Дорога по опустевшему Палатвиру почти не заняла времени. Джаромо сам не заметил, как повозка остановилась, а слуга открыл перед ним дверцу. Великий логофет вышел, оказавшись возле окруженного фруктовой рощей большого особняка. Миновав внешнюю ограду и открытые ворота, стражи которых встретили его почтительными поклонами, он направился по широкой, вложенной цветной мозаикой дороге, мимо бассейна с искусственным водопадом, бившем из пасти каменного ящера.
У ведущей к высоким черным вратам широкой мраморной лестницы стояли двое рабов-стражников – один краснокожий, одетый в волчью шкуру с бронзовыми пластинками и с длинной ромфеей, а второй белокожий, в закрытом железном шлеме, копьем и круглым щитом, покрытым причудливым орнаментом, в виде пожирающих друг друга змей. Встретив его молчаливыми поклонами, они распахнули двери, и Великий логофет пошёл по длинной и широкой галерее с рядами арочных колонн по бокам.
Возле ведущих в главную залу ворот, на этот раз красных, Великого логофета встретили две обнаженных рабыни с золотыми цепочками на шее. Одна из них встала на колени, протягивая поднос, на котором лежали маски ящера, сокола, быка и волка, а вторая оказалась чуть сбоку.
– Примерьте и позвольте раздеть вас, почтенный господин,– томно прошептала она на ухо сановника.
Хотя Джаромо пришел сюда не ради веселья, он прекрасно понимал, что именно ждет его за этими дверями. И привлекать к себе лишнее внимание было совершенно не в его интересах. Вяло кивнув, он позволил невольнице снять с себя неизменный наряд из расшитого серебром черного шелка. Посмотрев на маски, он, чуть поколебавшись, остановился на оскалившим пасть ящере. Пожалуй, именно она лучше всех соответствовала его настроению.
Как только прохладная бронза коснулась его лица, а тонкие пальца завязали на затылке две ленточки, двери распахнулись и сановник оказался в огромном зале, сразу ударившим по всем его органам чувств звуками, музыкой, ярким светом и причудливой смесью запахов, расчленить которые не мог даже тонкий нюх Джаромо Сатти.
Весь приемный зал выглядел как сказочный лес. Пол был украшен травами и цветами, на которых лежали расшитые золотыми орнаментами ковры-дорожки. Колонны, словно могучие деревья, украшали пышные хвойные и лиственные ветви, на которых сидели пестрые певчие птицы, явно привезенные откуда-то из Айберу или Фальтасарга. Даже дикие животные служили тут причудливым украшением – по краям и возле столов с закусками, винами и вертелами с мясом, в просторных клетках жались, спали или бросались на прутья медведи, львы, волки, шакалы и барсы.
Но даже это великолепие убранств меркло по сравнению с публикой. Весь зал был полон мужчин и женщин, одетых в одни лишь украшения и бронзовые маски самых разных зверей, птиц и чудовищ. Они пили, ели, танцевали, пели песни, спорили, купались в одном из трех бассейнов или занимались любовью, не обращая ни малейшего внимания на окружающих.
Стоило Великому логофету переступить порог, как мимо него, смеясь и поливая друг друга вином, проскакали две женщины, верхом на непомерно жирном мужчине в маске кабана. То и дело они хлестали его по заднице кожаными плетками, на что он игриво хрюкал и тряс свисающими складками жира, вызывая у них новую порцию смеха. Его фигура показалась смутно знакомой сановнику. Кажется, это был эпарх Людесфена.
Куда не падал взгляд логофета, везде царил пьяный разврат и разгул. За столом напротив дверей сморщенная старуха поливала из большого кувшина свои обвисшие груди вином, которое слизывали две совсем юных девицы. Рядом с ней трое солидного вида мужчин о чем-то горячо спорили, то и дело, срываясь на крик, причем один из них ласкал рукой сидевшего у него на коленях юношу. Чуть поодаль, разложившись прямо на коврах, несколько пар занимались любовью, а рядом с ними, в лужах вина, валялись уже бесчувственные гости.
Весь зал был сплетением разврата, пьянства, обжорства и веселья, явно продолжающихся уже много часов. И хотя Джаромо и не видел лиц гостей, он точно знал, что за масками животных, птиц и рыб, скрывались очень многие знатные и богатейшие люди государства. Весьма хорошо ему знакомые.
Но глазеть по сторонам, пытаясь угадать, какой сановник, военачальник, жрец или старейшина, скрывался за тем ли иным животным, у него не было никакого желания. Как и участвовать в этой пьяной оргии. Ведь единственная причина его визита находилась на противоположной стороне зала. Там, в окружении танцовщиц и музыкантов, на ложе, которое больше подошло бы царям старины, полулежала-полусидела хозяйка дома и праздника – Ривена Мителиш. В отличие от остальных гостей, она не была обнажена – ее тело прикрывала перевязанная тонким пояском короткая накидка из синего шелка, а лицо скрывала золотая маска львицы, поверх которой сверкала яркими самоцветами диадема.
К ней, продираясь сквозь пирующих, и направился Великий логофет. То и дело кто-то пытался затянуть его за стол или всучить ему кубок с вином, но Джаромо ловко уклонялся и огибал гостей и прислуживающих им рабов и рабынь. Сегодня все они одинаково не стоили его времени. Сегодня он не собирался играть в свою обычную игру, подкупая, обольщая и заманивая в ловушки высший свет столичного города. Сегодня, он был тут не по делам государства, но по своей воле. По своему желанию. И ему нужен был лишь один человек – Ривена Мителиш
Стоило Великому логофету подойти, как вдова сразу же приподнялась и села. Их взгляды встретились и несколько мгновений они смотрели друг на друга молча. Неожиданно женщина поднялась со своего ложа и, взяв его за руку, потянула куда-то прочь из зала приемов. Но не на открытый балкон, где обычно они переговаривались с глазу на глаз, отдыхая от шума пирующей толпы, а в одну из боковых дверей. Джаромо не сопротивлялся и ни о чём не спрашивал, позволив хозяйке дворца вести его за собой, по пустым галереям и коридорам. Он доверял ей. А ещё, ему страстно хотелось, чтобы кто-то вновь повел его за собой.
Поднявшись на второй этаж, они оказались в просторных светлых покоях, посередине которых располагалась большая кровать. Всё также без слов хозяйка дома скинула с себя накидку и маску, и сняла её же с Великого логофета. Она села на просторное ложе и силой увлекла его за собой, под покрывало, оплетая руками и ногами и крепко прижимая к своему телу.
Он было хотел отстраниться от женщины, чья голая кожа и тепло были столь непривычны для его тела, хотел объясниться с ней и уже даже начал что-то говорить, но вдова лишь крепко прижала палец к его губам, а потом сжала его ещё сильнее ногами. И тут Великий логофет к своему удивлению понял, что его глаза наполняются слезами. Крупные капли тяжелой соленой воды набирались по уголкам его век, желая покатиться по его щекам и упасть на шею обнимавшей его женщины. И он понял, что больше не может и не хочет их сдерживать.
Великий логофет зарыдал. Он рыдал навзрыд, всхлипывая и трясясь, пока тонкие женские пальцы бережно гладили его голову и волосы. Слёзы, так давно застоявшиеся в его глазах, теперь лились прямо на плечи и груди Ривены, а она, словно заботливая мать или кормилица, шептала что-то нежное и успокаивающее. Тепло, живое тепло чужого тела, поглотило Великого логофета. Он уже и забыл, каково это, чувствовать своей кожей, кожу другого человека. Как прижиматься и обнимать. Как ощущать жар дыхания. И он потерялся в этом тепле, растворяясь в мягкой нежности чужого тела, что обволакивала его и дарила ему покой, заживляя зияющие раны на его истерзанном сердце и успокаивая измученную душу.
Тепло поглотило Великого логофета без остатка. Оно забрало его всего, целиком и полностью. Джаромо Сатти провалился во тьму. В беспросветную тьму забытья, в котором не было места ни снам, ни мыслям, ни тревогам, ни воспоминанием. Лишь бесконечный покой. И жар чужого тела. Жар, подаривший ему спасение.
Прохладный ветерок пробежался по обнажённому телу Великого логофета. Жар живого тепла исчез и Джаромо почувствовал, как по его коже пробегают мурашки. Он открыл глаза и посмотрел по сторонам. Он всё также лежал в спальне Ривены Мителиш, но на постели он был один, а за большим открытым окном, объятые ярким багряным пламенем, проплывали кучерявые облака.
Небо, которое он неплохо видел даже не поднимая головы, было вечерним, даже закатным. А когда Джаромо приехал в этот дом было ещё совсем раннее утро. Неужели он проспал почти целый день?
Великий логофет приподнялся на локтях и огляделся. Недалеко от окна, обхватив колени рукой, сидела русоволосая девочка лет десяти. Прямо перед ней лежала россыпь окрашенных в разные цвета камешков, которые юная служанка передвигала, внимательно проговаривая что-то одними губами. Поймав на себе его взгляд, она тут же вскочила, задвинув ногой камешки, и низко поклонилась.
– Благостного пробуждения вам почтенный господин,– проговорила она, хлопая пышными ресницами.
– Какое нынче время, дитя?
– Время заката. Близится к концу второй день Летних мистерий, господин.
– Что? Второй день? – удивленно моргнул Великий логофет. По всему выходило, что он проспал больше суток.
– Да, господин. Нынче в городе славили Бахана. Я точно запомнила. Повсюду пахло хлебом и мясом. И нас кормили очень по вкусному.
Джаромо тяжело вздохнул, осознавая, как много он потерял времени.
– Будь добра, дитя, позови ко мне свою хозяйку.
– Сие мгновение, господин, она и сама просила ей сообщить, как только вы проснетесь,– с низким поклоном ответила девочка и торопливо покинула спальню.
Джаромо поднялся с ложа и подошел к окну. Вид из него открывался на внутренний сад и неровные ряды особняков, уходивших вдаль к морю. Как и вчера, Палатвир был безлюден. Если девочка ему не врала, а для лжи у неё точно не было никакого резона, то он умудрился отдать сну непозволительно много времени. Свежесть в мыслях и разливающаяся по каждому мускулу тела бодрость подтверждали еë слова. У него снова были силы. Силы чтобы действовать, думать, планировать. И силы, чтобы вновь нацепить маску слащавой учтивости, что начала было отлипать. Ценные и важные для него силы.