Всё было как всегда и вместе с тем — иначе. Нет, мир не стал лучше, не перестал стискивать в мертвящем, удушающем захвате душу Алёны, но в ней поселилось беспокойство. Как-то всё странно, неуловимо, непонятно… Последняя пара линз помогала ей видеть глазами, но душе помочь не могла.
Выходя вечером на улицу, Алёна радостно вздрогнула: в нескольких шагах от крыльца стоял под снегопадом Олег. Судя по количеству снега на его шапке и плечах, ждал он уже минут десять, не меньше. Так вот зачем он спрашивал, до которого часа работает магазин!..
И вдруг…
— Алёнушка, садись, подвезу тебя домой!
Из открытой дверцы машины высунулся хозяин — как всегда, в дублёнке нараспашку и небрежно накинутом на шею шарфе.
— Спасибо, Валерий Сергеевич, это без надобности, — сухо ответила Алёна, — я недалеко живу.
— Да садись, — уговаривал шеф. — Время позднее, с транспортом плохо… Я не могу позволить такой красивой девушке идти по улице одной! А если отморозки какие-нибудь встретятся? Я же за вас всех перед вашими мамами отвечаю! Понабрал на работу красавиц… теперь вот безопасность их обеспечивать должен! — И хозяин шутливо вздохнул.
Выплюнуть ему в лицо, что он, козёл похотливый, ей противен?.. Гм, а завтра узнать о своём увольнении? Нет, мир — всё-таки дерьмо… Пока его заполняют вот такие вот… уроды. Говорить об ответственности, при этом недвусмысленно оттягивая пряжку ремня под жирным брюхом и попутно маскируя там предательский бугор!.. Алёна обернулась. Олег не только не уходил, но и приблизился на пару шагов — с сурово сжатыми губами и поднятым подбородком.
— Извините, Валерий Сергеевич, за мной пришли, — сказала Алёна, про себя подумав: «Что я делаю?!» Но другого выхода не было.
Шеф заметил Олега. Оценил его рост и габариты… На краткий миг в его взгляде отобразилось нечто похожее на уважение, но потом, при виде белой трости, губы скривились в пренебрежительной усмешке.
— Вот этот вот?.. — Его глаза упёрлись взглядом в Алёну — холодно и вопросительно.
— Ну да, — ответила девушка твёрдо.
За её плечом шевельнулся кто-то светлый и сильный; тёплые мурашки побежали вниз по шее и лопаткам, и ей вдруг стало хорошо и спокойно. Даже злость на шефа куда-то улетучилась, осталась только насмешка.
Шеф хмыкнул.
— На кой тебе сдался этот… гм, инвалид? Дурочка ты, что ли?
Из-за плеча раздался твёрдый спокойный голос:
— Девушка не хочет ехать с вами, оставьте её в покое.
Глаза хозяина, сузившись в холодный прищур, уставились на Олега.
— А ты вообще кто такой? Топай отсюда… или ползи на ощупь!
Мурашки волнами побежали по спине, когда на плечо Алёны опустилась тяжёлая, но добрая рука. Она слегка отодвинула её в сторону, и Олег, чуть склонившись к шефу, проговорил ровно и монотонно, почти без выражения:
— Берегите себя, осторожнее на дорогах. Всего доброго.
Вроде бы он ничего особенного не сказал, но шеф начал как-то меняться в лице. Весь съёжившись, как сдувшийся шарик, он пробормотал в ответ бесцветным голосом:
— Да, большое спасибо, и вам всего хорошего.
И куда только девались его самоуверенность и напор! Глядя остекленевшим взглядом прямо перед собой, он захлопнул дверцу и завёл мотор, а большая сильная рука Олега, приобняв Алёну за плечи, повлекла её в сторону от машины.
Вот и всё: был шеф — и не стало его. Уехал, сбежал, наложив в штаны!.. От восторга, смешанного с уважением и страхом, перехватило дыхание, и Алёна просто молча смотрела на Олега, а тот — то ли куда-то поверх крыш, то ли внутрь себя, под тёмными очками не поймёшь. Скользнув ладонью вниз по её рукаву, он добрался до пальцев и ласково сжал их. Это вернуло девушке дар речи.
— Слушайте, это… Класс, супер! — возбуждённо засмеялась она. — А вы… Вы загипнотизировали его, да?
Олег улыбнулся.
— Ну… скажем, есть кое-какие невербальные приёмы.
— А меня научите так? — Кровь Алёны закипала, бурля миллионами радостных блёсток. Дыхание сбилось, и она умолкла, дрожа застывшей, окаменевшей грудью.
В глазах на секунду померк свет, а потом она оказалась прижатой носом к заснеженной дублёнке Олега. Снежинки таяли, холодя кожу.
— Ну… Ну… Всё, — провибрировал тёплый голос, и Алёна наконец смогла выдохнуть.
Хитрый день… Волшебник. Закружил, заворожил, заманил и увлёк в тёплую бездну, из которой не хотелось выныривать никогда. Осыпал сверху блестящим конфетти, опоясывал мишурой и серпантином, накрывал звенящей новогодней тайной, затягивал в хоровод снежинок. Ну и день…
Они шли вдвоём под снегопадом, держась за руки. Мороз был слабый, и Алёна сняла варежку, а Олег — утеплённую кожаную перчатку, в которой его и без того не маленькая рука походила на лапищу робота-трансформера.
— Так научите меня?
— Зачем тебе?
— Ну… Чтоб босса отшить, если он опять…
— Он к тебе больше не сунется.
— Ну… мало ли ещё всяких уродов на свете?
— Посмотрим. Может, и научу… потом.
— Когда?
— В своё время.
— А когда наступит своё время?
Вместо ответа пожатие руки Олега стало крепче. Сердце Алёны щекотал смех, прорываясь наружу почему-то — слезами. Не уплыли бы линзы… Последние. Завтра надо заказывать. Господи, какие это всё мелочи, ведь к сердцу вплотную подобралась пушистая новогодняя сказка, тёрлась о него мягким боком и, мурлыча, согревала…
— Олег…
— Мм?
— А трудно тебе — вот так?.. (Когда они перешли на «ты»? Впрочем, неважно.)
Дурацкий вопрос, глупое любопытство. Обязательно надо испортить сказку чем-нибудь таким… нелепым.
Он всё-таки ответил:
— Особенно начинаешь ценить солнечный свет, когда он гаснет. Цени его сейчас. Цени то, что имеешь.
Снег налип на ресницы, тушь потекла… Плевать. Ведь он не видел этого, и ему было неважно, как она выглядит. Он никогда не увидит ранней седины, что пару месяцев назад заблестела в её волосах; это каждую ночь, отяжелев от печали, падала звезда, превращая один русый волосок на голове Алёны в серебристый. Но всё это — пустяки, потому что она была жива. Жила, дышала и ВИДЕЛА.
— Мне трудно… не в бытовом плане, нет. К жизни в темноте я уже приспособился и прекрасно обхожусь без зрения. Трудновато иногда бывает оттого, что я слишком многое чувствую… по другим каналам. Вот сейчас мы идём, и я чувствую тебя… Ты часто грустишь… Бываешь подавлена. Но сейчас — нет, сейчас тебе хорошо. И я рад этому.
Алёна улыбалась. Снегу, фонарям, светящимся окнам домов. Себе. Олегу, хотя он и не мог этого видеть. Но он должен был услышать улыбку в её голосе, когда она воскликнула:
— Ой, мы до самого моего дома уже дошли!..
И тут же сердце ёкнуло: опять расставаться?.. Олег, подняв лицо, подставлял его снегу.
— Да, — проговорил он. — Хорошо прогулялись. Погода сегодня чУдная. И не холодно, и снежок… Я люблю такую.
— И я, — вздохнула Алёна.
Олег чутко насторожился, уголки его губ дрогнули кверху.
— А чего вздыхаешь? Не грусти… Новый год скоро.
Его пальцы дотронулись до её подбородка. Она вдруг вскинула голову, осенённая идеей.
— Олег, а… А может, зайдёшь? Чаю попьём… с вареньем.
Он сверкнул зубами в улыбке.
— Варенье я люблю.
— Карлсон, — засмеялась Алёна, потрепала свисающие пушистые клапаны его ушанки и тут же сама испугалась собственной нежности. Не рано ли?..
Сказка замурлыкала, закутала её своим пушистым хвостом и прогнала страх. Алёна потянула Олега за руку:
— Пошли!
В подъезде было темно — хоть глаз выколи. Споткнувшись о порожек, Алёна проворчала:
— Ну, как обычно. Лампочки перегорели, а новые вкрутить некому.
— Держись за меня, — раздался рядом голос Олега. — Мне темнота не мешает.
Это было забавно: он шёл уверенно, ни разу не запинаясь, а она держалась за него, как за спасательный круг. Слепой вёл зрячую. Когда они миновали один лестничный марш, Алёна попросила, нащупав трость:
— Дай… попробовать?
Дурацкая просьба. Что ж её сегодня на нелепости-то всякие тянет?.. Как дитё малое! Впрочем, Олег только усмехнулся и вложил в её руку трость, даже показал, как её правильно держать. Испугавшись за него — ведь сам он шёл без трости, — Алёна через несколько ступенек вернула ему её. Ей стало не по себе.
На площадке перед дверью квартиры она сказала, смущаясь, как девчонка:
— Вообще-то, у меня мама дома… Так что если ты…
Олег с тихим смешком ответил:
— Понял. Закатал губу обратно.
Возиться с ключами в темноте не хотелось, и Алёна позвонила в дверь.
— Мам, это я…
Загремели открываемые запоры. В прихожей тоже царил сумрак, и мама ойкнула при виде огромной мужской фигуры в лохматой шапке, блестящих очках и с белой тростью.
— Всё хорошо, не бойтесь, — улыбнулась фигура.
— Мам, это Олег, — деловито представила Алёна гостя. — Олег, это моя мама, Валентина Фёдоровна. Мамуль, поставь чайник, пожалуйста…
Озадаченно поморгав, мама взяла себя в руки и хмыкнула:
— Быстрая какая… А поздороваться нам не дашь? — И обратилась к Олегу: — Здравствуйте, гость уважаемый… хоть и нежданный…
Алёна нахмурилась. Впрочем, маму можно было понять — хотя бы потому, что предупреждения о гостях не поступало. Клацнул выключатель, и прихожая перестала быть сумрачной. Олег снял шапку и поцеловал маме руку, заблестев в свете люстры аккуратно и коротко подстриженными золотисто-русыми волосами. Под дублёнкой у него оказался чёрный пиджак и белый свитер с высокой тёплой горловиной, и Алёна наконец по-настоящему оценила его фигуру. Нет, он был не медведь — скорее, барс. От него веяло такой силой, что белая тросточка и очки никак не увязывались с его общим обликом… Поэтому, усадив Олега на диван, Алёна сняла с него очки, а трость он сложил и сунул в карман.
— Ну вот… Теперь другое дело, — сказала Алёна.
Он усмехнулся.
— Теперь я не похож на… инвалида?
Девушка прикусила губу. Ну зачем огорчать сказку, повторяя дурацкие слова того, кто и мизинца Олега не стоил?.. Сказка возмущённо фыркнула и задрала хвост трубой, а Алёна расстроилась. Олег моментально это почувствовал и накрыл её руку тёплой ладонью.