Калазарис вспомнил этот разговор, словно он происходил вчера.
— Может быть, вам приходилось слышать о нем? — спросил Каджи.
— О Сафаре Тимуре? — ответил Калазарис. — Нет, прошу прощения, не удостоился такой чести.
— Нет, я имею в виду Ираджа Протаруса, — сказал Каджи.
— А, ну конечно, кто же не слышал о великом короле Протарусе и его громких победах.
Тут Мирна — так звали старуху — робко спросила:
— Говорят, он жестокий человек. Это правда?
— Вовсе нет, матушка, — сказал Калазарис. — Да что вы, он добрейший из королей. Ну разумеется, случаются смерти. Но как же без них на войне? Нет, он великий король, этот Протарус. Да и в делах знает толк.
Видно было, что Мирна с облегчением восприняла эти слова.
— Приятно слышать это, — сказала она. — Видите ли, он жил тут какое-то время. И был хорошим пареньком. Немного диковатым и упорным, разумеется. Но добрым. Его мать могла бы гордиться им, да упокоят боги ее отлетевшую душу.
Калазарис хихикнул, вспоминая. Он поднял глаза и увидел, что птицы переместились, но всего лишь на веточку пониже. «Что же это за дерево такое? Уж не коричное ли?»
Едва он успел расположиться в Каспане, подбодрив шпионов золотом, как демоны нанесли удар.
И вновь Калазарис оказался в осажденном городе, среди паники. Он затаился, приказав шпионам сделать то же самое, а когда демоны взяли город, вынырнул на поверхность. Демоны устроили привычную резню. А решив, что урок дан, установили для управления городом собственную администрацию. Некоторые из чиновников сохранились от прежнего правительства. Все они принадлежали к бюрократам низшего звена, тем, кто делает свою работу и мало обращает внимание на то, кто сидит на троне. Среди них-то и процветали шпионы Калазариса.
Когда ситуация прояснилась, Калазарис начал подбираться к Луке и Фари, по отдельности разумеется. Ему было что предложить им. И самым ценным предложением являлась Кирания. Ключ, с помощью которого открывались ворота в королевство Протаруса.
Он остановился под деревом. Птицы теперь находились прямо над ним, но молчали.
«И вот я оказался здесь, — подумал он, — и наслаждаюсь заслуженной наградой. Первой из череды многих и великих наград».
Птицы запрыгали по веткам. Он обратил особое внимание на одну из птиц. В отличие от своих тускло-коричневых подружек, эта щеголяла ярко-зеленым опереньем и большим красным пятном на груди. Пухленький маленький самец. Прелестный.
Калазарис вспомнил утверждение о том, что чем сладостней поет птица, тем вкуснее ее мясо.
Он присмотрелся к дереву. Наверняка коричное. «Ах, — подумал он, — певчая птичка, питающаяся корицей. Какое блюдо можно приготовить!»
Калазарис протянул палец.
— Слетай вниз, слетай вниз, моя хорошенькая маленькая птичка, — позвал он. — Лети ко мне. У меня для тебя есть что-то вкусненькое.
Он слегка удивился, когда птица спрыгнула с ветки и уселась на его вытянутый палец. «Забавно», — подумал он, вспомнив видение. Но вот на его глазах видение превращалось в обед.
— Спой мне, маленькая птичка, — проворковал он. — Спой Калазарису. Спой сладко, моя прелесть. А потом я сверну твою маленькую шейку и приготовлю себе ужин.
К его изумлению, птичка раскрыла клювик, словно собираясь запеть.
— Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь! — сказала она.
Челюсть у Калазариса отвисла.
— Что? Что ты сказала?
— Я сказал, заткнись, Гундари, — продолжала птичка. — Я первый его увидел. Ну и наплевать, что запах от него как от демона. Он человек. На себя посмотри, болван!
«Я сплю, — подумал Калазарис. — Я уснул в храме. Устал от работы. И во сне гуляю. А теперь мне снится, что со мной разговаривает птица».
Он поднял руку, рассматривая красное пятно на ее грудке. «Как странно, — подумал он, — пятно в виде черепахи».
Неожиданно птичка впилась острыми коготками в палец.
Калазарис взвизгнул и попытался сбросить птицу.
— Пошла прочь, пошла прочь! — завопил он.
Но птица лишь глубже вонзала коготки, уже царапая по кости.
Вопя, Калазарис закружился, пытаясь стряхнуть птицу с пораненного пальца.
— Да остановись ты, глупый человек! — закричала птица Калазарису. — Ты же сделаешь мне больно.
Тут птица превратилась в оскалившегося маленького демона с длинными острыми зубами. Он прыгнул на лицо Калазарису и впился когтями в его щеки. А затем укусил за нос.
Калазарис оцепенел. Он чувствовал боль, ощущал, как эта тварь вцепилась ему в лицо, как кровь течет ему прямо в рот, но не мог шевельнуться.
Послышались шаги, и из-за дерева вышла какая-то фигура.
И Калазарис, человек, не признававший ни удивления, ни тем более страха, познал оба эти чувства.
— Отпустил бы ты его, — сказал Сафар. — А то все платье в крови перепачкаешь. А ты ведь терпеть этого не можешь.
Гундара отцепился от Калазариса и соскочил на землю. Маленький Фаворит оглядел свой запятнанный кровью костюм.
— Ну вот посмотри, что ты наделал, — укоризненно сказал он Калазарису — Если бы ты не дергался, как тебе советовали, то ощутил бы просто щипок. А уж крови наверняка бы не было.
Калазарис, застывший от ужаса и под влиянием заклинания, мог издать лишь странный звук. Он увидел, как Сафар достал из кармана каменного идола в образе черепахи.
— Ты бы сначала почистился, — сказал Сафар Гундара. — А потом уж получишь угощение.
— Какой добрый господин, — сказал Гундара. — Какой славный хозяин. — Он вскочил на идола, сжавшись до нужных размеров. — Но я надеюсь, ты не забудешь? — сказал он Сафару — Я имею в виду, про угощение?
— Не забуду, — заверил его Сафар.
— Обещаешь?
Сафар вздохнул.
— Обещаю, — сказал он, теряя терпение.
Гундара восхищенно взвизгнул, затем воскликнул:
— Гундари, берегись! Я иду!
И исчез в камне.
Сафар спрятал идола, подошел к Калазарису и осмотрел того с головы до ног. Главный шпион ощутил еще одно потрясение, разглядев, насколько же глаза у Сафара голубые, как это небо, голубые, как озеро, которым он наслаждался несколько минут назад.
— Ты, наверное, удивляешься, почему еще жив? — спросил Сафар пугающе спокойно.
Калазарис еще не дошел до этой мысли, но, едва Сафар упомянул об этом, шпион аж подпрыгнул. Страх побежал по рукам и ногам.
— Хорошо, — сказал Сафар. — Вижу все по твоим глазам. Ну а коли ты такой умный, то должен знать ответ. Правильно?
Калазарис вновь издал давящийся звук.
Сафар посмотрел на него с отвращением. Затем щелкнул пальцами, и Калазарис обрел способность говорить, хотя и остался недвижимым как статуя.
— Слава богам, что ты появился, Сафар! — выпалил Калазарис. — Как раз вовремя, чтобы…
Сафар вновь щелкнул пальцами, обрекая его на немоту.
— Всю свою ложь можешь оставить при себе, — сказал Сафар. — Я уже поговорил с отцом. И знаю, что тут происходит. Знаю, что ответственность за все несешь ты.
Он приблизил свое лицо к лицу Калазариса.
— Надеюсь, я ясно тебе объяснил?
Калазарис подавился застрявшим в горле ответом. Последовал очередной щелчок пальцев, и ответ вылетел:
— Да! Очень ясно!
— Я решу, как поступить с твоей жизнью после того, как ты нам поможешь одолеть демонов, — сказал Сафар. — И что с тобой станет, целиком зависит от тебя.
Некая часть самообладания Калазариса вернулась к нему, а вместе с этим и мужество.
Тем не менее для начала он все же запнулся:
— Я могу сделать больше, чем просто избавить Киранию от демонов, прислу…
Сафар удивился.
— Ты ведь чуть не назвал меня прислужником, не так ли? — сказал он. — Странно, не правда ли, как меняется ситуация? Великий стал малым. — Он обвел рукой Калазариса. — Малый стал великим. — Он постучал себя по груди.
Но Калазарис уже оправился после ошибки. Он улыбнулся тонкой улыбкой.
— Да, действительно странно, лорд Тимур. Но вы же видите, как легко я справляюсь с изменениями. И ваш новый титул гладко скатывается с моих губ, сэр. Должен сказать, он вам очень идет.
Сафар хмыкнул:
— Да, Калазарис, ты не пропадешь. Вынужден признать.
Главный шпион тут же рванулся расширять эту лазейку.
— Зачем же мне пропадать, лорд Тимур, если я могу представить огромную ценность для вашего короля. Я прекрасно знаю двор демонов. Я знаю короля Манасию, принца Луку и их великого визиря, лорда Фари. Я знаю их слабости, имя которым легион, и прочие важные вещи. Король Протарус может очень рассердиться на вас, если со мной что-нибудь случится, и он лишится такой прекрасной возможности.
— О да, Протарус наверняка захотел бы все это узнать, — сказал Сафар. — Желательно из живых твоих губ, а не из сухого пересказа той информации, которую я пытками вышиб бы из тебя. Но пойми одну вещь, Калазарис: король и я — друзья. Близкие друзья. И если я убью тебя, то просто приду к нему и признаю свою ошибку. Извинюсь и скажу: «Ну я не смог сдержаться, Ирадж!»
Он помолчал, замораживая Калазариса своей ухмылкой.
— Видишь ли, наедине с ним я зову его Ирадж. А он зовет меня Сафар. Словно мы опять мальчишками играем вместе. И вот я скажу: «Ирадж, меня охватила внезапная ненависть к нему. Я возжаждал его крови за те преступления, что совершил он против меня и моей семьи». Затем я виновато повесил бы голову, а вслух вопросил бы: неужели вина моя столь глубока, что из-за нее мы проиграем войну? И знаешь, что он скажет? Он скажет, — Сафар заговорил басом, подражая Протарусу: — «Ну что поделаешь, Сафар. На твоем месте я поступил бы точно так же. Когда кровь взывает, надо отвечать. Ничего, друг мой. Давай-ка пошлем за женщинами и хорошей выпивкой. Поскорбим над твоими ошибками, как положено мужчинам. А потом будем пить и веселиться до рассвета!»
В желудке Калазариса все обожгло, словно он наглотался раскаленной лавы.
Сафар расхохотался, глядя на него.
— Видишь, каково? — сказал он Калазарису — Теперь ты понял свое место?
— Да, лорд Тимур, — ответил Калазарис, с трудом подавляя дрожь в голосе. — Я все прекрасно понимаю.