р затрясся. Да, вчера точно был последний день в его жизни. Красная Армия убьёт его, и скрыться от них некуда. Да и далеко убежать он всё равно не сможет, так что нужно сразу выходить с поднятыми руками. И принимать смерть с честью.
Он задёрнул шторы и выскочил в коридор. Изольда уже не спала – снизу доносился звон посуды, тянуло запахом жарящейся яичницы. Он с грохотом сбежал с невысокой лестницы.
– Фрау Зиверс! Там… там русские.
Она повернулась к нему, застывшему в двери подобно немому изваянию, и с удивлением посмотрела в глаза.
– Русские?
Вальтер бессильно рухнул на табуретку. Изольда решительно двинулась к двери, но дойти до неё не успела – она распахнулась, и через порог шагнул рослый плечистый парень в советской военной форме. Он окинул Изольду взглядом и что-то резко спросил. Та попятилась назад и мотнула головой. В глазах заметался испуг.
– Я не понимаю.
Парень обернулся и поманил кого-то рукой. В дверь мимо него протиснулся ещё один солдат, в противоположность первому низкорослый и щупленький.
– Добрый день, фрау, – на хорошем немецком, но с явным русским акцентом поздоровался он. – Мой друг интересуется, одна ли вы тут живёте.
Изольда сперва кивнула, потом снова замотала головой.
– Я… да… то есть, я хотела сказать, что нет…
Вальтер собрал смелость и силы в кулак и, встав, вышел в прихожую. Плечистый тут же вскинул автомат, и он поднял обе руки.
– Я безоружен.
Русские о чём-то поговорили между собой, поглядывая то на Изольду, то на Вальтера, потом позвали ещё одного человека – судя по всему, командира. Тот вошёл в дом, заложив руки на спину, заглянул в кухню и в столовую, отдал короткий приказ. Солдаты один за другим рассыпались по всем комнатам. Видимо, смотрели, нет ли тут кого-то ещё. Вальтера тем временем под дулом автомата усадили на стул. Изольда стояла у стены. Губы её побледнели, руки тряслись. На кухне витал горький аромат горелой яичницы, что всё ещё шкворчала в массивной чугунной сковородке на плите.
– Кроме вас здесь кто-нибудь есть? – спросил солдат.
Вальтер покачал головой.
– Нет. Только мы.
Русский кинул взгляд на Изольду. Она поёжилась, отошла от стены и, встав рядом с Вальтером, положила руки ему на плечи.
– Мой муж не военный. Он не воевал.
Солдат перевёл командиру её слова. Тот нахмурился, пробормотал что-то и стремительно вышел прочь. Вальтер напряжённо смотрел на солдата, чувствуя, как неистово колотится сердце.
– Товарищ майор приказал вас не трогать, – наконец сказал он и добавил: – Часть нашего полка будет временно квартироваться в этом доме.
– Да, конечно! – воскликнула Изольда. – Мы не против! Вы можете оставаться столько, сколько захотите!
– Ещё бы, – небрежно отозвался русский. – Но мы действительно будем тут недолго. – Он зашагал к двери, но остановился. – Как к вам обращаться, если что?
Вальтер порывисто встал.
– Фон Дельбрюк. Герр и фрау фон Дельбрюк.
Изольда крепко держала его за руку, прижавшись всем телом. Русский без слов вышел, и они остались на кухне одни. Несколько солдат уже вовсю хозяйничали в гостиной, двое направились наверх. Взрывы их хохота, казалось, сотрясали стены. Они открывали шкафы, бесцеремонно копаясь в их содержимом, нагло снимали со стен картины и с нескрываемым любопытством разглядывали предметы интерьера и обстановки, трогали руками шторы, статуэтки на полках, открывали книги, щупали обивку дивана и обои. Один из них поднял крышку фортепьяно и, изумлённо-радостно присвистнув, уселся на круглый табурет. Длинные пальцы легли на белые клавиши. Солдат взял несколько аккордов. Другие засмеялись и, обступив его кольцом, что-то весело наперебой заговорили. Тот крутанулся на табурете и развязно опёрся локтями о фортепьяно, с хитрой полуулыбкой оглядывая собравшихся. Прижатые клавиши грустно загудели, а солдаты принялись со смехом что-то обсуждать.
Вальтер не понимал ни слова из того, что они говорили, но всё же напряжённо наблюдал за ними через проём двери. Солдат снова повернулся к инструменту. Стащив с головы пилотку с яркой красной звездой на тулье, он сунул её под погон на левом плече, потёр ладони друг о друга и коснулся клавиш. Из-под его пальцев полилась музыка. Прекрасная мелодичная музыка, которую Вальтер знал с детства: это была тринадцатая симфония Рихарда Вагнера. Когда-то её играла для него Ильзе. Боже, как давно это было!.. Тогда ещё не было войны, а они были счастливыми, полными оптимизма молодыми людьми.
Солдаты притихли, слушая музыку. Их суровые лица посерьёзнели, все взгляды были устремлены на руки пианиста. Вальтер глядел на его прямую, обтянутую гимнастёркой горчичного цвета спину. Наверное, это всё невозможно. Он всегда был уверен, что русские – невежественные свиньи, которые живут в хлеву и даже близко не знакомы с искусством. Откуда рядовому Красной Армии вообще известно, кто такой Вагнер?
Солдат взял последний аккорд. Фортепьяно умолкло, и все с минуту тоже хранили тишину, а потом громко загалдели, обступив пианиста ещё плотнее. Тот вертел головой в разные стороны и что-то быстро отвечал на их реплики, прижав ладонь к груди. Один из солдат взял его руки и буквально насильно положил на клавиши. Он послушно заиграл, на этот раз «Баркаролу» Шуберта.
Вальтер слушал, словно зачарованный. Выходит, он глубоко заблуждался насчёт русских? Не такие уж они и невежественные…
В гостиную вошла девушка в военной форме и остановилась, глядя на солдат. Один заметил её и коротко отдал честь. Она кивнула в ответ, а Вальтер почувствовал, как у него в груди разливается мертвенный холод, как замирает дыхание, а тело охватывает крупная дрожь. Он поискал опору вокруг и, не найдя её, шагнул назад и рухнул на стул. Вальтер мгновенно узнал девушку – потому что этого лица он не забудет до глубокой старости.
Перед ним была фрау с автоматом, мстительный призрак Брестской крепости. И он был уверен, что на этот раз она пришла за ним.
11.
Гарнизон Орешка расформировали почти сразу после прорыва блокады, оставив только небольшую группку бойцов, в которую Лиза не попала. Елесина перераспределили одним из первых, и он отбыл на карельский фронт; Левченко отправился туда же, но в другой полк. «Окопный Орешек» остался лежать в комнате отдыха.
Лиза ещё не вполне оправилась после ранения, но была готова к боевым подвигам. Правда, начальство решило иначе, и её отправили на лечение в тыл, где она провалялась в госпитале полных два месяца, злясь на врачей, на медсестёр, на начальство, вообще на весь белый свет. Промахновский уехал освобождать от нацистов Жиздру в составе 16 армии Западного фронта, и она рвалась за ним. Письма от него поступали нерегулярно, номер военно-полевой почты частенько менялся, и Лиза боялась потерять с ним связь. Писала она каждый день, на любом клочке бумаги, что только удавалось сыскать в госпитале, но и её письма доходили не всегда.
Врачи настойчиво уверяли: её необходимо комиссовать. Один из них даже бумажечку какую-то свою врачебную отправил в военкомат, и решение о её списании было практически принято. Точнее, оно и было принято, и Лиза, узнав об этом, рассвирепела. Списать? Её? Нет уж! Выписку должны были дать на днях, но она не хотела ждать – не видела необходимости в ожидании, ведь рана уже полностью заросла.
В тот же день она тайком выбралась из госпиталя, позаимствовав у соседки платье, поношенные ботиночки и короткую куртку из дублёной кожи. Пусть кого угодно списывают, а её пока ещё рано – Лиза была намерена отстаивать свои права и доказывать, что воевать она сможет. Правда, суровый на вид и вредный на характер майор в военкомате наотрез отказался её слушать и просто указал на дверь.
– Почему? – негодовала Лиза. – Тех, кто воевать не хочет и всячески отвиливает, вы, значит, заставляете. А меня по моему же желанию отправлять на фронт не хотите. Почему?
– Девушка, шли бы вы отсюда, – отчеканил майор. – И без вас дел выше крыши.
– Я вам не девушка, а старший лейтенант!
Он окинул её холодным взглядом.
– Вот же прилипчивая какая. Знаков различия я на вас не вижу, так что девушка. – Он выдержал короткую паузу. – Давайте, идите прочь. Дверь там.
Он взял её за локоть и подтолкнул к выходу из кабинета. Лиза вперила в него гневный взор.
– Никуда я не пойду.
Майор вздохнул и скрестил на груди руки.
– Пойдёте, – возразил он и громко гаркнул: – Семенченко!
Дверь распахнулась.
– Здесь, товарищ майор! – не менее громко выкрикнул паренёк-рядовой.
– Сию барышню выпроводите вон. – Он кивком указал на Лизу. – И чтоб она тут больше глаза не мозолила. Ясно?
– Так точно, товарищ майор!
Паренёк крепко обхватил её за плечи и силком выволок в коридор. Лиза сопротивлялась что было сил, выкручивалась, толкалась, даже попыталась укусить рядового за руку, но тот не ослаблял хватки.
– Отпусти, или убью! – пригрозила она. – Отпусти, сказала!
Он молчком тащил её по узкому коридору. У лестницы Лиза сумела уцепиться за косяк обеими руками и закричала. Откуда-то нарисовался полковник – высокий, сухощавый, с усталым взглядом карих глаз и сплошь выбеленными висками. Худое лицо было изборождено мимическими морщинами.
– Отставить, – тихо, но властно скомандовал он.
Паренёк наконец отпустил Лизу и, выпятив вперёд узкую грудь, отдал честь. Лиза продолжала держаться за косяк, сдувая падающие на лоб прядки волос.
– Что тут происходит? – осведомился полковник.
– Выставляю девушку вон, товарищ полковник! – отрапортовал рядовой.
– А зачем?
Лиза сделала шаг вперёд.
– На фронт хочу, товарищ полковник.
– А вам, стало быть, отказывают?
Она кивнула и принялась объяснять:
– Меня в январе ранили. В руку. И теперь хотят отправить к чёрту на рога, потому что якобы рука у меня плохо работает. А она отлично работает! Я вот даже показать могу, если надо! Если не верите!
Щёки её раскраснелись от волнения, глаза жёстко поблёскивали, заплетённые в косу кудри растрепались. Полковник несколько секунд без слов глядел на неё.