Выпрямившись, Симеон стал устраиваться рядом с ней, вероятно, намереваясь вежливо спросить у жены, что именно она предпочтет. Ну или что-то в этом духе.
— Моя очередь, — сказала Исидора, зажимая мужу рот рукой, прежде чем он успел ей ответить. Ее снова охватывала лихорадка. Исидора подтолкнула Симеона, и он упал на спину. Джентльмен до мозга костей, он не стал сопротивляться ей, хотя, заметила Исидора, ему это не очень-то понравилось. Симеон хотел все держать под контролем, и все же, лежа перед ней на спине, он казался таким ранимым и уязвимым.
Исидора улыбнулась милой, опасной улыбкой. Он сейчас там, где ей хочется. Она потянулась к нему рукой. Его тело твердое, как мраморная статуя, а еще оно гладкое и такое эротичное. Симеон не шелохнулся, пока она рассматривала его, успокаивала, уговаривала.
Он не издал ни звука до тех пор, пока ее рука не обхватила его плоть и не сжала ее слегка…
И вот тогда из его груди вырвался сдавленный крик, и Исидора отшатнулась. Но она знала — знала! — что это не боль, а потому сжала его плоть сильнее.
Затем Исидора перешла к тем же предварительным ласкам, какие испробовал он, только при этом она действовала не одной рукой, а двумя. И, не переставая, осыпала его золотистую кожу поцелуями. Когда ее губы коснулись его сосков, Симеон вздрогнул. Приподняв голову, она увидела, что его глаза широко распахнуты и полны страсти. И в них нет ни единой мысли о контроле, самообладании или порядке. Ей было трудно одновременно целовать и улыбаться, вкус его кожи немного успокаивал ее, увлекал в новый водоворот страстей. Исидора наслаждалась его вкусом, пила его запах. Само собой, Симеон не закричал, как она. Но его дыхание участилось, а сердце забилось быстрее.
И Исидора не останавливалась.
От Симеона приятно пахло мылом, его тело было мягким и твердым одновременно. Он сказал: «Нет, Исидора!» — и, кажется, хотел даже встать, поэтому она обхватила его плоть губами.
И он сдался: снова упал на спину. Она играла с ним, дразнила и любила его до тех пор, пока внезапно Симеон не перекатился со спины на бок, увлекая ее за собой.
— Исидора! — прорычал он.
Контроля не было ни в его глазах, ни в руках, ни в том, как он схватил ее бедра, подминая под себя. Исидора послушно выгнулась — ей нравился его напор. Опустив голову, Симеон стал ласкать ее сосок, и ее тело зазвенело от удовольствия, она едва не закричала…
На этот раз все было по-другому. Исидора была мягче, податливее. И он осторожно вошел в нее.
Вскрикнув, она обхватила его тело ногами.
— Даже не проси меня остановиться, — прохрипел Симеон, и при звуках его голоса она ощутила небывалую радость.
— Не останавливайся! — исступленно воскликнула Исидора. — Только не останавливайся!
Его толчки следовали один за другим, один за другим, пока она не стала вскрикивать при каждом его выпаде. Глаза Симеона пылали, он впился в ее губы горячим поцелуем. Исидора думала, что он вот-вот остановится, но он не останавливался, снова и снова входя в нее. И с каждым движением напряжение в ее животе все возрастало, она задыхалась, стараясь двигаться с ним в одном ритме. И когда ей это удалось, их тела слились в одно целое, упрямо двигаясь к вершине наслаждения.
Наконец Исидора прервала поцелуй и закричала от переполнявшего ее счастья. А через мгновение и он, сделав последний, самый глубокий толчок, присоединился к ней…
Потом они оба замерли. Все было совсем по-другому, совсем… Два тела, слившихся в одно.
Наконец Симеон откатился в сторону, и Исидора обняла его. Она все еще немного дрожала и не могла произнести ни слова.
Когда такой джентльмен, как Симеон, забывает о том, что такое сдержанность, истинная леди не должна показывать, как ее переполняют чувства.
Глава 36
— Видишь ли, принцесса Айябдар — выдающаяся женщина. Она бабушка обеих императриц и Раса Майкла. И она замужем за Повуссеном, губернатором Бегемдера. Мне была дарована привилегия проводить возле нее немало времени.
— А зачем тебе это было нужно? — с подозрением спросила Исидора.
— Потому что я был назначен королевским магом.
— Что-о?!
— Я продемонстрировал, что могу проткнуть три щита одной сальной свечой, — ответил Симеон.
— Но как ты это сделал?
— Я зарядил свое ружье порохом и грошовой свечой, и она прошла сквозь кожаные щиты. И еще у меня было магическое оружие.
— Какое же?
— Моя девственность. — Заметив, как вытянулось лицо Исидоры, Симеон рассмеялся.
— А я-то думала, что ты берег ее только для меня, — заметила она.
— Девственность — очень полезная вещь. Ее факт подтвердили мои люди, и что куда более серьезно — придворный волшебник, который прочел истину по моим ладоням. Ну а это означало, что я имею право разговаривать с принцессой.
Исидора фыркнула.
— Интересно, сколько еще девственников было допущено к ней для разговоров? — спросила она.
Наклонившись к Исидоре, Симеон дотронулся губами до ее губ.
— Я был единственным, — ответил он. — Немного найдется взрослых мужчин, которые сохранили девственность.
— Кто знает? Я никогда не встречала мужчину, который говорил бы об этом так же свободно, как и ты.
— Придворный волшебник изучил мои ладони при входе в Суд, а потом громко объявил результат, — сказал Симеон.
— Ты смутился?
Симеон слегка пожал плечами. Исидора кивнула.
— Я бы тоже почувствовала себя униженной на твоем месте, — заявила она. — Да я и собственной невинности уже начала стесняться в двадцать три года. Ты даже представить себе не можешь, сколько мужчин считали это настоящей трагедией.
— Почему же, могу.
— Я уже начала было думать, что никогда не узнаю на своем опыте, что такое — заниматься любовью.
— Бывали дни, когда мне казалось, что я больше не выдержу этого, — признался Симеон. — Так что я вполне мог наскочить из-за кустов на какую-нибудь бедную женщину, а не на льва.
Исидора засмеялась.
— Зато ты превратился в мага! А тебе не приходило в голову уложить в постель принцессу?
— Об этом было невозможно не думать, — с легкой улыбкой произнес Симеон. — Она во всех отношениях великолепна: говорит на пяти или шести языках, часами может цитировать индусскую поэзию.
Исидора решила, что принцесса ей не нравится.
— Индусскую? — переспросила она. — Но принцесса абиссинка!
— Она специально снарядила людей для поездки в Индию, чтобы они привезли ей поэтические произведения. И она переводит их, чтобы сохранить для своего народа и его культуры, — ответил Симеон.
— Великолепно! — воскликнула Исидора, заставляя себя расслабиться. Принцесса осталась где-то далеко, в песках, в своей хижине. Так что она может позволить себе быть великодушной.
— А ее дворец… — задумчиво произнес Симеон. — Ты даже не представляешь себе, до чего он роскошен! Дворец построен целиком из розового мрамора, а его окна выходят на громадную зеленую равнину. Иногда равнина покрывается белыми цветами — тысячами белых цветов. А когда идет дождь, равнина превращается в гигантское зеркало, в котором отражается небо.
— Да, думаю, это красиво, — с усилием промолвила Исидора.
— И я никогда в жизни не встречал женщины умнее, — продолжал Симеон. — Мы спорили часами. Ей удалось изменить мои взгляды на некоторые вещи.
Конечно, почти невозможно представить себе Симеона, который меняет свои взгляды. Вздохнув, Исидора сменила тему разговора.
— Надо же, во всех местах, где у меня на теле изгибы, у тебя прямые линии, — сказала она, проводя рукой по бедру Симеона.
Их руки на мгновение соприкоснулись, и он потянулся, чтобы тоже дотронуться до нее.
— Не могу не прикасаться к тебе постоянно, — заметил он. — Не могу не думать о тебе. А при мысли о возвращении в Ревелс-Хаус мне даже как-то не по себе становится.
Рассмеявшись, Исидора перекатилась на спину.
— Теперь, когда зловоние оттуда изгнано, я вполне могу обдумать эту возможность, — проговорила она. — Но пока…
Стоит ли говорить, что Симеон принял предложение?..
Прошел час. Простыни были смяты, а Исидора вспотела в тех местах, о которых раньше и не задумывалась — под коленями, например. Стоило ей замереть, как она чувствовала, что по самым интимным уголкам ее тела пробегает приятная дрожь. Ей казалось, что даже воздух слегка вибрирует, как это бывало, когда ее тетя опускала свою скрипку. Можно было подумать, что она поет, но молча.
— Думаешь, у всех такие же ощущения? — спросила она.
— Поэты много об этом писали, — лениво промолвил Симеон. Он лежал на спине, закинув одну руку себе за голову, а вторую положив на ее бедро. — Был такой древний персидский поэт-суфий по имени Джалаладдин Руми… Он говорил о желании, как о болезни, дарящей радость.
— Но это же удовольствие, — сказала Исидора. — И если плотская близость всегда так приятна, почему люди постоянно не занимаются любовью?
Симеон потянулся.
— Знаешь, мне кажется, мы ждали так долго, что стали похожими на вулканы, готовые в любой момент извергнуть лаву. И мне известно, что порой физическая близость может быть очень-очень неприятной, — добавил Симеон, поворачиваясь к ней лицом. — Нам с тобой повезло, мы счастливчики. Иногда люди не подходят друг другу, насколько я понимаю. И тогда им плохо вместе. А бывает, что один человек не находит другого привлекательным. — Сонная улыбка Симеона говорила о том, что такие вещи для него не проблема.
Да и для Исидоры — тоже. Когда они занимались любовью, ей порой казалось, что ее сердце обнажается. Занимались любовью…
— А как ты считаешь, неженатые люди могут испытывать такие же ощущения? — спросила она, будучи не в силах произнести слово «любовь». Любит ли она его?
Симеон рассмеялся в ответ, а Исидора скорчила гримаску.
— Ты спрашиваешь, может ли свидетельство о браке увеличить удовольствие?