Алексей Иванович, приехавший как-то в гости к сыну и его семье, по просьбе внуков рассказывал о войне.
– Было страшно, снаряды рвались днем и ночью. Фронт проходил где-то рядом. В феврале 1942 года красноармейцы, пробиваясь сквозь кольцо окружения, ночью лесом вышли на наше село. Немцы спали, но часовые охраняли каждый дом. Ночь была темная, и первая группа наших солдат незаметно подошла со двора к крайнему дому, а остальные растянулись вдоль огорода до самого сенокосного луга. Шли они друг за другом по одной тропе, след в след, так как снег был глубоким.
Первая группа проникла во двор большого кирпичного дома и, не дождавшись, когда подтянутся остальные, забросала его гранатами. Часовые, услышав взрывы, открыли автоматный огонь по идущим вдоль огорода красноармейцам. Из других домов в панике повыскакивали заспанные немецкие солдаты. Ответный огонь усилился. Через некоторое время стрельба затихла.
Утром немцы обнаружили, что убитые русские солдаты (всего около ста человек) были в гражданской одежде: кто в телогрейках, кто в полушубках, некоторые в шинелях. Немцы решили, что это партизаны, которых они боялись как черт ладана.
После обеда гитлеровцы начали выгонять всех жителей из домов в центр деревни. Прибывающих сразу отделяли: взрослых мужчин и мальчишек – в одну сторону, женщин и девочек – в другую. Переводчик объявил, что женщины могут разойтись по домам, а мужчины и подростки должны остаться.
Построили в колонну, повели к большому сараю, где раньше хранили колхозное сено. Пленников пересчитали, всего их было 62 человека. Ворота закрыли и, подперев их снаружи, поставили часовых. Узнав, куда поместили невольников, женщины стали приносить им еду и одежду.
Взяв на колени младшего внука Федора, дедушка продолжал свой рассказ:
– Мы кое-как провели ночь, почти не спали и все думали, что будет с нами дальше. Мой друг Леня Бутуев сказал, что придумал, как можно отсюда выбраться – надо, чтобы нам вместе с едой передали платье, платок, быстро переодеться и вместе с женщинами пройти мимо часовых.
В этот же день, ближе к вечеру, старшая сестра Алексея, Мария, принесла «арестантам» не только ужин, но и женскую одежду, а чтобы узел был меньше, платье и платок обернула вокруг себя. Подросток быстро переоделся и вышел вместе женщинами. Отныне на улицу он не показывался, прятался в землянке. На другой день таким же образом из плена спасся Петя Ежов. В середине четвертого дня немцы перестали подпускать к сараю женщин. Часовые даже стреляли вверх и грозились открыть огонь на поражение. Спустя немного времени подошла автомашина, из которой вышли человек десять немцев с канистрами. Они облили стены сарая бензином и подожгли его.
Сарай загорелся со всех сторон. Крики были слышны почти на все село. От безысходности люди, которые находились внутри постройки, сломали ворота и стали выбегать из огня. Немцы открыли по ним стрельбу. Один подросток успел добежать до изгороди и упал, словно убитый. Это был еще один дружок Алексея – Ваня Сидоров. Спустя мгновение обрушилась крыша сарая. В итоге спаслись только четыре подростка…
Другой невероятный случай произошел весной. На этот раз немцы согнали всех жителей села, приказали вместе с пожитками погрузиться на подводы и под охраной автоматчиков повели их к ближайшей железнодорожной станции. Стало ясно: увозят в плен, в Германию.
Колонна медленно, словно на верную погибель, ползла все по той же проселочной дороге. Запряженные худые лошадки, скрипящие телеги, печальные лица невольников, плач – страшное зрелище военной поры. Скорбный, иначе не назовешь, путь пролегал мимо сельского храма, расположенного на возвышенности и некогда призывавшего колокольным звоном прихожан со всей округи. Туда на церковные службы еще малолетней девчонкой с подружками бегала Варя. Говорят, иконостас там был ручной работы, искусно выполненный мастерами местного стекольного завода.
Храм не действовал уже два десятка лет, но немцы, заняв село, взорвали его, поскольку колокольня служила верным ориентиром при обстреле советской артиллерией. Когда-то, еще до революции, приказчиком у родоначальников хрустального производства в здешних краях – промышленников Мальцовых – работал отец Варвары, Федор Иванович Стифуткин, – глава большой и крепкой крестьянской семьи.
Уповая на Бога, женщина со словами молитвы перекрестилась на руины церкви и смахнула украдкой горькую слезу. Лошадка, тянувшая подводу, никак не могла осилить песчаный пригорок. Алексей, старший из мальчишек, спрыгнул с телеги, чтобы ее подтолкнуть, и угодил босой ступней в торчавший из-под земли острый осколок керамического изолятора.
Кровь из раны хлынула ручьем. Мать запричитала. Прозвучала команда, все остановились. Вызвали фельдшера. Осмотрев юношу, он что-то по-немецки сказал офицеру. Очевидно, при такой большой кровопотере парень не выживет, а тащить его с собой на станцию и лечить в дороге нет особой необходимости. Немец, сопроводив речь жестом и ругательством, распорядился снять с подводы всю семью. Кое-как перевязав рану рубахой, бедолаги поковыляли обратно в село. Так Алексей в очередной раз чудом остался жив, а заодно спас семью от неминуемой гибели.
Весной сорок четвертого года Алексею исполнилось семнадцать. К тому времени он, окончив перед войной семилетку, после гибели отца оставался в семье за старшего. Сразу после освобождения Людиновского района от немцев пошел работать на крупный железнодорожный узел – станцию Фаянсовая, проделывая каждый день путь длиной в два с лишним десятка километров.
Как-то вечером, вернувшись с работы, сын застал заплаканную мать.
– Лёнич, – так необычно, на деревенский манер, мать называла сына, – тебя в армию хотят забрать. Как же мы теперь без кормильца будем? Получив разнарядку на призыв в действующую армию юношей, достигших восемнадцатилетнего возраста, председатель сельсовета, оставив своего отпрыска дома, внес в списки подлежавших направлению в военкомат односельчанина Алексея, приписав в его документах в графе «возраст» один год. Таким обманным способом председатель и указание районных властей выполнил, и сына оставил при себе…
Семья Стифуткиных-Потаповых. Варвара Федоровна – в первом ряду вторая справа. Калужская область. Середина 1950-х годов. Фото из семейного архива
Делать нечего. Собрав в очередной раз котомку с продуктами, мать со слезами проводила сына. Алексей попал в команду, следовавшую на комплектование воинской части. Через несколько дней призывники, не успев принять присягу, оказались на формировании в соседней Белоруссии. Здесь и застала Алексея радиограмма, поступившая в штаб подразделения: призывнику надлежало вернуться к месту постоянного жительства.
Как оказалось, убитая горем мать, неграмотная крестьянка, взмолилась в очередной раз, слезно прося райвоенкома не направлять на фронт на верную, как ей казалось, погибель сына – единственного кормильца в семье.
Алексей Иванович часто вспоминал, как он, усталый и голодный, шел в мокрых обмотках по раскисшим дорогам. Заходя в белорусские деревни, получал от сердобольных женщин то похлебку, то краюху хлеба. Миску хозяйки наполняли до краев, и даже наевшись, нельзя было оставлять еду, поскольку, по славянскому обычаю, это считалось проявлением неуважения.
Семья Шобухиных-Потаповых. Город Хилок Читинской области. Середина 1950-х годов. Фото из семейного архива
На заседании комсомольского бюро отдельной железнодорожной воинской части. Второй слева – старшина сверхсрочной службы Алексей Потапов. Забайкальский военный округ. Начало 1950-х годов. Фото из семейного архива
Достигнув совершеннолетия, Алексей, как и положено, был призван в армию. Случилось это уже после Победы. Подросли и пошли работать средние братья – Егор и Саша. По профилю гражданской специальности молодой солдат попал в железнодорожные войска, прошел обучение в сержантской школе в бывшем восточно-прусском Тильзите, переименованном после войны в Советск. Служил вначале на западных рубежах Советского Союза – на станции Чоп, а затем в звании старшины сверхсрочной службы – в составе отдельного мостового батальона в Забайкалье.
Все братья и сестры Алексея Потапова, несмотря на лишения и страдания военного лихолетья, остались в живых, молодые люди отслужили в армии и на флоте. Прожили, кому сколько отведено. Только у единственной ныне здравствующей в сибирском Братске тетушки Анастасии Ивановны (с детских пор называемой матерью и домашними Тасей) осталась на виске отметина войны – шрам от осколка…
Генерал родом из Хилка
Генерал-лейтенант К. Л. Кузнецов. Москва, ГУВВ МВД СССР, 1982 год. Фото из фондов Центрального музея войск национальной гвардии РФ
Заместитель начальника внутренних войск МВД СССР по боевой подготовке генерал-лейтенант Ким Леонидович Кузнецов – представитель военного поколения. Жизнь добровольца Красной Армии, командира стрелковой роты Забайкальского фронта, слушателя двух военных академий, командира двух дивизий, видного советского военачальника – пример беззаветного служения Родине.
Годы Гражданской войны и иностранной интервенции в Сибири были противоречивыми. Мужчины, воодушевленные лозунгами советской власти, оказывая сопротивление карательным отрядам, уходили в тайгу, создавали партизанские отряды, совершали рейды в тылу врага. Железная дорога – эта важная транспортная артерия – не раз переходила из рук в руки. Рабочие на приисках с угрозой для жизни спасали золото и руду.
Родного отца Ким, названный в честь Коммунистического интернационала молодежи, не помнил. Красный партизан Шаталов погиб вскоре после рождения сына. Мать Кима вышла замуж за железнодорожника Леонида Кузнецова, который усыновил мальчишку.
За прошедшее столетие на Забайкальской железной дороге сложилась трудовая династия Кузнецовых. Ее представители работали на индустриализацию страны, участвовали в стахановском движении, самоотверженно трудились в годы Великой Отечественной… В послевоенные пятилетки Кузнецовы водили тепловозы и электровозы.