Мне нужно было что-то сказать, чтобы объяснить шум.
– Я устала. Я хочу спать.
Папин голос был прямо за моей дверью.
– Ты не хочешь посмотреть фильм со своим папой?
Я подавила свой крик, мой желудок был бездонно пустым. Мама может подъехать в любой момент. Или Сефи. Или, может, комод перед дверью удержит его. Я задыхалась, как напуганная собака. Я попыталась глотнуть воздуха, но это только усилило панику. Я бросила взгляд на решётку в полу. Я никак не смогу в неё втиснуться. Я уже хотела подойти к окну, сорвать сетку и спрыгнуть с крыши, когда услышала звуки по другую сторону двери.
– Ну, тогда я пойду смотреть один, – почти шёпот, но достаточно громкий, чтобы я его услышала.
Я слышала, как он шаркает вниз по ступенькам.
Я сползла на пол.
В конце концов я уснула. Я могла бы остаться на этом месте до рассвета, если бы меня не разбудил плач.
Глава 50
Плач был тихим.
Таким тихим.
Плач потерянного ребёнка. Он вплелся в мои сны, убеждая, что моего ребёнка нужно спасти, пробуждая мозг раньше, чем тело. Я не пошевелила ни мускулом, пытаясь сосредоточиться на странном знакомом звуке. Меня зажало между комодом и полками. В доме стояла мёртвая тишина, если не считать плача. Мои электронные часы-радио сообщали, что я спала не более двадцати минут. Мама и Сефи дома?
Мои уши напрягались так сильно, как только могли, но я не могла разобрать ничего кроме. Это Габриэль плакал? Я встала и подождала, пока иглы и булавки перестанут терзать обе мои ноги. Я могу остаться в своей комнате, в безопасности, или я могу вылезти и посмотреть, кто плачет. Но что, если это трюк? Что, если папа ждёт по другую сторону двери?
Хотя звучало так, будто плач доносился из кухни. Я на цыпочках подошла к дыре в полу и села на колени.
Нет, не из кухни.
Звук исходил из кладовки.
Или из подвала.
Мои внутренности превратились в желе.
Я отсчитала назад от десяти. Я знала, что не могу оставаться в своей комнате. Я лишь надеялась, что мне что-то помешает выйти. Когда ничего так и не произошло, я снова поднялась на ноги, мои колени застонали, я отодвинула комод чуть тише, чем сделала это в первый раз. Моя дверная ручка запротестовала, когда я ее повернула, – визг разнесся по всему дому. Я остановилась и прислушалась. Плач всё ещё был слышен.
Я рывком распахнула дверь. В нос ударил уксусный запах собственного пота.
Ты должна это сделать, Кэсси. Должна.
Площадка между мной и лестницей была пуста, если только папа не прятался за углом. Я воспользовалась шансом и бросилась вперёд. Ни одна рука не схватила меня. Я сбежала вниз по лестнице, пока монстр не успел догнать меня, завернула за угол, потом ещё за один, потом ещё, пока не оказалась в кладовке.
С моим папой.
Он лежал на полу, прислонившись к стене, и прерывисто всхлипывал.
Я попыталась проглотить то, что было в моём сердце. Может, он меня и не заметил. Я начала пятиться назад.
Он не шевельнулся. На мой взгляд, он выглядел несчастным, луна из кухонного окна плескалась у его ног, его лицо распухло и расплывалось. Я никогда раньше не видела, чтобы он плакал. Я не могла его оставить.
– Пап? Ты в порядке?
Из него вырвался всхлип. Я осторожно шагнула вперёд. Он не вскочил с пола, чтобы броситься на меня.
– Пап?
Его голос звучал так, будто доносился откуда-то далеко.
– Что ты тут делаешь?
Я сказала первое, что пришло мне в голову:
– Я не смогла уснуть.
Он кивнул так, будто ожидал этого, проведя рукой по лицу.
– Мне нужно научить тебя одной хитрости.
Он сказал это не жутко. Я чуяла исходящий от него запах алкоголя, но он не охотился на меня, не в этот момент. Я вздохнула глубже.
– Какой хитрости?
Он выпрямился, путаясь в словах.
– Всякий раз, когда не можешь заснуть, делай пять глубоких вдохов, втягивая их полностью в пальцы ног и удерживая до тех пор, пока не сможешь больше держать. Так ты растягиваешь все, даже мизинцы. Даже волосы в ушах.
Я улыбнулась, хотя он и не смотрел на меня. Он говорил нам это, когда мы были маленькими. «Я люблю даже волосы в ваших ушах».
«Фууу! – говорили мы. – Там же сера!»
«Всё равно люблю, потому что я люблю вас».
– Потом держи глаза наполовину закрытыми и посчитай до двадцати пяти, а потом закрой до конца и посчитай до ста. Как думаешь, сможешь?
В моём правом глазу набухла огромная слеза. Я кивнула.
– Хорошо, – сказал папа. Он оттолкнулся от пола, но начал клониться в бок. Со второго раза у него получилось. – Тогда я тебе не нужен. Думаю, я пройдусь.
Потом он показал на дверь в подвал.
– Не ходи туда. В подвалах люди прячут свои секреты.
Глава 51
Я нервничала, спускаясь вниз в субботу утром, но напрасно. Папа был тихим, но не злым. Мама казалась более спокойной, чем когда-либо в последнее время. На лице Сефи играла тайная улыбка. Мы сделали все домашние дела. Папа даже задержался, чтобы сказать мне, что мне не стоит волноваться и Габриэль, наверное, уже дома. Мы расчистили тропу, разложили перегной в саду, подстригли траву.
Когда пришло время ужина, мы все устали, но, казалось, чувствовали одно и то же. Это было единственное исключительное умение моей семьи – относиться к каждому дню по-своему, не оглядываясь на предыдущий. Вчера был плохой день. Сегодня пока что хороший день.
Я даже начала сомневаться в плохом чувстве, которое всё ещё жило во мне. Габриэль, наверное, правда был дома. Утром я первым делом поеду к нему домой.
Жизнь слишком коротка, чтобы ждать и не говорить, что я люблю его.
Это решение ощущалось во мне, как солнце, вышедшее после месячного затмения. Я снова могла дышать. Мы съели остатки торта и мороженого на десерт, плюхнувшись перед телевизором, и смотрели «Лодку любви».
– Эй, детка, – сказал папа маме, которая сидела у него в ногах и ела ванильное мороженое. – Я забыл сказать тебе, что продал скульптуру.
Она резко обернулась.
– Дон! Это прекрасно. Которую?
– Пока это только концепт. Гигантская черепаха. Один парень в Нью-Йорке хочет, чтобы я такую ему сделал.
Мамина улыбка чуть погасла.
– Он нормально заплатит?
Папа усмехнулся и погладил её по спине.
– Не волнуйся. Он дает мне тысячу долларов на покрытие расходов.
– Наверное, там хватит денег ещё и Сефи на брекеты, – сказала я. Моё мороженое растаяло около шоколадного торта, отчего он стал влажным и сладким.
– Да! Конечно, – сказал он. – Сефи, как тебе такое? Искусство твоего отца купит тебе лучшую улыбку в округе?
Она просияла, её совершенно прекрасные (как я считала) зубы были выставлены на всеобщее обозрение.
– А что насчёт тебя, Кэсс? Каких излишеств тебе хочется на эти деньги?
Я подняла свою тарелку.
– Ещё торта!
Все засмеялись. Вся комната была расслаблена и счастлива настолько, что когда папа предложил устроить ещё одну вечеринку в честь того, что Растлителя Честера поймали, мой желудок едва ли сжался. Телевизор переключился на рекламу, и я повернулась к маме с папой, потому что придумала кое-что получше торта, на что можно было бы потратить деньги: мне нужна была подписка на журнал «Мэд». Они ещё не купили мне подарок на день рождения. Я ничего и не просила, потому что и так была вечеринка, но если они сами раздают подарки…
Мой рот открылся, чтобы выплеснуть свою идею, когда я увидела, как краска отхлынула от маминого лица, будто кто-то выдернул пробку. Она смотрела в телевизор. Когда я оглянулась, на экране была мама Габриэля. Она всхлипывала.
Сначала я подумала, что это были слёзы счастья. Так они НАШЛИ Габриэля!
Но она была не радостной. Она была сломленной.
– Это должно прекратиться, – сказала она, слёзы так и текли по её лицу, пока микрофон с надписью «ABC News» подталкивали к её рту. Слова снизу на экране сообщали, что это были экстренные новости. – Нам нужно спасти нашего мальчика.
– Что происходит? – спросила Сефи.
– Тш-ш-ш. – Папа сделал погромче. Теперь на экране был сержант Бауэр. Я узнала забегаловку на заднем плане. Люди из «ABC News» приехали в Лилидейл.
– Сегодня днём напали ещё на одного мальчика из Лилидейла, – мрачно и решительно заявил сержант Бауэр. – Это наводит нас на мысль, что человек, которого мы задержали за мелкое нарушение, не тот же самый человек, который похитил Габриэля Уэллстоуна вечером первого июня, как мы надеялись. Лилидейл и его окрестности полностью закрыты. Дети не допускаются на улицу без присмотра.
Сефи схватила меня за лодыжку и держала так крепко, что кожа вокруг её руки стала багровой. Торт превратился в опилки у меня во рту. Я выплюнула его себе на тарелку.
– В этом деле у нас есть два подозреваемых, – продолжал сержант Бауэр, поправляя свою полицейскую фуражку, будто она причиняла ему боль. – Мы расследуем оба варианта.
– Коннелли и Годлин, – сказал папа слишком быстро.
– Это не мистер Коннелли, – ответила я, поворачиваясь, чтобы зыркнуть на папу. Я выплеснула весь свой гнев в его сторону, но этот гнев был смешан со страхом, потому что я не думала, что виноват сержант Бауэр, больше нет, если похитили ещё одного мальчика. Сержант Бауэр должен был работать весь день вместе с другими полицейскими в городе. Разве нет?
Папа указал на телевизор.
– Ты можешь спросить своего друга. Похоже, он последняя жертва.
Я вздрогнула. Я не хотела видеть, что он имел в виду, но мое лицо было обращено к экрану. Появился диктор новостей. Надпись внизу экрана гласила: «Четвёртая подтвержденная атака в Лилидейле». Диктор стоял на дороге перед знакомым домом.
Уэйн Джонсон.
Сефи резко вдохнула.
Пение лягушек было единственным звуком, не считая отдаленного грохота автомобиля. Машина двигалась в нашу сторону, её тенор менялся по мере того, как шины касались гравия. Звук всё приближался. Я ожидала, что машина проедет мимо, думаю, мы все ожидали, но затем фары повернулись к нашему дому, пригвоздив нас к гостиной.