Вот и сейчас она, выйдя к нашему саду, развернулась прямо у нас над головами и удалилась в сторону большой реки. Три выстрела с того берега канала, судя по звуку, были произведены из карабина «СКС», значит, стреляла Малышка Ба. Наверно, она тоже не спала, как я и как эти двое, все еще разговаривавшие друг с другом. Вот бы мне сейчас побеседовать с нею, как Нам Бо с Шау Линь, — пусть не о себе, не о личных делах, а о делах общины, страны… У меня перед глазами снова возникла розовая родинка на шее девушки. Я размечтался, задремал, и меня постепенно сморил сон. Но и сквозь сон я по-прежнему слышал, как шепчутся те двое…
Глава 8
Я спал под рокот «старой ведьмы», кружившей над дальним лугом. Странно гудит этот разведывательный самолет типа «Л-19»: человека от этого гула обычно охватывает тревога, он не находит себе места, но — удивительное дело — веки его тяжелеют, его клонит ко сну. А стоит ему заснуть, надрывный гул самолета как бы еще глубже погружает его в сон.
Не раз и не два я хотел встать, но не мог. Мне снилось, будто я потягиваюсь, сажусь, складываю противомоскитную сетку и вешаю ее на веревку, а потом с ведром в руке иду по тропинке к ручью. Затем я опять впал в забытье. И только внезапный грохот взрыва вырвал меня из объятий сна. Я вскочил, открыл глаза и тут лишь понял, что я на равнине и спал под настилом свайного дома. Все тело ломило. Нам Бо и Шау Линь, наверно, давно встали, убрали гамаки и ушли куда-то. Я взглянул на часы: было девять утра. Солнечные блики играли на земле в саду. Свет солнца на равнине золотистый, как сердцевина плода хлебного дерева. Я поспешно умылся и, возвращаясь назад, увидел Шау Линь. Мне было стыдно — еще бы, так разоспался, — но, чтоб не подать и вида, я громко спросил:
— Шау, куда ушел Нам Бо?
— Малышка Ба отвела его к нашим соседям и землякам.
— А почему он меня не взял?
— У него свои дела, у вас свои. Вам надо было отоспаться. Мы всю ночь болтали, не давали вам уснуть.
Выходит, ей известно, что я не спал и слышал их разговоры. Может, поэтому им неловко было говорить о своем, личном? Да, не очень-то хорошо получилось.
Но Шау Линь по-прежнему держалась как ни в чем не бывало.
Тут только я заметил под рабочим столом Шау, стоявшим возле вырытого в земле бомбоубежища, большой кувшин. Девушка нагнулась, достала из кувшина три спелых желтых плода манго и положила на стол.
— Заморите червячка, потом обсудим с вами кое-какие дела.
— Вы ешьте.
— Мы с Намом и Малышкой Ба уже поели.
— Счастливцы вы — здесь, на равнине, всегда есть свежие продукты.
— Да когда как, а вообще такому счастью не позавидуешь.
— Это почему?
— Угнали весь народ. Как вспомнишь за едой об этом — вроде во рту не рис, а солома. Но вы кушайте.
Эти манго «тхань ка» были сладки, а главное — до того пахучи, что больше хотелось их нюхать, чем есть. Я взял один плод, надкусил черенок и стал зубами сдирать кожуру. Потом повернулся лицом к саду — для приличия — и стал уплетать сладкую мякоть, как в детстве. Съел два плода, а третий положил себе в карман брюк — буду нюхать потом.
«Старая ведьма» продолжала кружить над полем, раскинувшимся за садом. Я спросил Шау Линь:
— Кого это недавно обстреляли?
— Да били по домам — там, в поле. У нас вы это каждый день услышите. А теперь пойдемте со мной, покажу вам местность и подземные тайники.
Она подвела меня к тайнику посреди мангового сада. Руками отмела слой палых, засохших листьев и сказала:
— Вон видите свинцовую проволоку? Она прикреплена к крышке убежища. Попробуйте вытащить крышку. Нам утром говорил мне: там у вас в джунглях тайники ни к чему и вы к ним не привыкли. Поэтому он велел вам все показать и толком объяснить.
Я ухватился за свинцовую проволоку и потянул на себя крышку. Она оказалась довольно тяжелой. Вход в убежище был узким. Я заглянул вниз, оттуда потянуло сырым запахом земли.
— Спуститесь туда, посмотрите.
Я последовал ее совету. Спустил ноги в яму, спрыгнул на дно, весь съежился и с трудом протиснулся через зиявший сбоку узкий вход. Чиркнул спичкой. Подземелье оказалось довольно просторным, здесь могли разместиться три человека. В убежище приготовлены были две бутылки питьевой воды и кувшин сушеного риса. В четырех углах — четыре отдушины. Собственно, это вставленные в грунт самодельные дюралевые трубки, в них вряд ли просунешь гранату. Я пошуровал в отдушине тонкой бамбуковой палкой, вспоминая, как Шау Линь удалось вырваться из рук карателей — об этом она прошлой ночью рассказала Нам Бо.
— Ну как, посмотрели? Поднимайтесь.
Я вылез из тайника и принялся стряхивать пыль с рубашки и брюк.
— А у Нама есть тайник? — спросил я.
— Они с Малышкой Ба прячутся вместе. За него не беспокойтесь, уж он-то привык. Каждый должен знать свое убежище. Это — наше с вами. В случае чего будем прятаться вместе.
Тут она подняла на меня глаза и, как бы угадав мои мысли, продолжила:
— Мы, партизаны, по своему опыту знаем: если в убежище только одни мужчины или одни женщины, можно скорей задохнуться. А там, где скрываются мужчина и женщина, вместе, — дышится легче.
Об этом я слышал впервые и удивленно воскликнул:
— Ну и ну! Это еще почему?
— Кто знает, так, видно, богом устроено. Объяснить я вам ничего не могу, но это действительно так. Вот придут каратели, сами увидите.
А не лучше ли было бы так: Нам Бо с нею в одном убежище, а мы с Малышкой Ба — в другом?
Понимая, до чего неприлична эта моя мысль, и не зная, как скрыть свое смущение, я сделал несколько шагов и перепрыгнул через канаву.
Тем временем Шау Линь снова закрыла вход в тайник и разровняла слой сухой листвы. Потом спросила меня:
— Вы слышали, ночью я рассказывала, как враги ищут тайные убежища?
— Слышал, — признался я. — Где это все было?
— Вон в той стороне, далеко отсюда.
— Раз они так дотошно ищут, зачем прятаться в этих тайниках?
— Вообще-то каратели не в каждой экспедиции ищут тайники. Да и мы сами прячемся в них только в крайних случаях. Чтобы драться с врагом, надо оставаться на земле, не так ли?
Мы с нею сидели и разговаривали в тени, под одним и тем же манговым деревом, разделенные садовой канавой.
Я устроился прямо на земле и смотрел на Шау Линь, а она сидела в сочной траве у самого входа в убежище, обхватив руками колени. Легкая парашютная ткань, накинутая на плечи, окутала ее до пят.
— Я слышала от Малышки Ба, вы родом с той стороны реки?
— Да.
— И очень давно не видели свою семью?
— Да.
— А ваши родители живы?
— Мать умерла, когда я еще был маленьким. Отец, говорят, сейчас живет в Сайгоне. Все мои сестры повыходили замуж, детей нарожали и живут кто где, в деревне осталась только одна, старшая.
— Когда захотите повидать ее, дайте мне знать. Я попрошу верного человека сходить за ней.
— Хорошо бы, конечно, но думаю, лучше повременить немного.
— Вы бывали когда-нибудь в этих краях?
— Да, в детстве. Мой дядя женился на женщине с верховьев Докванга. Помню, в сорок четвертом году, когда умерла бабушка, мы проплывали здесь на лодке — искали дядю. Рынок у устья был тогда маленький, жалкий, два ряда хижин — и все.
— Теперь там целый поселок. Дома под черепицей, есть электричество. Но люди, которых туда согнали отсюда, с берегов канала, живут в теснотище страшной.
— Как бы мне побывать там? Хочу узнать, что такое стратегическое поселение.
Я говорил, говорил, а сам лишь дожидался предлога, чтоб повернуть разговор на их дела — ее и Нам Бо. Только теперь я разглядел ее как следует. Нет, она не красива, даже хорошенькой ее не назовешь, но есть в ней что-то свое, особенное. Сегодня утром на ней была блуза баба́ из легкой белой ткани, черные сатиновые брюки, волосы она стянула узлом… Фигура тонкая, но крепкая, лицо смуглое, румяное — внушает симпатию. Но нечто особенное, свойственное ей одной, заключалось вовсе не в чертах лица, не в оттенке кожи или волос, а в глазах, черных, как косточка сладкого плода нян. Глазах мерцающих, бездонных и огромных. Они светились тайной радостью — Шау Линь хотела бы скрыть ее и не могла, — радость эта то угасала, то вспыхивала опять, всякий раз, когда смыкались и вновь открывались ее ресницы. Я так и не придумал, как навести ее на тему, не дававшую мне покоя, а она вдруг сказала:
— Если хотите попасть туда, это можно устроить. Есть два способа — тайный и легальный.
— У меня есть их паспорт.
— Неужели? — Шау Линь глядела на меня широко открытыми глазами. — А он при вас? Дайте посмотреть.
Я достал паспорт из кармана, придвинулся к самой канаве и протянул его девушке.
— Как похоже! — Она повертела в руке паспорт в пластмассовой корочке. — Наши сделали или взаправду — их?
— Наши.
— Очень похож! — Она щелкнула языком. — Когда вам его сделали?
— В шестьдесят восьмом году, я тогда вошел с нашими солдатами в Сайгон. Паспорт мне дали на всякий случай — вдруг заблужусь в городе.
— Да, с таким паспортом можно идти туда, будь у меня такой документ, я и сама бы сходила. — Шау вернула мне паспорт. — Спрячьте. При случае организую вам поездку. Хотя сделать это очень-очень нелегко. Этот полицай Ба свирепствует вовсю. Вечно найдет зацепку проверить незнакомого человека. На автобусной ли стоянке, на пристани, на базаре, в харчевне, в чайной — везде у него свои люди. Кто ни приедет из Сайгона — незнакомый вроде, — сразу приглашает на полицейский пост, не сунешь деньжат — там и застрянешь.
— Он здешний или приехал откуда?
— Да нет, приезжий, но вроде что-то связывает их с Нам Бо.
— Правда? Уж не родня ли они? А может, чего не бывает, меж ними кровная месть?
— Об этом лучше спросите самого Нама. Если я что и узнала — только от него.
Я и впрямь вознамерился было при случае расспросить Нам Бо, но сразу понял: нет, не имеет смысла. Все, что касается Нам Бо, в такой же мере относится и к ней, к Шау Линь. Да и потом, мне очень хотелось посидеть еще в тени мангового дерева, у садовой канавы, слушая в тишине голос девушки.