– Я иду с тобой, – решила она.
Васька выпучил глаза.
– Куда?
– Куда! – передразнила его Лиза. – Завод минировать. Или ты можешь предложить план лучше?
Но ни заминировать завод, ни даже просто дойти до него они не успели – внезапно поднялась стрельба. Лиза ринулась туда, где должны были быть Промахновский с Бакарёвым. Катя залегла в траншее, выкопанной обороной месяц назад, и одного за одним укладывала немцев. Лиза рухнула рядом.
– Где сержанты?
– Чёрт их знает, Лизок.
Катя надавила на спусковой крючок. Винтовка вздрогнула, и ещё один солдат резко осел на землю. Немцы надвигались непробиваемой стеной, продвигаясь довольно быстро и успешно. То, что перевес на их стороне, было ясно сразу, но Лиза всё равно не желала сдаваться.
– Они прочешут весь лес, – между двумя выстрелами сказала Катя. – И обязательно найдут нас. Нужно уходить. Погибнуть за родину мы всегда успеем.
– У нас приказ, – сухо кинула Лиза.
– Приказ приказом, а когда задание невыполнимо, нужно уходить.
Лиза схватила Катю за капюшон и резким движением притянула к себе. В ней вдруг всколыхнулась ярость – обжигающая, бурная, стремительная. Она жёстко посмотрела ей в глаза и твёрдо отчеканила:
– А вот отступать, товарищ старшина, у нас приказа не было. Так что держать оборону до последнего!
Катя смерила её возмущённым взглядом и нехотя кивнула, но всё же возразила:
– Какой будет смысл, если мы все тут умрём? Задание не выполним, и сами не вернёмся.
– Смысл есть всегда, – сквозь зубы ответила Лиза, хотя и сама не особенно его понимала.
Откуда-то появился Промахновский и без слов свалился рядом. Левая рука, чуть выше локтя, кровоточила, плотная ткань маскхалата насквозь пропиталась кровью. На лбу блестел тонкий слой пота.
– Бакарёв исчез, – коротко сообщил он.
– А у меня два патрона осталось, – добавила Катя.
Лиза молчала. Бой был неравным, заведомо пророчащим гибель им всем. Шансы выбраться из этой мясорубки живыми равнялись нулю. «А что такое жизнь? – думала она, целясь в немецкого обер-лейтенанта. – Набор воспоминаний или… я не знаю, что такое жизнь. Я никогда не жила».
Может быть, когда-то, очень-очень давно у неё и был какой-то смысл, а теперь его нет. Теперь осталась только война. Вся её жизнь стала бесконечной чередой заданий, и Лиза не представляла, что можно жить как-то по-другому. Что будет потом? Она не задумывалась – боялась. Боялась мирной жизни и просто не знала, что будет с ней делать. Ведь тогда придётся искать новый смысл, а как она может его найти то, чего не существует? Наверное, для неё действительно лучше погибнуть и никогда не вернуться к той жизни, которой она жила раньше и которой больше нет.
Ясное синее небо вдруг загудело, затряслось, заговорило утробным металлическим голосом, и из-за высоких крон деревьев вынырнули шесть самолётов и один за другим спикировали над заводом. Полыхнуло и взвилось вверх чёрное пламя, и последний самолёт качнуло взрывной волной. На крыле яркой искрой сверкнула небольшая красная звезда, и они, словно косяк лебедей, устремились ввысь, а вслед за ними налетели ещё четыре самолёта – таких же, с красными звёздами на крыльях. Завод заполыхал вовсю.
– Нам разве обещали поддержку с воздуха? – удивлённо засмеялся Савин.
Немцы хаотично бегали у горящего здания. Откуда-то запоздало пальнула зенитка. Из ворот выехали несколько крытых грузовиков и, раскачиваясь, понеслись по ухабистой просёлочной дороге. Лиза догадалась: инженера, скорее всего, вывезли в одном из них, с солдатами. Но почему, кто отдал приказ бомбить с воздуха? Что это за странная импровизация? Ведь командованию отлично известно, что в этом случае цель операции либо погибнет, либо будет эвакуирована, а они вернутся ни с чем. Зачем их вообще сюда посылали, если собирались разделаться с немцами вот так – легко и просто? Для чего тут понадобились разведка и снайперы? Неужели вся их задача состояла в том, чтобы просто отвлечь немцев?
Лиза решительно ничего не понимала.
И вдруг на ведущей к главному входу в завод дорожке показался человек. Он почти бежал к воротам, прижимая к груди коричневый кожаный портфель, а перед ним стремительно шагали четыре солдата. Лиза прицелилась в одного из конвойных. Пуля пробила лоб под каской. Он откинулся назад и, взмахнув руками, свалился на спину. Другой резко оттолкнул инженера в сторону и выпустил из автомата длинную очередь.
– За мной! – скомандовала Лиза и вскочила. – Катя, прикрывай нас сзади!
Она была уверена, что человек с портфелем и есть тот самый инженер. К воротам подкатил мотоцикл, и человек со всех ног припустил к нему, но Савин не дал водителю подъехать близко, выпустив несколько очередей. Тот грузно лёг грудью на руль. Руки повисли безжизненными плетьми. Мотоцикл затрещал, завалился на бок и, выписав на пыльной дороге круг, перевернулся.
Промахновский умело положил оставшихся трёх солдат.
– А ты молодчина, – похвалила его Лиза. – Не чета своей фамилии, стреляешь метко. Немчура, поди, думает, что нас тут рота.
Инженер стоял у ворот и растерянно озирался вокруг. Сзади бабахнул взрыв, и он, пригнувшись, побежал к мотоциклу и принялся его переворачивать. Лиза прицелилась, и он припал на одно колено, цепляясь пальцами за всё ещё крутящееся колесо, на дорогу закапали бордовые капли. Савин без приказа ринулся вперёд и запетлял зигзагами. Пули колотили по земле, выбивая в воздух клочки серой пыли.
– Дурак! – ругнулся ему вслед Промахновский и снова вскинул свою винтовку.
Савин укрылся за мотоциклом и стал потихоньку подбираться к инженеру. Лиза, не дыша, следила за ним. Немцы ещё не знали, где они укрылись, и это давало им несколько лишних минут.
Зашуршали ветви, и из-за деревьев показался Бакарёв. Промахновский радостно улыбнулся:
– Ну где ты ходишь? Мы тут…
Он замолчал на полуслове, брови его поползли вверх. Лиза обернулась. За Бакарёвым стояли три немца, направив на них автоматы.
– Штеен! – гаркнул один из них. – Ваффен ауф ден бодэн!
Промахновский медленно поднял руки. Пальцы его разжались, и трёхлинейка полетела на усыпанную гнилой прошлогодней листвой землю. Бакарёв со страхом и сожалением смотрел на него, потом перевёл взгляд на Лизу.
– Простите… простите меня, товарищ лейтенант, я… я не мог…
Лиза присела, спокойно положила винтовку себе под ноги и встала.
– Не у меня прощения проси, сержант. У страны проси. Которую ты предал.
Немцы о чём-то коротко переговорили между собой, и они колонной двинулись к заводу. Точнее, к тому, что от него осталось. Ни Савина, ни инженера там уже не было, лишь в пыли у мотоцикла божьими коровками роились красные точки, да полыхал у ворот искорёженный «хорьх».
Бакарёв плёлся где-то позади. Лиза обернулась, но не успела посмотреть ему в глаза – немец грубо ткнул в спину автоматом, и она чуть было не полетела за землю, запнувшись о какую-то корягу. Ею овладела знакомая тупая ярость. Она незаметно нащупала спрятанный на груди кинжал и уверенно сжала ладонью рукоятку, потом искоса глянула на Промахновского. Тот поймал её взгляд и едва заметно кивнул. Лиза глубоко вдохнула воздух и, не выдыхая, резко развернулась назад. Остриё кинжала сверкнуло в золотистых солнечных лучах и жалом впилось немцу в горло. Тот захрипел, выпучив глаза, а Лиза перехватила кинжал за остриё и метнула в другого немца. Промахновский вырвал у него автомат. Короткая оглушительная очередь и последний немец сполз по стволу дерева, оставляя на жёсткой морщинистой коре кровавый след.
– Я не смотрел ему в глаза, – прошептал Промахновский.
Бакарёв испуганно сделал шаг назад и замер немым изваянием, не сводя глаз с Лизы. Лицо было белым, как кусок пергамента, губы подрагивали. Она тщательно вытерла кровь с кинжала и снова спрятала его на груди, пока Промахновский собирал в кучу трофейное оружие.
– Ну что, Бакарёв? – усмехнулся он. – Как оправдываться будешь за предательство? Зачем фрицев на нас вывел?
Бакарёв сел на землю – видно, ноги его не держали совсем.
– Саш, ты ж меня знаешь, я… я не предавал… я…
– А что ты тогда сделал? Благое дело?
– Нет… просто, понимаешь, они меня ещё в самом начале нашли. И сказали, мол, не скажешь, что тут да как, мы тебя это… капут. Вот я и… – Он вскинул голову, глаза его блеснули. – А ты бы на моём месте как поступил?! Так же, зуб даю! Потому что жить хочется, Саша! Да, струсил! Признаю! Но виноват я только в том, что выбрал жизнь, а не смерть!
– Ты выбрал себе жизнь, а нам смерть, – спокойно прервала его Лиза.
Бакарёв покачал головой и грустно рассмеялся.
– Нет. Я о вас не думал.
– Это было понятно сразу, – презрительно усмехнулся Промахновский, взял автомат и ткнул дулом ему в лоб. – Ну? Ещё что скажешь, или я уже могу тебя по законам военного времени пристрелить?
– Не надо! – закричал тот и испуганно отпрянул.
Промахновский наклонился к нему и, схватив одной рукой за грудки, дёрнул на себя.
– Когда ж ты, сволочь поганая, немцам продаться-то успел? Вроде не отлучался никуда надолго. Когда?!
Последнее слово он буквально выплюнул и встряхнул Бакарёва так, что его голова заболталась из стороны в сторону.
– Я не продавался! – заорал Бакарёв. – Я просто хотел жить! Жить, понимаешь?!
– Не понимаю, – сквозь зубы прошипел Промахновский.
Лиза приблизилась к ним и встала, прислонившись плечом к тонкой молодой осине.
– Оставь его, сержант. Пусть трибунал решает, что с ним делать.
Выбирались из леса они долго. Немцы так и не успели очухаться после внезапного налёта, завод был полностью уничтожен, и Савин успешно взял инженера в плен. Промахновский натянул ему на голову мешок и перевязал на шее обрывком шпагата. Сперва он пытался что-то сказать, вырывался из рук, но потом затих и присмирел, и покорно пошёл туда, куда его вели. Солнце уже нависло над горизонтом, и лес погрузился в призрачную тьму. Бакарёв, смотря себе под ноги, шёл рядом с инженером.