Никто из нас не стал.
Как и никто не остановил её, когда она зашагала прочь. Мы все четверо застыли как статуи, когда хлопнула входная дверь. Только когда машина тронулась, мамины плечи поникли.
– Надеюсь, ты счастлива. – Яд в голосе папы испугал меня. Он смотрел на маму с самой чёрной ненавистью.
– Нет, и уже много лет, – ответила она. – Сефи, Кэсси, идите спать.
Никто из нас даже не стал спорить, что ещё не до конца стемнело.
На полпути вверх по лестнице Сефи схватила меня за руку.
– Поспи сегодня со мной. Пожалуйста.
Глава 53
Сефи обнимала меня в её кровати. Мы обе дрожали, я – так сильно, что стучали зубы.
Мама с папой кричали внизу в гостиной.
– Ты пытаешься трахнуть каждую прохожую!
Папин хриплый голос был тихим гулом, поэтому я слышала только обрывки.
– …повезло… уже не молодая…
Мама перекричала его срывающимся голосом.
– Я могу тебя бросить!
– Сефи, – прошептала я, – я думала, что это Бауэр нападал на мальчиков, но теперь уже не уверена.
– Что?
На этот раз папин голос прозвучал громко и отчетливо:
– Я плачу свою долю. Мы с Бауэром зарабатываем в два раза больше, чем ты.
Я повысила голос ровно настолько, чтобы заглушить голоса мамы и папы:
– Каждый мальчик, на которого напали, ездит на нашем автобусе. Рики, Габриэль, Уэйн, Краб, Тедди. Рики сказал, что слышал щелчки, когда его схватили, такие же, как щелчки, которые издают жетоны Бауэра.
– Тогда ночью Уэйн сказал мне, что это метроном мистера Коннелли, – сказала Сефи и села.
– Если бы Коннелли хотел нападать на парней, он бы не приносил метроном, – сказала я, желая поверить в свои слова. – Это же тупо. И, кроме того, он не такой. А вот Бауэр – да.
Луна светила в окно Сефи, подчеркивая ее глаза. Она собирала воедино обрывки истории.
– Краб пародировал мне этот звук в летней школе. Не было похоже на звон жетонов.
Мама и папа притихли под нами, будто ждали вместе со мной.
– И что это за звук? – спросила я.
Она зажмурилась. Я скорее почувствовала, чем услышала этот звук в её горле.
Цок-цок-цок.
Как будто что-то маленькое пытается вырваться из её гортани.
Услышав это, я почувствовала, как с меня сдирают кожу, как будто мне было больно просто быть живой.
Потому что я узнала этот звук.
Это был тот же самый горловой звук, который издал Гоблин, когда я столкнулась с ним в алкогольном магазине, а затем снова, когда он появился на нашей подъездной дорожке и спорил с папой о своей собаке.
Это не Бауэр приставал к мальчикам. Все это время, с самого начала это был Гоблин, и полиция знала это, но не могла остановить его. Папа ненавидел Гоблина вовсе не потому, что тот уклонялся от призыва, как говорила мама. Он ненавидел его, потому что монстры ненавидят монстров.
– Сефи, если это тот звук, значит, Гоблин нападает на мальчиков. – Слова хлынули из моего рта, горячие и болезненные. – Всё логично. Он часто ездит за нашим автобусом, и все мальчики, на которых напали, ездят на автобусе двадцать четыре. Кроме того, мы слышали, как он пару раз издавал тот же звук.
Я видела, как она связывает всё, что знает, с тем, что я только что сказала. Она вздрогнула.
– Мы должны сказать маме и папе.
Они всё ещё ругались, но теперь использовали цивилизованные, образованные голоса, чтобы унижать друг друга. Папа сказал маме, что она больше не красивая и что он мог бы найти получше. Мама сказала, что папа сошёл с ума и что у него на самом деле не было ПТСР, как он утверждал. Они оба просто разрешали своим страхам иногда выходить. Они говорили несерьёзно. Всегда несерьёзно.
– Они ничего не сделают.
– Тогда пойдём в полицию, – сказала Сефи.
Я закатила глаза, хотя я чувствовала тошноту.
– Бауэр сказал, что мне никто не поверит, потому что меня поймали за кражу того блеска.
– Так мы ничего не сделаем?
Я на время задумалась.
– Давай сбежим!
– И как это поможет Габриэлю?
– Мы убежим туда, где верят детям. Я могу рассказать им про Гоблина и про папу. – Я чувствовала себя старше её или более цельной, чем она, и это осознание заставило меня почувствовать себя ещё более опустошенной, чем когда-либо.
Я заключила её в объятия.
– Папа не поменяется. Ты ведь это знаешь, да? Он будет продолжать причинять тебе боль, и он придёт за мной. Может, если мы его сдадим, ты перестанешь заниматься сексом со всеми этими парнями.
Она отстранилась, её лицо было белым, как простыня.
– Я не занимаюсь сексом со всеми этими парнями.
– Ничего, Сефи, я всё равно тебя люблю.
Кожа на её лице шевелилась, словно под ней боролись насекомые.
– Ты не можешь понять, потому что ты ещё не женщина.
Это словно искромсало мое сердце.
– Сефи, пожалуйста. Пойдём со мной. Мы схватим Фрэнка и все трое убежим в безопасное место.
– Я не могу. – Она откинулась на спинку кровати и натянула одеяло до самой шеи. – И вообще, нет такого места.
Ругань мамы с папой возобновилась прямо под нами.
Мне ужасно хотелось забраться под одеяло к Сефи. Прошли годы с тех пор, как мы спали вместе, месяцы с тех пор, как я была достаточно смелой, чтобы расслабиться на кровати. Я могла бы поддаться, если бы она не прошептала последнюю фразу:
– Фрэнк живёт по соседству с Гоблином, разве нет?
Глава 54
Фрэнк.
Я, можно сказать, подала его на блюдечке с голубой каёмочкой, когда уговорила его приехать со мной и позволила Гоблину полапать моего единственного настоящего друга. Я вспомнила цепкие глаза Гоблина, его слова, которые выкачивали из Фрэнка информацию.
«А ты тот новенький, живёшь чуть дальше по дороге? Твой папаша – фермер?»
Если гоблин нападал на мальчиков, значит, Габриэль был у него дома, и это был только вопрос времени, пока он не схватит моего Фрэнка, потому что Гоблин не останавливался, даже ни на йоту, он будет продолжать причинять боль мальчикам, пока его не поймают.
Если я спасу Габриэля, он все расскажет полиции и Гоблина арестуют. Фрэнк будет в безопасности, и мальчикам из Впадины больше не придётся жить в этом зыбучем страхе.
– Мне нужно поспать в своей комнате, – сказала я Сефи.
Она надулась, но отпустила меня.
Оказавшись там, тихо, как мышь, я натянула толстовку и запихнула в рюкзак фонарик, швейцарский армейский нож, книгу Нелли Блай «Хочешь – верь, хочешь – нет» для храбрости и мой новый Магический шар 8 для поддержки. Я не могла выйти через парадную дверь, пока мама и папа всё ещё ругались. Они увидят меня.
Я спустилась вниз и повернула налево, к ванной. Окно там обычно закрыто, потому что на нем нет сетки. Я распахнула его, вылезла наружу и аккуратно прикрыла за собой оконную створку.
– Пока, я люблю вас, – прошептала я маме и Сефи.
Меня испугало мягкое прикосновение к моей лодыжке. Я дала глазам привыкнуть и наклонилась, чтобы погладить кошку.
– Дурашка, котя, тебе нельзя идти туда, куда иду я.
Я на цыпочках подошла к своему велику, убрала подножку и помчалась в мягкую ночь. Гравий грыз мои шины. Деревья шептались где-то наверху, шушукаясь о важных секретах, но я не могла разобрать, о чём они говорили. Я позволила светлячкам вести меня вперёд, и они танцевали прямо передо мной, искрились, когда я проезжала мимо, а потом тускнели, превращаясь в ничто.
Я приблизилась к дому Гоблина, подбадривая себя тем, что за жизнь с отцом я научилась выживать. Собери свой страх, подави его. Я резко остановилась на том самом месте, где Сефи украла землянику сто лет назад, сквозь ночь доносился шорох колёс о гравий.
В доме Гоблина горел свет. Если его дом устроен как наш, как и любой другой фермерский дом в этом округе, то свет горит в гостиной. Я потёрла шрам на шее. По ночному воздуху разнёсся звук записанного смеха. Я не могла сказать, откуда он доносился, но шум чьего-то телевизора помог мне чувствовать себя чуть более защищённой.
Гигантский куст сирени возле дома Гоблина был бы идеальным местом, чтобы спрятаться. Он бы ушёл, или в гостиной погас бы свет, и тогда я бы поняла, что он идёт спать. Тогда я бы дала ему заснуть, а потом пробралась бы в дом. Если Габриэль внутри, то я его вытащу. Если я ошибаюсь насчёт Гоблина и он застукает меня у себя дома, то я извинюсь точно так же, как тогда, когда он ловил меня в те два раза.
Я направилась к сирени, когда луна осветила что-то среди земляники.
Я бросила велосипед и шагнула туда.
Сефи стояла прямо тут. Что бы ни сверкнуло, отражая луну, этого не было, когда она ела те ягоды.
Я потянулась, мои руки дрожали.
Потому что, видите ли, я знала, что это, ещё до того, как взяла в руки.
Ожерелье с бумажным самолётиком Габриэля.
Глава 55
Наблюдая за домом Гоблина и хоть как-то защищённая сиреневым кустом, я ощущала болезненное и удушающее оцепенение. Если я не доведу дело до конца, то буду вечно плавать в этой серой безнадежности, как преследуемый ребенок, независимо от того, сколько мне лет, насколько я в безопасности, насколько велика, насколько богата.
Я знала это в глубине души, где жила истина.
Липкий ночной воздух был нежеланным дыханием на моей шее. Жужжали комары, гипнотизируя, шепча резкие колыбельные. Моя голова отяжелела и клонилась, крутилась, дергалась. Вот почему я не заметила, как в гостиной погас свет, не услышала мягкого щелчка открывающейся и закрывающейся двери, не услышала резкого щелчка дверцы автомобиля. Только когда машина завелась, мое сердцебиение разбудило меня своим глухим криком
смотри смотри смотри
Я вздрогнула. Мои глаза чесались ото сна. Я их потёрла, сосредоточившись. Это был Гоблин. Он уехал по направлению к городу.
Я рванула из куста сирени, через газон, через веранду и наконец через дверь.
Она была не заперта.
Меня тряхнуло при мысли о том, что я туда войду. Это было ужасно неправильно, предупреждение «