Жизнь – это лишь огонек на радаре бесконечной Вселенной.
Напоминание о нашей уязвимости весьма полезно, и нам необходимо перестать отстранятся от разложения в разумных пределах. Буддистские монахи, пытаясь избавиться от вожделения и обуздать стремление к постоянству, медитировали на гниющие тела. Во время медитации, известной как «кладбищенские созерцания», монах сосредотачивался на девяти стадиях разложения: 1) распухание; 2) разрывание; 3) экссудация[70] кровью; 4) гниение; 5) обесцвечивание и высыхание; 6) потребление в пищу животными и птицами; 7) расчленение; 8) кости; 9) пыль.
Медитация может быть внутренней, но часто монахи используют изображения стадий разложения или медитируют на реальные разлагающиеся трупы. Чтобы перестать бояться мертвых тел, нет ничего эффективнее, чем постоянный контакт с ними.
Если гниющие тела исчезли из культуры (так и произошло), но те же самые тела необходимы, чтобы уменьшить страх смерти, то что станет с культурой, где отсутствует разложение? Нам даже не нужно строить гипотезы: мы живем в такой культуре. Культуре отрицания смерти.
Отрицание может принимать разные формы. Мы одержимы молодостью; кремы, препараты и очищающие диеты навязываются нам продавцами идеи о том, что естественное старение тела абсурдно. Мы тратим более $100 млрд в год на антивозрастные продукты, в то время как 3,1 млн детей младше пяти лет умирают от голода. Отрицание очевидно в технологиях и постройках, которые создают иллюзию того, что мы имеем гораздо больше общего с плавными линиями Макбуков, чем со сбитыми автомобилями животными.
Способ разорвать порочный круг и избежать бальзамирования, гроба и склепа иногда называется «зеленым» или «естественным» захоронением. Зеленые захоронения доступны лишь на некоторых кладбищах, но их популярность растет, так как общество продолжает все чаще отдавать им предпочтение. Натуральное захоронение – это то, что произошло с телом Эдварда Абби, за исключением похищения трупа и необходимости мчаться с ним в пустыню. Тело сразу закапывается в землю в простом биоразлагаемом саване; на могилу при этом ставится камень, чтобы как-то ее обозначить. Тело начинает свободно разлагаться, отправляя атомы обратно во Вселенную, где зародится новая жизнь. Помимо того, что это самый экологичный на сегодняшний день способ захоронения, он в два раза уменьшает наш страх перед разложением и потерей контроля. Выбирая для себя зеленое захоронение, вы словно говорите: «Я не только осознаю, что являюсь беспомощной кучкой органического вещества, но и радуюсь этому. Славься разложение!»
На тот момент моего пребывания в «Вествинде» я уже решила, что выберу для себя естественное захоронение. Я понимаю, что заимствовала у Вселенной атомы, которые составляют мое сердце, ногти на ногах, почки и мозг. Настанет время, когда мне придется вернуть их, и я не собираюсь пытаться оставить их при себе с помощью химической консервации моего будущего трупа. Такое кладбище для естественных захоронений располагалось в округе Марин, прямо через мост от «Вествинда». Там я могла сидеть среди холмов, смотреть на могильные насыпи и наслаждаться своим свиданием с разложением. Монахи обретают свободу через дискомфорт, и я в какой-то мере делала то же самое. Смотря прямо в глаза своему страху, чего я никогда не делала в детстве, я постепенно начала от него освобождаться.
Гусль
Будда, основатель буддизма, появился на свет на территории современного Непала и при рождении получил имя Сиддхартха Гаутама. Сиддхартха не был просвещенным изначально: первые 29 лет своей жизни он провел среди роскошной дворцовой обстановки. Отца Сиддхартхи, раджу, предупредили, что его сын станет великим духовным учителем, если войдет в контакт со страданиями умирающих. Естественно, он хотел, чтобы Сиддхартха впоследствии тоже стал раджей, а не презренным духовным учителем, и поэтому он запретил смерть внутри дворца.
Когда Сиддхартхе исполнилось 29, он заявил о своем желании прогуляться по городу. Отец согласился, но устроил все так, чтобы его сын видел только здоровых молодых людей, увлеченных активной деятельностью. Однако боги распорядились иначе: они послали хромого беззубого старика с седыми волосами, чтобы удивить Сиддхартху, который никогда ранее не видел пожилых людей. Следующим Сиддхартха увидел больного чумой, и, наконец, труп, горящий на доске. Столкнувшись со старостью, болезнью и смертью за одну прогулку, Сиддхартха отказался от жизни во дворце и стал монахом. Говорят, что все остальное – религиозная выдумка.
В истории Сиддхартхи неприятный вид горящего тела является не отрицательной, а положительной силой. Она ускорила его преображение. Встреча с трупом заставила будущего Будду взглянуть на жизнь как на процесс непредсказуемых и постоянных изменений. Жизнь без мертвых тел внутри стен дворца мешала ему достичь просвещения.
«Вествинд» изменил мое понимание смерти. Менее чем за год я перестала считать странным то, что мы больше не видим мертвые тела, и пришла к убеждению о том, что их отсутствие в нашей жизни является главной причиной основных проблем современного мира.
Мертвые тела помогают живым не терять связь с реальностью.
Все годы до начала работы в «Вествинде» я прожила при относительном отсутствии трупов. Теперь же у меня их было полно в холодильной камере крематория. Они заставили меня принять тот факт, что умру я и все мои близкие. Вне зависимости от того, насколько поработили нас технологии, только человеческое тело способно убедить нас в том, что мы величественные животные, которые питаются, испражняются и неизбежно умирают. Мы все – это просто будущие трупы.
Джереми, тело которого сегодня лежало на столе для приготовлений, был 53-летним мужчиной, покрытым татуировками. Половину своей жизни он провел в тюрьме. Многие его татуировки были сделаны им самостоятельно и выцвели до тускло-зеленого цвета. На его руках, туловище и спине были цифры и буквы. У Джереми также были абсолютно новые татуировки, которые он набил, выйдя из тюрьмы. Это были цветные изображения птиц, волн и других метафор свободы. Он вышел из тюрьмы и стал искать свободы в новой, другой жизни. Татуировки были поразительными. Восприятие тела как холста усиливается, если это тело мертво.
Когда я начала омывать Джереми, кто-то позвонил в ворота «Вествинда». Стянув перчатки, я пошла во двор. Еще до того, как я успела сказать: «Здравствуйте, заходите», женщина, которая позднее представилась сестрой Джереми, закричала:
– Эй, да в тебе целых 180 см!
– Эм, да, я довольно высокая, вы правы…
– Ой-ой-ой, какая ты большая красивая девушка! – завизжала она, крепко сдавливая меня в объятиях. Я поблагодарила ее, несмотря на то что ее слова «большая красивая девушка» воскресили в моей памяти сцену, когда Брюс показывал мне жировые отложения на сердце и объяснял, почему нельзя быть толстой.
Я проводила сестру Джереми в комнату для приготовлений, после чего она засунула в рот леденец и начала грызть его, одновременно неистово топая ногами. Я не хотела строить предположений, но если бы и попыталась, то сказала бы, что она находится под действием метамфетамина[71]. Она не была первым человеком в таком состоянии, с которым мне доводилось разговаривать. Это специфика работы в бюджетном похоронном бюро Окленда.
– Вот как мы поступим, сладкая, – сказала она. – Я хочу организовать для Джереми хорошие похороны в Сан-Франциско, а затем его похоронят на кладбище для ветеранов в Сакраменто Вэлли. Я буду ехать за вами всю дорогу.
Ритм ее речи совпадал с топаньем ногой.
– Вы знаете, что кладбище в двух часах езды? – спросила я.
– Вы кремируете его, если я не буду за вами следить. Более того, я не уверена, что вы уже этого не сделали.
– Мадам, тело должно прибыть на кладбище для ветеранов в гробу. Мы доставим его туда в четверг, – объяснила я.
– Вы меня не слушаете. Вот что я вам скажу: его тела нет в гробу. Вы кремировали его без моего разрешения.
Я пыталась максимально вежливо объяснить ей, что «Вествинд» никак не заинтересован в том, чтобы кремировать Джереми и доставить пустой гроб на Национальное кладбище в Сакраменто Вэлли, но она меня не понимала.
Сестра Джереми была не единственной, кто считал сотрудников похоронных бюро злодеями. Люди всегда строили дикие предположения о том, что мы делаем с телами. Когда пожилые женщины звонили в крематорий, в их дрожащем голосе слышалось смущение.
– «Вествинд: кремация и захоронение». Это Кейтлин, – отвечала я.
– Здравствуй, дорогая, это Эстель, – как-то сказала мне одна женщина. – Вы кремируете меня, когда я умру. У меня уже заключен договор с вашим бюро, и моя кремация уже оплачена. Но сегодня утром я увидела в новостях, что вы сжигаете все тела вместе. Это правда?
– Нет, мадам, каждое тело кремируется отдельно, – твердо ответила я.
– Говорят, что вы кладете целую груду трупов в огонь, а затем выгребаете много праха, – сказала Эстель.
– Мадам, я не понимаю, кто это говорит.
– Люди в новостях, – ответила она.
– Я могу вам гарантировать, что они говорили не о «Вествинде». Здесь каждый получает свой серийный номер и кремируется в одиночестве, – убедила я ее.
Эстель вздохнула.
– Хорошо, дорогая. Я прожила долгую жизнь, и мне очень страшно умереть и быть брошенной в кучу других трупов.
Эстель была не одинока в своих страхах. Другая женщина однажды позвонила и спросила, висят ли тела в холодильнике на крючках для мяса, как говяжьи туши. Разъяренный джентльмен как-то сказал мне, что мы не должны брать плату за развеивание праха над водой, потому что вся эта процедура заключается в том, чтобы «смыть прах в унитаз с пакетиком морской соли».
Мне было больно слушать все это, даже когда люди кричали на меня. Да неужели вы и правда так думаете? Вы действительно считаете, что ваше мертвое тело будет висеть на крючке для мяса, будет брошено в огонь вместе с грудой других трупов, а затем ваш прах будет смыт в унитаз?