Аврора поднимается и садится передо мной, тоже скрестив ноги так, что ее колени прислоняются к моим голеням. Это так просто, и когда она кладет руки на мои икры, мне хочется, чтобы она их не убирала.
– Я старался все сделать до того, как у него появится шанс придраться. Потом поддержание порядка вошло в привычку. Я люблю помогать, а складывать вещи – это же самый простой способ помочь.
– Прости, что я такая неряха, – смущенно улыбается Аврора. – У меня привычка оставлять за собой руины, как в прямом, так и в переносном смысле.
– Как после стихийного пожара.
Аврора кивает, подтягивает колени к груди и обнимает их.
– Я не нарочно.
Она подпирает подбородок коленями, а я вычерчиваю узоры на ее щиколотках.
– Теперь твой черед рассказать что-нибудь о себе, чтобы мне не стало неловко оттого, что делюсь только я, – я только наполовину шучу, но Аврора улыбается. – Разве не так все работает? Секрет за секрет.
– Мне нравится, что ты думаешь, будто я болтаю ради справедливости, а не потому, что совершенно неспособна удержать мысли в голове, когда ты рядом. Так что ты хочешь знать? Я открытая книга, Каллаган.
– Ты все время упоминаешь, что хочешь измениться. В чем дело? Ты кажешься мне идеальной, даже не знаю, откуда у тебя такие намерения.
Аврора поднимает голову и смотрит на меня целую вечность прекрасными изумрудно-зелеными глазами. В кои-то веки она молчит как рыба.
Наконец отвечает:
– Я много лет твердила себе, что прекрасно знаю свои достоинства и недостатки и что не завишу ни от кого, но это не так. Очень трудно признать, что ты мешаешь сама себе быть счастливой, но я уже давно поняла, что проблема во мне, просто не знала, с чего начать. Ты когда-нибудь чувствовал, что сделал что-то значительной частью себя и теперь не знаешь, как от этого отделаться?
– Что ты имеешь в виду?
Аврора опять укладывает голову на колени.
– Да, я знаю, это запутанно. Это вроде как если я скажу первая, то люди не смогут использовать это, чтобы обидеть меня. Если я заранее скажу, какой у меня огромный эмоциональный багаж, то люди не смогут это использовать, чтобы меня оттолкнуть, потому что я ведь этого не скрывала, так какой в этом смысл?
– Ну да.
– Не люблю, когда меня отвергают, поэтому просто не даю людям такого шанса. Я ищу физические связи, чтобы чувствовать, что меня ценят; мне нужен кто-то для подтверждения, что я желанна. Я говорю, что знаю свои недостатки, потому что сознаю подоплеку своих поступков, но на самом деле ничего о себе не знаю. Я называю себя независимой, но все свои решения принимаю из-за влияния кого-то другого. Я вовсе не самодостаточна.
– Ты желанна, Аврора. Ты невероятная, и ты можешь быть самодостаточной.
– В «Медовых акрах» есть что-то такое, отчего мне здесь хорошо, – тихо говорит она. – Сейчас это ощущение очень хрупкое, но я начинаю вспоминать, каково быть самой собой. Я хочу принимать решения, которые сделают меня счастливой. И боюсь, что когда вернусь в Мейпл-Хиллс, то больше не буду так стараться. Меня будет окружать столько внешних помех, что я забуду это ощущение.
– Я не позволю тебе забыть, не волнуйся.
Мои слова повисают в воздухе вопросительными знаками, потому что ни один из нас не упоминал, что мы вернемся в один и тот же колледж, когда лето кончится. Я два года проучился там, прежде чем ее встретил, так что вполне разумно предположить, что мы не увидимся еще два года, ведь университет очень большой.
Аврора перекатывается на живот и кладет руки под голову, а боком прижимается ко мне. Мне так уютно от ее прикосновения – и это необычно. Когда ее кожа прижимается к моей, возникает такое ощущение близости и безопасности, как будто между нами существует негласное соглашение. Повисает естественная тишина, ставшая привычной между нами. Я не задаю вопросов, Аврора не заполняет тишину болтовней, и постепенно мы засыпаем.
Некоторое время спустя я просыпаюсь в тени деревьев. Один.
Я смотрю на пустое место рядом с собой, и у меня сжимается сердце, а кожу неприятно покалывает. Хотелось бы удивиться, но в глубине души я уже много недель готов к этому моменту. К моменту, когда зайду слишком далеко, поделюсь слишком многим, и это будет трудно выдержать. Я даже не могу сердиться на нее за то, что сбежала, ведь я знал, что так и бывает, если я кому-то открываюсь.
Поднимаюсь с одеяла и в ту же секунду замечаю Аврору. Она плавает, лежа на спине, и мое сердце не знает, что делать. Я чуть сознание не потерял от того, как быстро отчаяние сменилось счастьем.
Я дурак.
Приближаюсь к ней на несколько футов, когда рябь выдает мое присутствие, и Аврора прекращает плавать.
– Эй, соня, – мягко говорит она, глядя на меня.
Осторожно обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. Она сразу же обхватывает меня руками и ногами – как раз так, как я хотел.
– Ты что такой грустный? Что случилось?
Я обнимаю ее и утыкаюсь в ее шею, вдыхая аромат персика и солнцезащитного крема.
– Думал, ты ушла.
Она крепче сжимает меня.
– Прости, мне нужно было охладиться. Ты в порядке?
Я киваю и ослабляю хватку, чтобы Аврора могла отклониться назад и посмотреть на меня. Она убирает волосы с моего лица, и я перевожу взгляд на ее губы.
– Не нужно извиняться. Я думал, что наконец отпугнул тебя, и запаниковал. Все хорошо.
– Возможно, у меня не совсем такие обстоятельства, Расс, но я могу понять твои чувства, – осторожно говорит она, проводя пальцами по моему виску и потом вдоль челюсти. – Я знаю, каково это – ожидать большего от человека, который тебя подводит. Ты не отпугнешь меня своими чувствами и переживаниями, обещаю. Хоть этим ничего не исправить, но я предпочитаю жить здесь и сейчас, и ничего из того, что ты мне говоришь, не заставит меня передумать.
Ее пальцы путешествуют по моей шее, а потом по ключице. Я сглатываю.
– Спасибо.
Момент паники и избавления миновал, но я все еще не хочу ее отпускать. Так мы и работаем над собой: только вдвоем, вдали от всех. Где она хочет быть желанной, а я хочу ставить себя на первое место. Где мы оба игнорируем правду: ее близость ко мне – вынужденная, в нормальных обстоятельствах такого никогда бы не произошло.
Аврора глубоко вздыхает, и ее живот трется о мой. Она прикусывает губу, подбирая слова.
– Страшно быть уязвимой. Страшно делиться переживаниями, которые, как кажется, никто не поймет. Но что у меня получается хорошо, так это игнорировать обычные сигналы прекратить разговор. Могу тебя научить, хотя, если честно, в пьяном состоянии это гораздо легче.
– Вряд ли напиться вместе – это хорошая идея. Я на самом деле никогда не напиваюсь. Та вечеринка была исключением. Я старался быть уверенным и думал, что алкоголь поможет.
Аврора дергается, когда я провожу пальцами по ее позвоночнику, и сжимает бедра на мне. Она еще крепче прикусывает губу, и я жду, когда она перестанет бороться со смехом.
– Я не производил впечатление уверенного в себе парня, да?
Аврора качает головой и хихикает.
– Ты знаешь, что трешь затылок каждый раз, когда нервничаешь? Все время так делаешь. А еще у тебя краснеют кончики ушей, это так умилительно.
Я пытаюсь отплыть, чувствуя, как лицо начинает пылать, но Аврора не отпускает и со смехом притягивает меня обратно.
– Прости, прости, прости!
– Умилительно, – повторяю я. Ее лицо всего в паре дюймов от моего. – Как будто я щенок.
Она опускает глаза и быстро поднимает обратно.
– Умилительный, как парень, который не такой полный придурок, чтобы лезть в чужие трусы на вечеринке.
Я придвигаю лицо ближе.
– Еще никто не составлял фразу из этих слов.
– Я рада, что сделала это первой, – шепчет она. – И настаиваю на них.
Мы оба не замечаем, что небо темнеет и тучи закрывают солнце, но я не могу отделаться от ощущения, что мироздание вмешивается. По воде начинает бить дождь, поэтому ни один из нас не сокращает эти последние несколько дюймов между нами.
Глава 20Аврора
– Что должна сделать девушка, чтобы ее поцеловали? – ворчу я, помогая Эмилии ставить горячий шоколад на поднос.
Всю вторую половину дня дождь то прекращался, то снова лил, что необычно для этого времени года в Калифорнии и очень прискорбно для меня, поскольку нам с Рассом пришлось бежать в лагерь. Александер Всезнайка Смит заявил, что это остатки тропического циклона, идущего на север, и ужасная погода продержится еще двенадцать часов. Я терпеть не могу гром и молнии, и мне страшно оставаться одной в коттедже, когда Эмилия уйдет на ночь присматривать за детьми. Поэтому я уже двадцать минут жалуюсь своей невозмутимой лучшей подруге.
– А как же твоя приверженность правилам и благие намерения мирно спать по ночам, чтобы, не дай бог, кое-кого не уволили?
– Не помню, чтобы я такое говорила.
Эмилия прищуривается, стараясь выдавить из меня признание.
– Ты можешь не помнить всего, что наболтала, но у меня-то память хорошая. Я слышала это по крайней мере пять раз и предпочла бы, чтобы ты вела себя так же взбалмошно, как раньше. Тогда мне не пришлось бы это выслушивать.
Я одной рукой щелкаю Эмилию по лбу, а другой бросаю в рот маршмеллоу. Пусть она жалуется, если хочет. За всю нашу дружбу мне нравился только один парень, а она не состояла в отношениях в общей сложности четыре дня за долгие годы, и я вместе с ней проживала все стадии всех ее отношений.
Эмилия передо мной в долгу после того, как мне пришлось иметь дело с одной одержимой девицей, которая оказалась наркоторговкой и имела опасных друзей.
– Не знаю, как выразить свои чувства. Это точно не страхи, а что-то противоположное. Что мне делать?
– Он тебе нравится, именно он? А не просто тот факт, что он уделяет тебе внимание? И не потому, что ты знаешь, что нравишься ему и, следовательно, он тебя не отвергнет?
– Он мне нравится, именно он. Расс хороший парень, и он заставляет меня смеяться. С ним я чувствую, что меня понимают, и не хочется все испортить только потому, что не умею быть по-настоящему взрослой. Почему ты до сих пор не заставила меня записатьс