не представлялось возможным. Ни на какие «кис-кис» и «Агата, иди сюда» она не откликалась и, видно, убежала совсем далеко. «Теперь в каждой чёрной кошке мне будет мерещиться Агата! Да я сроду её от других не отличу! Кинув взгляд на портрет Олега, она всё же нашла в себе силы попрощаться с ним, зная, что, наверно, никогда больше сюда не придёт.
Остановилась у круглого застеклённого церковного киоска с маленьким открытым окошком. Рядом стояла деревянная двухъярусная скамеечка с горшочками живых цветов, и продавщица выносила из киоска новые горшки, видно, доставленные на продажу совсем недавно. Лиле захотелось купить один из них и отнести Олегу, но вместо этого зачем-то спросила про чёрную кошку.
– Милая моя, их тут столько!!! И чёрных, и бурых, и рыжих… Им тут вольготно, на поминках кормятся и тут же плодятся. Мы их не обижаем, тоже Божьи создания.
А что спросила?
– Просто так. У нас кошка сбежала. Думала: может, наша.
– Может, и ваша. Но вряд ли она захочет вернуться, раз на имя не откликнулась.
– И то верно… – задумчиво проронила Лиля и пошла к выходу. В каждом порыве ветра ей слышалось: «Лиля!
Не уходи! Побудь ещё немножко! Лиля-я-я-я…» Она закрыла руками уши и, не оборачиваясь, так и дошла до станции метро «Чёрная речка».
«Мне надо с кем-то встретиться, пообщаться на самые банальные темы, вернуться оттуда, где я оказалась по чистой случайности». Перебирая всех подруг, она остановилась на Мусе. С ней легче всего, и она настолько зациклена на собственной персоне, что будет говорить только о себе, а ей останется лишь слушать и иногда вставлять ничего не значащие комментарии. Последний раз они так и не поговорили, принимает она предложение от своего нового или пребывает в раздумьях, склоняясь к свободным отношениям – каждый живёт у себя, и они лишь по надобности встречаются.
Мария не сразу взяла трубку. Отозвалась на третий звонок.
– Что с голосом? Точно умер кто-то! Ты где? Явно не в своём Комарово. Шум стоит городской.
– Угадала. На Чёрной речке. У метро. А ты чем занята?
Слышу, тоже не дома.
– Я в кафе «Счастье» у Исаакиевского. Знаешь?
– Мы же с тобой там были как-то.
– Тогда подруливай!
– У меня денег совсем нет. Всё на баню отдала. А ты с кем?
– Была со своим. Сейчас одна. Только свалил. Обиделся, гусь лапчатый. Видите ли, не чувствует он от меня теплоты и заботы. О чём это он, ума не приложу! – заржала Муся, жуя что-то хрустящее. – Ну давай! Жду! Деньги хоть на такси есть?
– На такси есть, – промямлила Лиля, подсчитав в уме, сколько займёт времени доехать до станции «Адмиралтейская», и твёрдым шагом направилась ко входу в метро, зажав в руке «Подорожник»: «Ещё быстрее доберусь и деньги сэкономлю! А то повадилась с Олегом на такси ездить. Пошиковала немного, и хватит!»
Муся сидела у окна, тянула через трубочку коктейль и безбожно строила глазки молодому парню за соседним столиком. Он сидел к Мусе лицом, и его девушка ничуть не догадывалась, что творится у неё за спиной.
– Ты же за рулём! – Лиля ткнула пальцем в высокий стакан с красно-розовым напитком и кубиками льда.