– Ты же видел голого Клэя, разве это не в счет?
– Вы просто отвратительны. – Эмилия подходит к нам и снова показывает фотоаппарат.
Придвигаюсь к Рассу, чтобы он тоже мог видеть фотографии, начиная с его гримас, а потом кадры с нашим поцелуем. Никогда не понимала фразу «сердце замирает», пока не увидела, как Расс смотрит на меня, когда думает, что я не замечаю.
Он целует меня в плечо, и у меня по руке бегут мурашки.
– Ты такая красивая, – шепчет Расс.
Вот каково, когда тебя желают и ценят. Ощущение, о котором я мечтала всю жизнь.
Эмилия сфотографировала, как парни играют в футбол, против чего оба протестовали, хотя собакам очень понравилось. Эмилия ответила, что невозможно ради фотографии соединить баскетбол с хоккеем.
Я листаю книгу, когда телефон в сумке начинает вибрировать. Не сразу понимаю, откуда доносится шум. Телефон я взяла только ради фотокамеры и забыла о его существовании, поскольку много недель почти не прикасалась к нему.
Я достаю телефон и чуть не роняю его, увидев на экране «Человек, который оплачивает аренду».
– Привет, папа! – говорю я, совершенно уверенная в том, что он набрал мой номер случайно.
– Я больше суток пытаюсь до тебя дозвониться.
Как я люблю это обаяние Робертсов.
– Прости, папа. Я в лагере, связь здесь ужасная.
Он сердито выдыхает, словно моя неспособность контролировать качество связи причиняет ему неудобства.
– Мне нужно сообщить новости. Я в выходные сделал Норе предложение, и она ответила согласием.
– Это… – «Никакой не сюрприз». – …Невероятно, папа! Мои поздравления вам обоим.
Может, поэтому он так злился, что не мог дозвониться. Боялся, что я узнаю от кого-нибудь другого. За долгие годы у папы была уйма подруг, но как только он позволил Норе выкладывать фото с ним, я поняла, что свадьба не за горами.
От этой женщины я принципиально не в восторге, но если папа вздумал жениться, то хотя бы хорошо, что избранница подходит ему по возрасту, а не моя или Эльзы ровесница, ведь он встречался и с молоденькими.
Мама называла это кризисом среднего возраста.
– Раз ты в лагере, будет трудно подобрать тебе платье подружки невесты. Твоя мама сказала, что ты будешь дома пятнадцатого, верно?
Даже не знаю, на что отвечать в первую очередь. На то, хочу ли я быть подружкой невесты, или на то, что мама с папой уже поговорили. У Норы есть свои дети, и я не ожидала, что меня пригласят на свадьбу. Трудно предположить, что папа настаивал на моем участии.
– Да, папа, пятнадцатого.
– Я попрошу Бренду поменять твой рейс на самолет. Напиши ей на электронную почту, когда у тебя билет, а также свои размеры. Тебе придется лететь прямиком в Палм-Спрингс, чтобы успеть.
Палм-Спрингс?
– Куда успеть?
Он вздыхает.
– На свадьбу, Аврора. Ты меня слушала? Мы хотели бы провести недолгий медовый месяц до конца отпуска, а потом мне придется лететь в Европу на Гран-при Нидерландов.
У меня слова застревают в горле.
– Вы женитесь так скоро?
– Да. Аврора. И ты нужна мне в Палм-Спрингс. Ты поняла?
Его резкий тон должен насторожить меня, но в голове не сразу укладывается, что отец ждет, когда у меня закончится смена, вместо того чтобы провести свадьбу без меня. Господи, планка упала ниже некуда.
– Я поняла, папа. Не терпится увидеть, какое платье подобрала для меня Нора. Спасибо, э… спасибо, что пригласили.
– Ну как же без тебя, Аврора? Ты же моя дочь.
Я ошеломленно молчу. Это же обычная, нормальная фраза от родителя. Даже без какой-то особой доброты, но для моего папы это очень существенно. Как ни странно, мне кажется, это все из-за того, как я счастлива в последнее время. Излучаю в мир позитивную энергию и получаю ее обратно, все такое. Глупо, конечно, но все равно радует.
Мне хочется сказать ему, как много для меня значит это простое утверждение. Что именно в этом я всегда нуждалась и что отчаянно хочу наладить с ним отношения, но он продолжает:
– Будет странно, если тебя не окажется на фотографиях. Я не хочу испортить Норе праздник из-за СМИ, помешанных на тебе и твоей сестре.
У меня замирает сердце.
– Значит, ты хочешь, чтобы я приехала только ради фотографий?
– Да что с тобой сегодня? Чего тут непонятного? – нетерпеливо рявкает он. – Нора организовала эксклюзив для журнала. Да, ты нужна ради фотографий. Я не хочу, чтобы из-за тебя наш праздник омрачили слухи, что в семье раскол.
Я цепенею.
– Ладно. Могу я приехать не одна?
– А с кем? С Эмили?
– Ее зовут Эмилия, – поправляю я. – Но нет, не с ней. Я познакомилась с одним человеком. Он…
– Где именно познакомилась?
Не знаю, почему у меня так вспотели ладони.
– В лагере. Он…
– Аврора, не дури. Я не позволю тебе привести незнакомца на частное семейное мероприятие, – снова перебивает он. У меня колотится сердце, раздражение растет. – Ты его даже не вспомнишь после того, как прекратишь прикидываться, будто тебе так хорошо на этой ферме, и уедешь. Бога ради, побудь хоть раз реалисткой. Это моя свадьба, а не детский утренник.
В горле у меня пересохло, но я делаю усилие и выдавливаю слова:
– Папа, этот человек важен для меня. Мне хотелось бы приехать с ним. Я реалистка, мы учимся в одном колледже и нравимся друг другу.
Он вздыхает, и меня пробирает до самых костей.
– Уверен, эта интрижка очень важная и особенная, но я сказал нет. Могу я довериться тебе в том, что ты приедешь одна? Да или нет?
Интрижка.
– Да.
– Хорошо. Увидимся через пару недель. Пока.
Не успеваю я тоже попрощаться, как звонок обрывается, оставляя меня сидеть обалдевшей и пытаться понять, как так вышло, что трехминутная беседа прошлась по моему настроению, словно каток бульдозера.
О чем я думала, когда отвечала? Надо было прекратить разговор на словах «ты же моя дочь» и остаться в блаженном неведении. Остаток дня я витала бы в облаках. Но зашла слишком далеко и попросила слишком много.
Если бы я не стремилась так отчаянно к тому, чего явно никогда не получу, или если бы повзрослела и перестала так болезненно воспринимать отцовское равнодушие, тогда, может, не чувствовала бы себя такой ошарашенной после разговора с ним.
Мне нужно убраться отсюда. Я снова и снова твержу это по пути от столика для пикника в свой домик. Усевшись на кровать и прислонившись к стене, я мысленно прокручиваю разговор.
Думаю о том, что сказала и что он ответил, потом о том, что могла сказать и что он мог бы ответить. И так продолжаю снова и снова. В голове крутится бесконечный поток диалогов, а нужный результат никак не получается.
Результат, в котором папа меняется, и я чувствую, что он хочет впустить меня в свою жизнь не только ради фотографий в СМИ.
Дрожащими руками я достаю из гардероба чемодан и открываю его на кровати. Я люблю «Медовые акры», но глупо было притворяться, будто это мой дом. Папа прав, я прикидываюсь, что мне здесь рады. Им просто платили, чтобы они присматривали за мной. Ну, может, еще немного жалели меня.
Зачем я взяла с собой столько вещей, зная, что вряд ли буду их носить? Теперь труднее убраться отсюда по-быстрому. Не знаю, с чего я решила, что продержусь все лето. Шорты не складываются. Дженна в глубине души знала, что я долго не продержусь. Под каким бы углом я ни складывала и ни поворачивала одежду, в чемодане полный бардак. Интересно, Эмилия тоже подозревала, что у меня ничего не выйдет? Расс так хорошо складывает мою одежду.
Я могу улететь на Бора-Бора и отключить телефон. Он мне вообще не нужен. Блин, да пора просто выбросить его в мусор.
Почему эти долбаные шорты не складываются нормально?
Нужно сказать кому-нибудь, чтобы напомнили Фрейе нанести спрей от комаров, а Майклу не давали ничего с сахаром после шести вечера. Придется пропустить шоу талантов, но Эмилия справится и без меня. У всех все будет хорошо. Я открываю ящик тумбочки и вижу голубя-оригами, которого сделал для меня Расс, и коллекцию самодельных браслетиков от детей.
Я опускаюсь на пол рядом с кроватью, в груди все сжимается, и годы боли, которые прятались за безрассудными выходками и уничижительными шутками над самой собой, наконец прорываются рыданиями. Словно снесло плотину, и я просто даю волю слезам, потому что больше ничего не могу поделать, и никто не может это исправить.
Не знаю, сколько я так сижу, когда слышу его шаги.
– Рор?
Дверь открывается. Я могу только представить, какой здесь бардак. Наверное, вполне в моем стиле. Расс падает на пол передо мной и сразу тянется к моему лицу, чтобы вытереть слезы.
– Куда-то собираешься, Робертс? – мягко спрашивает он.
– Мне нужно ехать. Нужно убраться отсюда.
– Хорошо, я тоже пойду соберу вещи. Я поеду с тобой.
Я задыхаюсь, глаза горят.
– Тебе нельзя. Ты должен остаться здесь. Тебе нужна эта работа. И ты должен убедиться, что коттедж проверили и на кровати Садии нет пауков. Ксандер никогда не проверяет как следует. Я не изменилась, я просто разочарую тебя, Расс. А я не хочу этого.
Он скрещивает ноги и усаживает меня у себя на коленях. Мне всегда становится лучше, когда он прикасается ко мне. Поцеловав мои веки, потом щеки, он целует мои уши, и мое дыхание начинает выравниваться в одном ритме с его.
– Ты никогда не разочаруешь меня, Аврора, и тебе нужно быть самой собой, больше никем. Я знаю, что тебе плохо, и хочу утешить, но если ты хочешь, чтобы я остался и проверял пауков, тебе нужно остаться тоже, потому что если ты уедешь, то и я уеду. Ты нужна нам всем, и мы все хотим, чтобы ты осталась.
– Папа женится, – шепчу я, почти давясь словами. – И хочет, чтобы я была там только ради эксклюзива для журнала, чтобы мы не выглядели как семья, в которой разлад.
– Да пошел бы он, твой папа. – Расс обхватывает ладонями мое лицо и отклоняется назад, чтобы лучше меня видеть. – Не позволяй ему и дальше ранить тебя, милая.
У меня дрожит нижняя губа.