ь, семь… Куда столько? Неужели во всех взрывчатка? И зачем им столько, что они взрывать собрались?
Сзади хрустнула ветка, и она машинально замерла. В вышине закричала испуганно сорока, а в высокой траве одна за другой юркнули несколько ящерок. Лиза не оборачивалась, вжавшись в землю всем телом и стараясь не шевелиться. Она вся обратилась в слух. Кто-то медленно и осторожно пробирался через бурелом среди деревьев – Лиза была абсолютно уверена в этом. Неужели немцам всё-таки удалось вычислить её лёжку?
Она бесшумно подтянула к себе винтовку. Главное – не выдать своего присутствия неосторожным движением. Она смотрела сквозь тонкие ветки куста на засыпанную прошлогодней листвой землю. Кто-то остановился сзади, буквально в пяти шагах от неё, и Лиза услышала шёпот. Значит, их несколько, по крайней мере двое.
В поле зрения появились два рваных коричневых штиблета. На одном отсутствовал шнурок, на втором отходила подошва. Кожа сильно морщилась на сгибах. Лиза насколько могла вскинула глаза. Видеть человека она могла только до пояса, но и этого хватило, чтобы понять – это не немец. Драные потёртые штаны, надставленные понизу куском линялой ткани синего цвета, свободно болтались на худощавой фигуре, поддерживаемые только куском шпагата, что был повязан вместо ремня. Видавший виды пиджак без пуговиц свисал до середины бедра. Скорее всего, это местные, которые даже не догадываются, что буквально в метре от них залёг снайпер
– Смотри-ка, Евстигней, – едва слышно прошептал человек, – я же говорил, будут мосты или сжигать, или подрывать. Смотри! Уже даже динамит привезли, собаки!
Второй что-то пробормотал в ответ и напряжённо засопел. Некоторое время оба молчали.
– Ну точно! Что делать-то будем? Может, их тут всех перестреляем к едрени фени?
– Ну ты чего! – возмутился первый, обладатель «модных» штиблет. – У меня пять патронов осталось! Да и нас с тобой двое, а их вон, две роты! Куда против них вдвоём-то?
– Да ладно, тебе, Свиридов, – не сдавался второй. – Вот что будет, если грузовику бак прострелить?
– Что-что! Дырка будет!
– Ага! – довольным шёпотом засмеялся второй. – А из дырки бензин потечёт. И если правильно выстрелить, то всё у них там так полыхнёт, что мама не горюй!
Лиза невольно подивилась его изобретательности. Ведь и правда, нужно только дать запал, а дальше, если в ящиках действительно взрывчатка, всё пойдёт как по цепочке! Как она сама до этого не додумалась за те пять с лишним часов, что лежит тут? Вот только выстрел должен быть один и очень точный, потому что в случае промаха немцы снимут её, как белку, ведь пули-то у неё в винтовке обычные, не зажигательные, и процент того, что испарения бензина дадут взрыв нужной силы, весьма мал.
– Это ты здорово придумал, – оценил идею первый. – И догнать нас немчура не сможет, лес не знают… Попробовать можно!
Лиза бесшумно подняла голову. Высокий худой старик со впалыми, поросшими серой щетиной щеками и косматыми седыми бровями, щурясь, пытался взять прицел. За его спиной стоял юнец лет пятнадцати на вид в перепачканной обтрёпанной кепке.
– Не стрелять! – громким шёпотом приказала Лиза.
Старик вздрогнул от испуга и заозирался, а парень выпучил глаза.
– Кто здесь?..
– Я.
Лиза откинула в сторону утыканную цветами и травой маскировочную сетку и, закинув винтовку на плечо, встала в полный рост. Она знала, что немцы не смогут её увидеть со своих позиций – давно выучила местность как свои пять пальцев. На вымазанном засохшими полосами грязи лице, как два изумруда, сияли громадные ясные глаза.
– Э-э… – недоумённо протянул юнец, оглядывая её с головы до ног.
– Лейтенант Фабиш, – отчеканила Лиза и приложила руку к пилотке. – Кто вы такие и что тут делаете?
Они удивлённо переглянулись.
– Местные жители мы, – ответил старик. – Из деревни тут недалеко. Той, которая сгорела. На немцев охотимся.
Лиза нахмурилась.
– А кто давал вам позволение заниматься самодеятельностью на территории, где ведётся особо секретная операция? – строго спросила она. – Сейчас открыли бы пальбу, выдали себя врагу, сорвали мне задание, и мы бы втроём бегали по лесу, как идиоты!
– Так мы ж не знали про операцию! – попытался отбиться юноша. – И это… Не хотим мы, чтобы немцы все мосты перевзрывали! И чтоб вообще лазили тут!
Лиза задумчиво смотрела на них, покусывая губу. Ей был дан чёткий приказ: не стрелять, и она не имела права его нарушать. Но и отпустить немцев со взрывчаткой на все четыре стороны тоже было идеей не из лучших. Впрочем, это не ей решать.
– Откуда вы знаете, что там взрывчатка? – наконец спросила она.
Парень переступил с ноги на ногу, покраснел до ушей и вскинул подбородок, но тут же снова вперил глаза в землю.
– Больше нечего им тут возить. Или боеприпасы гонят на Запад, или взрывчатку для моста, по которому раньше поезда ходили.
– Значит, так, – после недолгого молчания решила Лиза. – Идти в открытый бой вам нельзя. У них численное превосходство, да и оружия куда как больше. От пуль ваших, – она кивнула на охотничье ружьё, которое мужчина держал в руках, – бензин не загорится, и следовало бы вам это знать. Просто зазря патроны потратите.
– Так точно, товарищ лейтенант! – в один голос ответили они.
– А почему бензин не загорится? – добавил юнец.
Лиза усмехнулась.
– Потому что нужную искру даёт либо трассирующая пуля, либо зажигательная. Стрелять трассирующей – всё равно, что открыто заявить немцам: «Эй, смотрите, я тут!»
– Теперь буду знать… – пробормотал он и принялся оправдываться: – Мы просто не военные… Нас в военкомате не взяли по возрасту. Выгнали. И мы решили сами, вдвоём… А то чего немцы тут ходют, как у себя дома! На машинах своих раскатывают! Отбирають всё! Кур всех перерезали, собаки!..
– Тогда ясно, почему вы такие доверчивые, – хмыкнула Лиза. – А если я немецкая диверсантка? Об этом вы не подумали? Даже документы не спросили, вояки!
Немцы уже полностью разгрузили грузовик. Двое конвойных отдыхали, стоя у опустевшего кузова, и болтали о чём-то, по всей видимости, весёлом – оттуда то и дело слышались взрывы смеха. Водитель мирно курил у кабины. Его маленькие глазёнки внимательно обшаривали местность вокруг. В какой-то момент Лизе показалось, что он смотрит прямо на неё, и она автоматически сделала шаг назад.
Она знала этот лес вдоль и поперёк – успела выучить за то время, что вела тут охоту на фрицев – и потому без труда вышла к своей потайной тропке. Различить её, если не знать, где она находится, было невозможно, и Лиза чувствовала себя здесь в полной безопасности, но всё равно чутко прислушивалась к каждому звуку. Это тоже прочно вошло в привычку, и порой она даже просыпалась среди ночи, если слышала шаги или голоса. Лиза от природы обладала чутким слухом и отменным зрением, что помогло ей положить за год семьдесят четыре фрица. А поистине звериное чутьё ни разу не подвело. Она безошибочно определяла места лёжек немецких снайперов: слышала каждое их движение.
Немцы дали ей прозвище «русская волчица» за меткость стрельбы. За её поимку даже обещали хорошее денежное вознаграждение, что доставляло ей особое удовольствие. Правильно, пусть боятся! Потому что живой она им в руки никогда не дастся, будет до последнего вздоха, до последнего удара покрытого уродливыми шрамами сердца убивать их – безжалостно, чётко, твёрдой рукой нанося удар за ударом. И пусть называют её как хотят: волчицей, фрау с автоматом, призраком, как это было в крепости – сути это не изменит. Она станет палачом, карателем для каждого из них.
Сердце подпрыгнуло в груди, между рёбер больно кольнуло, и Лиза остановилась на минуту, чтобы отдышаться. В груди разверзлась бездонная чёрная дыра, горло будто сдавили тисками, и ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Вспоминать о первом дне войны до сих пор было больно и страшно. Страшнее, чем воевать на передовой.
Лиза давно уже провела черту в своей жизни, отделив «до» и «после», всеми силами пытаясь вытеснить воспоминания о «до». Но порой они врывались в сознание настырными непрошеными гостями и принимались раздирать её на части, а она ничего не могла с этим поделать, потому что они составляли часть её жизни. Потому что тогда, в тот роковой день она родилась заново – без своего на то желания. Наивная романтическая девчонка по имени Лиза Левицкая, молодая жена Вадима Левицкого, погибла 22 июня 1941 года, а на её место пришла лейтенант Елизавета Фабиш – молчаливая женщина с жёстким взглядом и не терпящим возражений, твёрдым и холодным, как сталь, характером.
В какой именно момент она изменилась, став такой, Лиза не знала, да и не хотела знать. Однако злость начала разгораться в ней ещё тогда, в Бресте, когда вслед за супругом на её глазах погибла и сестра. Штурм продолжался долго, и Лиза сражалась наравне с мужчинами, до последнего защищая Брест, а когда немцы всё-таки взяли крепость, успела укрыться вместе с Лидой в подвале одного из уцелевших домов. Уходить вместе с другими женщинами и детьми она просто отказалась.
– Я не буду позорно бежать, – заявила она, глядя в глаза командиру. – Я не пойду добровольно к ним. Чтобы меня пленить, им сперва придётся меня убить.
– Отчаянная ты деваха, – вздохнул командир. – Только все мы тут смертники, и выбора жить или умереть у нас нет.
Лиза решительно передёрнула затвор винтовки. В зелёных глазах полыхнул огонь.
– Зато есть выбор, как умереть: трусливо, в плену, или как настоящий солдат.
Он тяжело похлопал её по плечу и, повернувшись к солдатам, обвёл их усталым взглядом из-под густых чёрных бровей.
– Держать оборону до последнего. Это приказ.
Они расположились в разрушенных взрывами казармах. Боеспособных солдат оставалось всего шестеро, ещё четырнадцать были ранены. Остальные погибли. Ребята подтащили к окну пулемёт, заправили последнюю ленту на двести пятьдесят патронов и затаились. Лиза зажмурилась на мгновение. В голове обрывками тумана ползали смазанные мысли: господи, не дай умереть, защити, помоги.