Расс улыбается, и ямочки на его щеках сбивают меня с мысли.
– Может, это и есть мой талант, – наконец говорит он.
– Не нервничай, – тихо говорю я, чтобы только он мог услышать. – Обещаешь?
– Обещаю.
Через неделю все обустроились, жизнь в лагере бьет ключом. Список желающих посещать футбольную секцию почти заполнен, и меня переполняет воодушевление.
Утренние мероприятия для детей определены руководством, зато после обеда и тихого часа они могут по собственному выбору записываться на занятия к разным вожатым.
Единственное, что у меня хорошо получается, – это влипать в неприятности, но Дженна сказала, что такой вариант отметается. Я подумала было присоединиться к Эмилии и предложить танцы, но подруга сразу потребовала убрать мое нескоординированное тело из ее студии. Тогда я решила организовать обучение футболу[11], потому что тут трудно что-то испортить. Не просто трудно, практически невозможно, ведь я все детство провела в окружении англичан. Просто нужно действовать уверенно, и тогда дети подумают, что я правда хорошо разбираюсь в футболе.
Мой почти заполненный список на самом деле ничего не значит, но внимание к именно моему факультативу вызывает у меня энтузиазм. И дело не столько во мне, а в том, что дети хотят играть в футбол, но все равно немножко и во мне. Я очень рада, что нравлюсь им настолько, чтобы они захотели провести со мной время.
Даже если мне самой придется учиться по ходу дела.
Расс подходит, когда я раскладываю на траве цветные маркеры.
– Помощь не нужна?
– У тебя выходной.
Хладнокровие и спокойствие. Не позволяй себе отвлекаться на его симпатичную мордашку.
– И я отдыхаю в свой выходной. – Он приподнимает уголки губ, и появляются ямочки. – Мне хочется научиться играть в футбол.
Он берет горсть маркеров и, подражая мне, раскладывает их на земле, чтобы дети могли вести между ними мяч. «Хладнокровие и спокойствие», – мысленно повторяю я. Расс укладывает лестницу рядом с теми, которые уже положила я. Я стараюсь заполнить молчание болтовней, потому что Расс – парень молчаливый. Я боюсь, что надоем ему, но каждая секунда тишины кажется упущенной возможностью хоть немного раскрыть его.
Кроме того, когда он рядом, я могу ляпнуть что угодно.
Говорить мне, в общем-то, нечего, поэтому решаю поддерживать светскую беседу, хотя, по мнению многих, это хуже бессвязной болтовни.
– Где твоя любовь?
– Спит в домике. В лагере для нее слишком жарко, а там довольно прохладно.
Я так резко поворачиваю голову, что шея хрустит.
– Погоди, чего?
Расс прекращает делать разметку, и какое-то мгновение мы просто смотрим друг на друга. Он пытается понять, почему я озадачена, а я силюсь сообразить, правильно ли его поняла. Глупо делать поспешные выводы, но я никогда не могла похвастаться уравновешенностью.
Расс подходит ко мне вплотную, на его губах появляется прежняя мягкая улыбка.
– Рори, я говорил о Рыбке. А ты о Ксандере?
Вот видите? Какой полезный опыт.
– Да, я думала… Старалась не… Да, я говорила о Ксандере.
Он сдерживает смех, и я это ценю, потому что стараюсь не думать о том, где здесь лучше спрятаться. За годы посещений лагеря я нашла кучу укромных мест, где он меня никогда не найдет. Можно было бы мирно жить с животными, как Белоснежка.
– Ксандер решил вздремнуть с собаками. Я не менял ориентацию и не начинал средь бела дня трахать случайных женщин, с которыми работаю.
То, как он произносит «трахать случайных женщин», вызывает во мне странные эмоции. Из его уст это звучит как-то чуждо.
– Мне казалось, ты готов послать правила ко всем чертям. Тяжело все время быть примерным.
Правда, теперь, когда я стараюсь, это вовсе не так уж тяжело. Достаточно было напиться и услышать, как сильно Расс боится потерять эту работу, чтобы понять: мне нужно придерживаться обязательств, которые я взяла на себя, приехав сюда.
Бесконечный круг самобичевания не идет мне на пользу, и не за этим я вернулась в «Медовые акры». Я не позволяю себе делать из мухи слона.
– До этого я еще не дошел, но ты первой узнаешь, если мне захочется ввязаться в неприятности.
Он со мной флиртует. Я на девяносто девять процентов… ну ладно, скорее на восемьдесят семь процентов уверена, что он со мной флиртует. Куда пропала Эмилия, когда она мне нужна? Не помешает взгляд со стороны. Надо ответить остроумно, прикольно и, что еще важнее, дать ему понять, что кое-кто не против заняться сексом в лесу.
Я и забыла, что мироздание любит надо мной шутить, но не проходит и десяти секунд, как замечаю идущих к нам Клэя с Майей, а за ними толпу нетерпеливых будущих футболистов. А может, мироздание не виновато и я просто все время забываю, что приехала присматривать за детьми, а не пялиться на аппетитные бедра Расса в шортах.
Как бы то ни было, не их взгляда со стороны я ждала.
Обучение проходит как по нотам, а процент вероятности флирта понижается всякий раз, когда я об этом думаю. К вечеру я пережила еще один раунд хаоса в столовой, танцы и проверку, все ли улеглись в постели. День закончился, и я совершено вымоталась, что значительно снижает шансы набедокурить. Эмилия легла еще час назад, а я уже двадцать минут пытаюсь собраться с силами и встать с очень удобного кресла перед костром.
Лосось дремлет у меня на груди, тепло костра согревает нас обоих, и есть вероятность, что я усну прямо здесь. Глаза уже закрываются, и я силюсь держать их открытыми, зная, что, если провалюсь в сон здесь, кто-нибудь непременно разрисует мне лицо.
– Ты спишь?
Открыв один глаз, вижу стоящего рядом Расса. Он выглядит так же свежо, каким был утром.
– Да, уходи.
Он хихикает. Меня раздражает, как великолепно этот парень все время выглядит. При этом мало спит и усердно работает весь день, и тем не менее вот он – с ясными глазами и полный энергии.
– Идем, я провожу тебя в твой домик. Нельзя здесь спать. Ксандер сказал, что, если ты тут уснешь, он нарисует член у тебя на лице.
– Нельзя тревожить щенка! – Я показываю на свою пушистую грелку для живота. – Мне кажется, он за неделю стал вдвое тяжелее, так что я не смогу убрать его, даже если постараюсь.
– Ксандер дрессирует его с помощью бекона из индейки. Я его заберу, идем.
– А нас обоих не можешь поднять? Я сплю.
Я стараюсь сдержать дрожь, когда его руки касаются моего живота. Расс поднимает золотистого ретривера и прижимает к груди, как ребенка. Мне не удается скрыть дрожь, но он вежливо делает вид, что не замечает.
– У тебя есть ноги, и твое брюхо не набито беконом.
Расс протягивает мне руку и осторожно помогает встать.
– Ты откуда знаешь? Ничем не подкрепленное предположение.
– Рори, ты же вегетарианка, – смеется он. – Если ты учишься трюкам, поощряя себя беконом, у нас проблемы посерьезнее, чем потенциальный рисунок члена на твоем лице.
Он так легко это произносит. Я много чего могу сказать в ответ, но прикусываю язык. Расс качает головой и уводит меня от костра к моему домику.
– Лучше ничего не говори.
– Все хорошо. Ты ясно дал понять, кто твой любимчик. У Лосося тоже есть ноги, то есть лапы, ну да ладно. Просто знай: если мне удастся подружиться с настоящим бурым медведем, ты точно так же отойдешь на второй план, – говорю я, щелкая пальцами.
– Я… – начинает он и замолкает.
Мы идем дальше, и я не могу определить выражение его лица. Мой пристальный взгляд приводит его в чувство, и он смеется, но как-то натянуто.
– Наверное, я могу справиться с тем, что ты отодвинешь меня на задний план, но в Калифорнии нет бурых медведей. С тех пор, как я прочитал брошюру, так и не могу понять, как они попали в компанию к ежам, лисам и енотам.
– О2рла назвала возрастные группы по животным, когда приняла дело от отца. Она решила, что так будет прикольнее, и предоставила выбор Дженне, когда той было лет пять или шесть. Всю историю я не помню, но да, маленькая Дженна явно не знала про медведей.
– Дженна тоже приезжала сюда в детстве? – Расс гладит щенка по спинке. – Круто, что она теперь здесь работает.
– Дженна – дочь Орлы, ты разве не знал? Прости, я думала, все знают.
Выражение его лица опять трудно прочесть – нечто среднее между весельем и унынием.
– Ну конечно, моя начальница – дочь хозяйки.
Наконец мы доходим до моего домика, и мне нужен повод идти дальше и разговаривать. Расс останавливается, а я поднимаюсь на первую ступеньку и тоже стою, не торопясь прощаться.
Расс делает ко мне шаг и понижает голос – видимо, чтобы не разбудить Эмилию, – но теперь, когда я на ступеньке, разница в росте меньше и он оказывается опасно близко.
– Дженна говорит, чтобы мы прекратили таскать щенков, потому что скоро они вырастут, но все равно будут проситься на руки. А еще говорит, что щенки – это не дети, но я ничего не могу поделать.
У меня отвисает челюсть.
– Прости, разве не ты говорил, что не хочешь нарушать правила?
– Это было, скорее, пожелание.
– Это правило, и ты взбунтовался. О боже!
– Я не бунтую, я прос…
– Ты вышел из-под контроля, Каллаган. Так все и начинается. Сначала ты носишь щенков на руках, потом разбиваешь о камни лодку, в которой не должен был находиться, и тебя угрожают выгнать.
Он прищуривается, услышав очень конкретный пример.
– Теоретически, – добавляю я. – В общем, я бы пригласила тебя войти, но в отличие от тебя уважаю начальство, и, наверное, есть какой-то смысл в том, чтобы не затаскивать в домики парней и их животных.
– Кто бы мог подумать, что ты такая примерная девочка.
Я чуть не задохнулась.
– Доброй ночи, Расс. Спасибо, что проводил.
Задом я поднимаюсь по остальным ступенькам на крыльцо. Хорошо, что теперь между нами есть расстояние. Это значит, что я не наклонюсь вперед, чтобы поцеловать его. Или еще что-нибудь.