ть не захлебнулась от возмущения и на весь класс заорала:
– Вон! Вдвоём вон из класса!!! Немедленно!!!
Ученики притихли, а потом с восхищением на переменке поздравляли Наташку с победой над деспотом. Даром это не прошло, учительница гнобила Наташу при любом удобном случае и поставила ей четвёрку в четверти при всех пятёрках по другим предметам.
Но положительный эффект был. Тот мальчишка после этого события отчаянно влюбился в Наташу и каждый день после уроков провожал её домой, пока она не поняла, что он далёк от того впечатления, которое производил, и не ответила взаимностью другому, неказистому и неприметному, по мнению Лили. То, что они поженились, как только стукнуло по восемнадцать, Лиля узнала на встрече выпускников. «Почему мы так часто теряем друзей из далёкого прошлого? Запросто и без особых причин. Появляются новые знакомые, на старых не хватает времени. С какой бы радостью я сейчас увидела Наташу!» Лиля почти ничего не знала о её судьбе, лишь со слов одной одноклассницы, которую случайно встретила в метро. Трое детей, живёт на две страны, Швейцарию и Россию. Неказистый паренёк добился больших успехов и работал топ-менеджером в нефтяной компании. «Наташа всегда знала, чего хочет, и умела говорить “нет”. Это, видно, самое важное – слышать себя и чувствовать окружающих.
То, чего я совсем не умею делать. Иду по зову сердца. А надо жить разумом, сердце следует на поводу эмоций и часто желаемое выдаёт за действительность. Всё надо менять! Всё! Своё иллюзорное представление о жизни в первую очередь».
Все вместе вышли на улицу. У станции «Комарово» отец отправился провожать сестру на другую сторону железнодорожных путей, а Лиля с мамой побежали садиться в подоспевшую электричку. Потом топали под ручку до храма, от холода прижавшись друг к другу.
– Зря ты со мой поехала! Не дай бог, простудишься! – пару раз шмыгнула носом мама Александра и спрятала хлюпающий нос в васильковый мохеровый шарф, подаренный Татьяной на Новый год.
– Цвет красивый! Идёт тебе. Освежает.
– Да?! – Мама Александра оживилась и вытащила нос наружу. – Думала, сроду не надену такую яркость. Знаешь, какой тёплый и не колется вовсе. Хочешь, забирай!
– Мам, его тебе подарили, а не мне.
– Какая разница? – удивилась мама Александра и ещё сильнее прижалась к Лиле. Снег, как ржаной сухарик на зубах, весело похрустывал под ногами, вокруг жёлтых фонарей искрились снежинки, туда-сюда перебежкой двигались люди, не озираясь по сторонам, с одной надеждой – поскорее оказаться в тепле. Впереди уже виднелась белая церковь Казанской иконы Божьей Матери, и Лиля оживилась, вырвалась вперёд, задорно крикнув маме:
– Догоняй!
– Я не девочка так бегать! Сейчас сердце из груди выскочит! – отдуваясь, ворчала мама Александра.
– Девочка, девочка! – задыхаясь от ледяного воздуха, подбадривала Лиля.
Они ввалились в церковь с раскрасневшимися от мороза лицами, и вдруг мама испуганно округлила глаза.
– Перед входом не перекрестилась, поклон не отвесила!
– Думаю, Бог не заметит такой мелочи.
Лиля расстегнула молнию на пуховике и пошла рассматривать лики святых, пока мама встала в очередь за свечками. От тепла, запаха ладана и плавленого воска Лиля разомлела и искала местечко, куда бы присесть.
Все места на лавочках были заняты, многие молча стояли напротив алтаря и ждали, когда начнётся служба. Обходя церковь, Лиля остановилась у креста с распятием. Она вглядывалась в скорбную фигуру Иисуса, и невольные слёзы покатились по щекам, оставляя мокрые следы. Щемящая тоска, боль утраты, бесконечная жалость к себе с новой силой терзали душу. Всхлипывая, она не смогла больше сдерживаться и разревелась. Подоспевшая мама Александра оторопела от увиденного и беспомощно затопталась на месте, не зная, что делать.
В храме воцарилась тишина, и послышался зычный голос священника. Лиля утёрла слёзы, едва улыбнулась, взяла мамину поникшую руку и крепко сжала. Каждый думал о своём, мама Александра то и дело крестилась.
Незаметно, не нарушая тишины, позади них встала Татьяна. Когда Лиля обернулась, она лишь смиренно кивнула головой, погружённая в таинство службы. Голос батюшки имел магическую силу утешения, и она поняла, почему Татьяна из обычного человека превратилась в глубоко верующего: «Ей негде больше искать защиты. Только здесь она чувствует себя дома. Интересно, счастливый человек, полностью довольный своей земной жизнью, способен так уверовать? Скорее всего, им овладевает лишь сакральный страх перед невзгодами, болезнью, смертью… Олег сказал, умирать не страшно, и горести есть часть самой жизни, которая однажды заканчивается. Как же всё сложно осознать и принять!»
Лиля разглядывала лица людей. По ним можно было читать их судьбы. Сразу видно, кто страдает, кто верует, а кто зашёл всуе и не собирается надолго задерживаться. Старушки, превозмогая усталость, били поклоны и усердно крестились, предвидя свой скорый уход. Может, и замаливали грехи молодости, рассчитывая на снисхождение и благость Девы Марии и самого Иисуса Христа. На их лицах уже не было тревоги, они устали жить в миру и непоколебимо верили в загробную жизнь, где смогут встретиться с близкими и родными, где не будет болезней, немощи и ударов судьбы. Даже если это не так, они никогда не почувствуют разочарования. Их просто не будет. Конечная точка пути, дальше ничего, кроме тления… «Боже! – вопрошала Лиля. – Я же своими глазами видела Олега, слышала его! И всё равно столько сомнений! Свет! Свет, который он увидел… Был ли он концом его жизни?»
После службы народ неторопливо начал расходиться.
– Тебе бы на исповедь, доченька. Причаститься… – тихо молвила мама Александра и вручила Лиле три свечи, поманив Таню за собой.
Лиля знала, куда направляется мама. К святому Пантелеймону. Больше всех она почитала именно его и считала, что он бережёт их семью от всех недугов и напастей.
Лиля же вернулась к распятию, поставила первую свечку, постояла немного без слёз и особых эмоций. Потом прикоснулась рукой к образу Девы Марии с младенцем и зажгла другую свечу о чужую. Свеча коптила, гасла и всё время норовила упасть.
– Ты воском-то покапай, покапай, и фитилёк надо было зачистить, – посоветовал древний старик, похожий на сморщенный гриб.
Глаза старика в окружении морщинок светились добротой, да и всем своим обликом он напоминал положительного персонажа из детской сказки. Улыбнувшись и поблагодарив его, Лиля пошла искать, куда поставить оставшуюся. Крестилась она бегло, стесняясь, нет у неё должного порыва, и это очень заметно бабулькам, которые так и остались дружно сидеть на скамейках, вероятно, до самого закрытия. Многие знали друг друга, и слышался их неугомонный шепоток. О чём они вели беседу, было не разобрать. Бабульки с интересом оглядывали каждого проходящего, на мгновение умолкали и снова начинали шушукаться. Побродив немного, Лиля не выдержала и вышла из церкви. Как принято, три раза перекрестилась, кланяясь и бормоча «Отче наш», единственную молитву, которую знала наизусть. Опять стало холодно, и от мороза сильно щипало нос и щёки. «Ещё немного, и я околею! Что можно там так долго делать?!»
У неё начинали неметь кончики пальцев на ногах, и, постукивая одним ботинком о другой, Лиля вышагивала взад-вперёд, изнывая от нетерпения и стужи.
– Лиль! – крикнул отец, поднимаясь по ступенькам на пригорок, на котором стояла белоснежная церковь. – Где мать? Жду вас, жду!
– А ты откуда?! – радостно воскликнула Лиля и понеслась навстречу.
– Посадил Евгению, и айда домой за машиной! – рассмеялся папа Руслан.
– А мать всё молится? Одна или с Танькой? Давай посажу в машину, нос – как морковка у снеговика.
– С ней-й-й-й… – дрожа от холода, мямлила Лиля.
– Схожу за ними. Печку выключать не буду, грейся.
До ночи Лиля чувствовала себя хорошо и долго отказывалась от чая с малиной. Только наутро, встав на работу, поняла, что нет сил и сильно печёт глаза. Пошла вниз искать градусник.
– Лиль, ну-ка иди сюда! Дай лоб потрогаю. – Мама Александра прикоснулась губами к Лилиному лбу и приказала ей возвращаться назад в свою комнату.
– Горишь вся! Быстро в постель! Сейчас жаропонижающее принесу.
Градусник показывал тридцать восемь и два, начинало саднить горло.
– Простыла или вирус в церкви подцепила!
– Говорил тебе, что не доведёт твоё новое увлечение до добра! – Суетился за спиной матери папа Руслан. – Хорошо, я подъехал. Стоит, бедная, на лютом морозе стынет.
– Ну уж не на лютом! – хрипло хихикнула Лиля.
«Вот тебе и Пантелеймон!»
– Мам, надо позвонить и предупредить Мусю. Скажи, что заболела, когда выйду, пока не знаю.
Лиля на жаропонижающем проспала почти весь день и всю ночь. На следующие сутки температура то взлетала, то падала, горло уже не болело, но появился кашель.
– Бронхит! – с ходу определила мама и отправила папу Руслана за антибиотиком.
– А без этого никак нельзя?
– Нет! Так три недели дохать будет! – дала своё заключение мама Александра.
На третий день после приёма антибиотиков Лиле стало гораздо легче, а ещё через два она почувствовала себя абсолютно здоровой. Мама ликовала и гордо фланировала по дому, напоминая ей и отцу, что они без неё пропадут. Папа возмущался и требовал сплюнуть три раза. Мама не унималась и что-то говорила в ответ.
– Не лень вам спорить по любому поводу?
– Кто бы говорил! – улыбалась мама Александра и радовалась, что Лиля так быстро поправилась, правда, безрезультатно настаивала, чтобы она хоть пару дней отлежалась дома.
Утром Лиля вскочила, умылась и вприпрыжку побежала вниз на запах блинчиков. В тарелке лежала стопка кругленьких, промасленных сливочным маслом оладушек, и стояла банка любимого вишнёвого варенья.
– Ма-а-а-а-ам, ну зачем ты так рано встала?! Я бы без тебя справилась.
– Ты лучше расскажи, почему в храме у распятия плакала? Умер кто? Не таись, выговорись.
– Ну что ты такое говоришь!!! Сказала бы… Мне скрывать нечего…