— Полно, не волнуйтесь, Девятый брат, — стал успокаивать я доктора. — Ут До — командир здешнего партизанского отряда, а дядя Хай — член общинного комитета Фронта. Рано или поздно вы все равно столкнулись бы с ними по работе.
Доктор снова пожал руку обоим.
— Bon, bon. Прекрасно, тогда я добавлю, что прибыл сюда с особой целью — заставить Никсона подписать мир…
Правую руку он сжал в кулак и для вящей убедительности при слове «мир» стукнул им по раскрытой ладони левой.
Узнав от Тхиеу о диковинном госте, девушки — одни копали неподалеку землянки, другие ставили мины — устроили перерыв и прибежали сюда, в сад. Я представил их доктору.
— Познакомьтесь… Малышка Ба…
— Это — наша Тхон… Ут Чам… Тхань… Тха…
Знакомясь с каждой, он повторял «bon… bon», пожимал руку, затем, сложив ладони, подносил их ко лбу и отвешивал низкий поклон, чем вогнал девушек в краску. Малышка Ба единственная догадалась подняться в дом и принести гостю стул. Он уселся, а мы стояли вокруг, зато больше не надо было задирать голову.
— Брат Тин, откуда вы узнали, что Нам Бо и я здесь?
Тин Нге восседал на стуле, широко расставив ноги и обхватив пальцами колени, словно позировал фотографу.
— О-о, — отвечал он, — эти сведения я добыл, рискуя жизнью…
Девушки, переглянувшись, заулыбались, им нравился юмор нашего гостя.
— Сначала, — продолжал доктор, — мы преодолели болота. А через два дня связной привел нас в редкий каепутовый лес. До пункта связи мы добрались в полночь, никто нас не встретил. Мы сразу уснули, как под общим наркозом. Среди ночи загрохотала канонада. Снаряды рвались со всех четырех сторон — спереди, сзади, справа и слева. Единственно, куда они не падали, — это на наши головы, и вышка наша чудом оставалась невредимой. Эх, думаю, в первый свой день на равнине — и угодил под артиллерийский обстрел. Ни тебе убежищ, ни щелей. Выглянешь наружу — тьма кромешная, только зарницы разрывов полыхают. Лежу и говорю себе: ну все, последний твой час настал. Только к земле прижимаюсь. Вдруг канонада смолкает и связной кричит в рупор: «Алло! Алло! Товарищи, где кто залег, оставайтесь на местах. Никакой паники! Это наша батарея проводит учебную стрельбу!» Слава богу, хоть объяснил, а то ведь какого страху натерпелись. Наутро вышел я с пункта связи и отыскал эту батарею. Гляжу, на позиции сплошь одни девушки, все коротко острижены, прекрасные, как феи.
— Да ведь это же батарея сестрицы Май! — обрадовалась Ут Чам.
— Верно, командиром у них девушка по имени Май… Батарея Май. Как пришел к ним, разговорились — то да се. И выяснилось: эта самая Май родом из вашей деревни, знакома с Нам Бо и даже с вами, Тханг.
— Дядя Хай, — уточнил я, — родной отец артиллеристки Май.
Теперь уже наш гость поднял глаза, воззрился на старого Хая, восхищенно воскликнул «о-о!» и бросился пожимать ему руку — в третий раз.
— Какая удача! Ваша дочь, когда мы прощались с нею, просила меня зайти навестить вас. И надо же, встретился с вами чуть не в первую же минуту… Bon. Это доброе предзнаменование.
Девушки, глядя на их торжественное рукопожатие, уткнулись друг дружке в плечо и захихикали.
Даже обычные вроде бы жесты Тин Нге потешали людей, а уж рассказы его смешили всех до упаду. Редкого обаяния человек!
Пожав руку дяде Хаю, он обвел всех взглядом, потом посмотрел на часы:
— Ого, уже десять часов. Прошу меня, товарищи, извинить. Я прибыл сюда отнюдь не в одиночестве, со мной подразделение, вооруженное скальпелями и ножницами, численностью более двадцати человек.
— Так где же они? — спросили мы хором.
— На пункте связи нас распределили по нескольким домам вверх по реке. Они все устали, конечно. А я верхом приехал сюда, чтобы…
— О небо! — прервала его Малышка Ба. — Вы с товарищами хоть успели поесть?
Веселый старый доктор отвесил ей новый поклон:
— Да нет, к великому сожалению моему, не успели.
Тут наконец дяде Хаю удалось возвысить голос:
— А ну-ка, Ба, беги со своими девчонками! И чтоб все товарищи были накормлены!.. — Потом повернулся к гостю: — Если вы, доктор, не заняты, прошу пожаловать ко мне.
— Покорнейше благодарю.
Девушки опять рассмеялись и убежали прочь…
Вечером Ут До собрал партизан. Они обсуждали, где разместить на постой, кому и как снабжать передовую бригаду медсанчасти.
А мы со старым доктором лежали в гамаках, подвешенных к сваям, под домиком штаба, где шло совещание.
— Вы повесили свой гамак, доктор, как раз на том месте, где спал Нам Бо в самую первую ночь, когда мы пришли сюда.
— У меня с утра все не было случая спросить вас. Верно я угадал, это здесь у Нама fiancée[41]?
— Совершенно верно.
— Ну а как закончилась «траектория» поразившей его пули? Разрушила его она bonheur[42] или нет?
— После того нашего разговора, — отвечал я, покачиваясь в гамаке, — я все время думаю об этом.
— Oui.
— Еще когда мы добирались сюда, я узнал, что возлюбленная его живет в этой общине.
— Oui.
— Услыхав от него кое-какие подробности, я ожидал всего: обиды, отчужденности, даже разрыва.
— Oui.
— Потом мы пришли сюда. Они встретились, и ни одно из моих предположений не оправдалось. Как они ведут себя наедине, не знаю. Но при мне… Нет, не заметил я ни обиды, ни охлаждения. О разрыве-то и речи нет. Сердечность и простота — вот что сразу бросается в глаза, когда видишь их вместе. Все так естественно, словно они не могли не встретиться снова… На днях они оба вернулись сюда с совещания в провинции и отправились вместе на ту сторону…
— Où?[43]
— На той стороне реки — стратегическое поселение…
— Oui.
— Я хочу сказать, когда они вместе, видно: это и товарищи, и влюбленные. Говорят, после освобождения они поженятся.
— Bon. Ну а вы?
Я понял вопрос доктора. Мне очень хотелось расспросить его о Май, но я сдержался.
— Здесь я кое-чего добился, стал своим человеком. А что там, в джунглях, как наши все?
— В джунглях и привольно, и тесно. Войск наших с Севера подходит видимо-невидимо. Даже курьезы случаются. Вышел я как-то днем на опушку, операция была трудная, дай, думаю, мозги проветрю. Огляделся — что-то вроде не так. Неужто за пару дней растительность вся переменилась? Лезу в карман, достаю очки, надеваю. О господи, это ведь солдаты кругом с маскировочными ветками на плечах — ползут, перебегают с места на место. Ночью от боевой техники и машин покоя нет. Грузовики идут и идут — с мешками риса, с боеприпасами, солдатами… А старожилы постепенно уходят из джунглей на равнину, на фронт. Конечно, старикам, вроде меня, надо бы оставаться в лагере. Но приходят прощаться с тобой друзья — один, другой. И тебе уже не усидеть на месте. Вот почему я попросился на равнину. Как там в песне поется про старых солдат? «Старость устали не знает…» Але-оп! Вещмешок за спину — и в путь!.. — Возбужденный голос доктора вдруг зазвучал глуше: — Знаете, Тханг, однажды, когда я жил во Франции, в теплый солнечный день я прилег на берегу Сены и задремал. Лошадь, щипавшая рядом траву, подошла и лизнула мне щеку. А во сне я увидел, будто мама легонько гладит меня по щеке ладонью. Я вздрогнул, проснулся и с тех пор затосковал по дому. Сколько же лет прошло, а я так и не вернулся к родной реке. Но зато уж на сей раз я приду непременно на берег Меконга, зачерпну воды и хлебну из горсти…
Этот голос, тихий, глуховатый, такой непривычный в устах доктора, растрогал меня до глубины души. Мы с ним принадлежим к разным поколениям, и жизнь у каждого сложилась по-разному, но есть у нас обоих одна общая черта — памятливость сердца.
Я приподнялся, сел в своем гамаке и закурил. Задушевный разговор наш, думал я, будет долог — продлится за полночь, а может, и до утра. Но оказалось, неугомонный, жизнерадостный собеседник мой заснул, не докончив фразу. Он спал, побежденный бесконечными днями тяжелой дороги, бессонными ночами, лишениями и тревогами. Я знал: усталость взяла верх не надолго, на какие-то считанные часы. А пока он спал, позабыв даже опустить сетку от москитов…
Глава 27
Разведчик Фай, служивший в одной из частей особого назначения, прибыл в деревню. Имя его я уже слышал, когда Шау Линь рассказывала мне историю Мыой, той самой, что поступила в «гражданскую охрану». И вот он стоит передо мной в залитом утренним солнцем саду, а я изучаю направление, выданное ему в части и адресованное партизанскому штабу общины.
Конечно, принять парня должен был бы Ут До — как-никак командир отряда! Но последние дни Ут мотается по делам с места на место. Ему, «главнокомандующему» здешней общины, на землях которой готовилась важная операция, приходилось решать массу проблем, больших и малых. Убежища, блиндажи, провиант, дороги и переправы… Все находилось в его ведении. В отряде были заранее распределены обязанности. Малышка Ба вместе с Тхань ведала жильем и укрытиями для медсанчасти и других подразделений, а также для товарищей, командированных «сверху». Тхон и Тха вдвоем доставляли на лодке рис, заготовленную впрок рыбу, рыбный соус на тайные склады и обеспечивали их хранение. Смуглая Туйет примкнула к разведгруппе женской батареи. Тхиеу, дочка Но, перебралась к супругам Бай Тха, там устроили пост по сбору и доставке информации — уж очень удобное место было, как раз между оккупированной зоной и свободной. А связной при штабе отряда снова стала Ут Чам. Помощник командира отряда Тяу вместе с Зунгом, Ламом и теми парнями, которым удалось выбраться сюда из поселения, охраняли дороги, мосты, боевые укрытия и траншеи. Словом, у каждого дел было по горло, люди буквально разрывались на части. Но все делалось незаметно и тайно. Ут До был повсюду: стоя по горло в воде, подправлял мостовые сваи, с лопатой в руках наращивал брустверы окопов, плыл в лодке, груженной рисом… Чтобы везде поспеть, он не давал себе передышки: уходил с зарей, возвращался среди ночи, ел где придется.