Но Джаромо никогда не был воином. Он был сановником. Политиком. Интриганом.
Так что нет, он не пойдет за ним. Но он пойдет рядом. Пойдет, чтобы сохранить память об его отце и сохранить свою преданность.
Доехав до дворца, Джаромо попрощался с Лико, сославшись на неотложные дела. Хотя они и вправду у него были, проблема была не в них – Великий логофет просто не мог заставить себя войти. Эти стены душили его. Он чувствовал в них смерть. Чувствовал гибель и предательство, которые липкими щупальцами сворачивались у него на шее. Дом, что некогда был ему почти родным, стал склепом и вместилищем кошмаров. И нога Джаромо не желала переступать его порога.
Дождавшись, когда Лико скроется за воротами дворца, он отдал вознице приказ править повозку обратно, в самое сердце Палатвира и Кадифа, к площади Белого мрамора. Ему надо было как можно скорее закрепить столь шаткие и сомнительные победы этого дня.
Хотя главную площадь государства обрамляли три исполинских здания, обычно Великий логофет бывал лишь в одном из них – в Синклите. Но сейчас его интересовал вовсе не дворец старейшин. И даже не обитель низвергнутых царей, покинутая и брошенная уже более полувека, а дом, что по народной молве имел сразу двенадцать хозяев. И это было весьма забавным, если учесть, что строился он как храм всего одного бога.
По замыслу его создателя, Убара Ардиша, этот храм должен был стать главным святилищем и центром его нового культа – Животворящего Светила. Именно поэтому основанием для него служил круг, а купол не смыкался, оставляя на самой вершине проём, позволявший всегда видеть небо и солнце, встающее над ним ровно в полдень.
Когда последний из царей умер, а род его пресекся под ударами мечей и копий вчерашних слуг и соратников, новые хозяева государства долго не могли решить, кому из богов посвятить это каменное чудо. Одни предлагали передать его владыке судеб Радоку, другие – покровителю богатств Сатосу. Третьи – хранительнице родовых уз Венатаре или богу-воителю Мифелаю. Ну а кто-то и вовсе желал преподнести его Утешителю мертвых – Моруфу. Споры шли долго и яростно, превращаясь в новый повод для и так терзавших государство раздоров. И кто знает, как далеко бы зашли почитатели разных культов, если бы тогдашний эпарх Кадифара не предложил Синклиту иное, весьма изящное решение наболевшего вопроса. Храм, что возводился для одного верховного бога, и который был низвергнут вместе с утверждавшей его власть династией, посвятили всем богам Тайлара разом. Так возник Пантеон. И почти сразу он стал не просто главным храмом государства, но и сосредоточением всей жреческой власти. Их главной обителью и хранилищем их знаний.
И именно туда и лежал путь Великого логофета.
Хотя сегодня храм был закрыт для посещений, Джаромо всё же, поднялся по широкой лестнице и подошел к высоким вратам, обитым бронзой. Взявшись за одно из колец, он несколько раз с силой их ударил, после чего отошёл немного назад. По обе стороны от ворот располагался барельеф, выполненный с удивительной точностью. По левую руку на нем располагались Бахан, Илетан, Меркара, Сатос, Лотак и Жейна. Шесть радостных богов, именуемых ещё летними богами, ведь именно им были посвящены наступающие Летние мистерии. Они покровительствовали ремеслам и искусствам, плотской любви, красоте и рождению детей. В религиозной традиции Тайлара они считались главными любителями людей, отвечающими за все мирские блага и радости. И в этом своём качестве, они не столько противостояли, сколько дополняли правый барельеф, где располагались суровые, зимние боги: Мифелай, Радок, Моруф, Венатара, Мархаг и Феранона.
Чужеземцы, слабо знакомые с Тайларом и его обычаями, зачастую считали их темными или даже злыми. Но боги Тайлара не были ни добры и не злы. Да, они отличались по характеру и отношению к людям, но разделение на силы света и тьмы, столь любимое к югу от Айберинских гор, им было чуждо. Всё в них было пропитано полутонами, сумасбродством, желаниями и страстями. И, по мнению Джаромо, это накладывало сильный отпечаток на все тайларское общество и в особенности – на его политику, высшим выражением которой был Синклит. Это удивительное место, в котором самые грязные пороки были замешаны поровну с добродетелями, а общественные интересы не отделялись от личной корысти старейшин.
Устав ждать, Великий логофет вновь подошел к вратам храма и несколько раз с силой ударил бронзовым кольцом. На этот раз одна из воротин заскрипела, и на него уставились удивленные глаза совсем молодого послушника.
– Храм закрыт господин,– тонким, ещё не сломавшимся голосом проговорил худенький лопоухий мальчик, которому вряд ли было больше двенадцати.
– Пантеон закрыл свои двери для паломников и просителей, но я вовсе не собираюсь тревожить богов назойливыми мольбами или жертвами. Меня ждёт господин Анкариш. Тебе же знакомо сие родовое имя, дитя?
– В-верховный понтифик? – большие глаза мальчика хлопнули.
– Да, если только за те пару часов, что длилась наша разлука, в государстве не успели произойти слишком уж сильные перемены.
– Что?
– Я говорю, веди меня, о юный прислужник богов. Ну или хотя бы впусти внутрь, а там мои ноги уже сами нащупают нужный для них путь.
– Я… так это, не положено же…
– Эй, Келло. Кто это там? – раздался хриплый старческий голос из глубин храма.
– Это гость. Говорит что к самому Верховному понтифику пришëл.
– К Верховному? Хей, хей. Дай я на него посмотрю.
Мальчик скрылся за дверью, а из проема показалась облысевшая голова, с непомерно большим носом и пышными седыми бровями, которые тут же взлетели вверх, стоило ему разглядеть гостя.
– Ох… Великий логофет! Всех благ вам и благословений. Не часто вы бываете у нас. Ох, не часто. Проходите же скорее.
– Увы, твои слова полны горькой правдой. Визиты мои в сие чудо почитание божественного, редки и весьма нерегулярны. Но вот ты, как был привратником в тот самый первый раз, когда нога моя переступила порог сего прекрасного храма, так им и остаешься, являя собой подлинный образец постоянства.
– А то, таков мой долг перед ними, богами,– его узловатый палец многозначительно ткнул вверх.– Да только с постоянством это вы меня зря нахваливаете. Старею я совсем. Не поверите, но вот даже ворота уже с трудом открываю. Немощь у меня в руках. Вот и взял себе ученика. Только-только взял, он потому нужных людей не знает, а не от того что тупой, вы уж не подумайте.
– Да будут труды в его обучении успешны и плодотворны.
– Будут-будут. А не то знаете, немощь то может и в руках, да палкой я ещё неплохо огреть могу. Да, Келло?
Мальчик вздрогнул и прижал к себе руки, нервно потирая запястья. Похоже, палкой учили его и вправду довольно часто.
– Скажи, под этими ли сводами сегодня пребывает Верховный понтифик?
– А как же. Под этими самыми. Все главные жрецы сейчас тут. Завтра же первый день мистерий, сами понимаете, что тут будет. Эй, Келло, проводи-ка нашего гостя.
– А куда отвести то?
– К Верховному понтифику, бестолочь ты неразумная! – рука привратника совсем не немощно влепила звонкий подзатыльник мальчугану.
Великий логофет пошел следом за юным Келло. Ученик привратника повел его по широкой галерее в самое сердце Пантеона, где уже вовсю кипела работа. Десятки жрецов расставляли жаровни и свечи, раскатывали ковры, намывали покрытые фресками стены и украшали колонны, поддерживающие верхние ярусы, с которых свисали яркие полоски ткани. И без того прекрасный храм на глазах становился все наряднее и наряднее.
В самом его центре, ровно в кольце падающего из открытого купола света, расположились двенадцать гигантских статуй богов, прижимающихся спинами друг к другу и образуя ещё один малый круг. Их руки были подняты, удерживая над головами огромную позолоченную жаровню. Пока она была пуста, но уже завтра в ней разожгут пламя, в которое шесть дней подряд с верхних ярусов будут бросать жертвоприношения и свертки полные благовоний.
Хотя сейчас это было и незаметно, по замыслу изначальных зодчих, двенадцать богов должны были держать совсем не жаровню. На их руках должно было располагаться огромное золотое солнце, покрытое самоцветами – тот самый Животворящий светоч. Его даже успели изготовить и доставить в храм, но после смерти Убара Алое Солнце и свержения династии Ардишей, чудесное творение бесследно исчезло, а его место заняла позолоченная жаровня.
Центральный зал они миновали почти сразу, направившись в одно из двенадцати малых святилищ – по сути храмов внутри храма, которые совершенно не уступали в размере и убранстве своим отдельно стоящим собратьям.
– Верховный понтифик где-то тут, господин,– произнес мальчик, заискивающе посмотрев в глаза Великого логофета.
Он явно желал получить награду за свой несложный труд и Джаромо решил его не расстраивать. Достав из кошелька литав, он протянул его мальчишке.
– Ого, да хранят вас все боги разом, господин Великий логофет! Всех благ и благословений вам!
Схватив большую серебряную монету и сжав её в кулаке, Келло тут же побежал обратно. Джаромо устало проводил его взглядом, а потом огляделся. Длинный прямоугольный зал тонул в густом мраке. Лишь две горящих возле алтаря жаровни, да расположенное позади высокой статуи узкое окно, не давали сумраку поглотить это святилище. Тут не было ни ковров, ни ярких тканей, ни венков, сплетенных из цветов и веток кипарисов. Да и людей было не видно.
Впрочем, всю эту половину храма сейчас старались не тревожить. Всё следующее шестидневье двери расположенных тут шести святилищ будут закрыты. Таковы были правила, гласящие, что пока люди чествуют летних богов, зимним богам положено пребывать в покое.
Выбор зала заставил губы Великого логофета чуть растянуться, в слабом подобии улыбки. Воистину, для этой встречи сложно было найти более удачного покровителя. Прямо напротив него возвышалась высокая статуя Молчаливой богини. Владычицы тайн, клятв и обязательств. Фераноны. В непропорционально вытянутой и тонкой фигуре женские черты были почти незаметны. Она напоминала иссушенный скелет, обтянутый длиннополыми, красно-черными одеяниями, прятавшими все её тело,