Но многие родители, обеспечив своего ребенка материально, мало заботятся о его духовной пище. Один — не умея найти с ним общий язык, другой — из-за нехватки времени, третьи — теряясь перед детскими вопросами…
Ну вот как я могла помочь Кате и ее отцу понять друг Друга?
Рассказ Кати Змойро «В колхозе»
По дороге на вокзал мы ели мороженое, несмотря на холод. Прямо в трамвае. Сорока и Сенька очень быстро раздали нам пачки.
— Откуда у вас деньги на мороженое? — спросила Сова, наша классная руководительница.
— Да за трамвай! Что мы — рыжие, по билетам ездить!
Сова вдохнула воздух, чтоб начать ругаться, но Сенька ее успокоил:
— Да вы не волнуйтесь! Вас не высадят. На вас и девчонок я билеты взял.
Сова прошла вперед и демонстративно за всех заплатила, а мы ели мороженое и хихикали, хотя всем стало неловко. А в поезде она села у окна, делая вид, что к нам отношения не имеет. Уж очень мы галдели! Смешная она, никак с нами верного тона не найдет. То орет, то разводит нравоучения, а сама совсем молоденькая. Ее прозвище — моя работа. У нее огромный выпуклый лоб, круглые глаза и смешные уши, они приставлены к голове, как у птиц, выше обычного, а она их еще почему-то открывает…
Ребята мудрили с гитарой, начинали и не кончали песни, потому что играть умеет только Гриша, а ему лень, ему всегда лень, ему лень даже ходить, волочит ноги, как инвалид. Мы пели песни и Пахмутовой, и Визбора, пели Окуджаву, но не до конца, никто слов не знал. А жаль! Есть удивительно душевные туристские песни, так бы и шла под них по горам и долинам…
А когда приехали, нас встретил председатель колхоза «Путь Ильича». Он был в светло-сером костюме, заправленном в сапоги, и в белой тюбетейке. Но когда я поближе подошла, увидела, что это вовсе не тюбетейка. Просто у него голова недавно выбрита, и лицо загорелое.
Председатель начал речь толкать, а Сенька, он ужасно нахальный, его перебил:
— А где мы тут жить будем? Здесь и дома порядочного нет?!
Сенька такой смуглый, что зимой в классе кажется негром, и у него много блатных ухваток. Он это объясняет тем, что живет в таком доме, где все ребята «оторви да брось».
Председатель внимательно его рассмотрел, а потом сказал:
— Все будут в этой школе жить, а тебе я могу свой кабинет дать, перину из дома притащу, авось угожу…
Сенька вдвинулся в нашу толпу, а председатель снова заговорил:
— А вообще, смотрите — дурака валять не дам! Народ вы взрослый, чтобы нормы выполняли!
Потом он поместил нас в школе возле старой заколоченной церкви. Чуть согревшись, мы стали приводить свое жилье в человеческий вид. Полы вымыли. На стенах развесили охапки полыни. Их притащил Гриша, доказывал, что она от блох и насекомых всяких помогает. Может, и врет, но пахнуть стало хорошо. Мешки мы набили сеном. Быстро стемнело я меня «завели» вместо репродуктора. Я умею детективы рассказывать.
Неожиданно я вдруг сблизилась с Татой. В школе я ее не очень любила, она мне казалась зубрилой и «первой ученицей». Трудно поверить, что такая красивая девочка может еще быть и не дурой. Мама как-то доказывала, что природа соблюдает равновесие, и очень красивые люди обязательно глупы.
Выяснилось, что Татка давно влюблена в моего Сороку. Она сказала, что у него редкой красоты глаза, как у олененка.
А мы с ним с пятого класса дружим. Он тихий, молчаливый. И великолепно разбирается в технике. У нас дома он починил приемник, подарил мне самодельный проигрыватель и — вечно меня фотографирует в самые неподходящие моменты: когда я у доски плаваю или когда ем снег на улице…
Он очень здорово улыбается, до ушей. Я всегда знала, когда он в какую-нибудь девчонку влюблялся. Он первым делом со мной советовался. Ему нравились только те, по которым весь класс вздыхал. Но стоило девчонке ему улыбнуться, позвать в гости — Сорока сразу отчаливал. Мне он жаловался, что они дуры и с ними утомительно, как с его разговорчивой бабушкой. И вот Тата стала в колхозе просить, чтоб я с ним поговорила, раз он меня уважает, и сказала, что она хочет с ним дружить. Ну, я пообещала, мне не жалко… Ведь ко мне Сорока как к парню относился.
И вот я начала всячески изводить Сороку. А он все равно не обижался, и только меня вечерами на танцах приглашал. Вначале я с ним танцевала, он очень хорошо водит, без расхлябанности, но как увидела несчастные глаза Татки, велела ему с ней поговорить. Сама его к ней отвела и сдала с рук на руки. Она потом рассказывала, что вначале он даже растерялся, когда она ему призналась в своих симпатиях, а потом вздохнул и обещал с ней дружить. Она меня ужасно благодарила…
И тут мне стало жалко бедного Сороку. Мы так давно дружим. Он меня когда-то попробовал щипать в пятом классе, я толстая была и сильно пищала, а я его отколотила. Но я не думала, что он что-то большее для меня, а не просто товарищ. Все-таки он очень смешной… волосы, как у ежа, торчат…
А теперь я на него посмотрела глазами другой девочки…
Один раз у нас произошел грандиозный скандал. Пришел красный, как свекла, председатель и обрушился на нашу деликатнейшую Сову.
— Нет, вы только посмотрите, что ваши «детишки» наделали! Как они мне свеклу загубили!
Мальчики работали отдельно от нас на свекле. Сова первые дни их проверяла, а потом передоверила Сеньке. А сама с нами собирала морковку, ни секунды передышки не делала.
— А вы тоже, учительша, хороши! Просил же ходить с ними, следить. Портят — так мордой, мордой! А что они с тяпками сделали? Половину поломали, искарежили…
Тут я впервые оценила Сову. Она подошла к нему, заговорила тихо, деловито. И у нас на глазах председатель стал успокаиваться, даже улыбнулся… А я бы обязательно тоже вспылила, наговорила резкостей — я не переношу, когда на меня кричат, путь даже справедливо.
А после ухода председателя Сова сказала:
— Ну, что ж, ребята! Если вы уже переутомились, давайте уедем! А позориться из-за вас перед колхозниками я не хочу…
— Да мы не думали, что они… — начал нерешительно Сенька.
— Что они потребуют добросовестной работы?
— Так ведь в прошлом году с нас не спрашивали…
— Если я заболею, а у меня голова уже кружится, кому будет дело? — раздраженно спросил Сидоров, дурак редкостный хотя и очень красивый парень…
— Ох, есть хочется! Неужели и здесь по суткам заседать будем? — застонал Гриша. Он оттянул свою огромную брезентовую куртку, — смотрите, я уже высох…
И чего было размазывать эту историю?! Что мы — сами не понимали, что натворили?!
— Главное условие хорошей работы — дисциплина. — Сова сдвинула бесцветные брови. — А у нас каждый вечер мальчики без разрешения уходят в деревню…
— Больше не будем… — дурачился Сенька, но Сова так на него посмотрела, что он скис.
— Короче, я вас предупредила. За вторичное нарушение дисциплины отошлю домой. Ясно?
Я ужасно удивилась ее решительности и командному тону. Неужели свежий воздух и физическая работа так человека преображают?!
Ведь с Совой я знакома второй год. Она появилась у нас в седьмом классе, прямо из института, беспомощная и ужасно трусливая… Она нас боялась, как бандитов. И вначале у нее на уроках на головах ходили. Но постепенно она наладила дисциплину, хотя непрерывно на кого-нибудь обижалась, как девчонка.
Главное, она свою историю рассказывала не только по учебнику, а таких учителей волей-неволей ребята уважают. Если бы еще прорезалось в ней чувство юмора, совсем бы стала толковая учительница. Но шутки наши она переносила плохо.
А тут, в колхозе, мы начали даже привязываться к ней. Может, потому, что она работала наравне с нами? И ела то же самое. А домашние припасы передала в общий котел. Мать ей всучила целую сумку провизии, точно она на зимовку ехала, а не в колхоз…
Однажды к нам пришла цыганка. Настоящая, в костюме. Совы в это время не было. Она ушла по каким-то делам. А мы решили погадать. Хоть суеверие, а все равно интересно. И вот мне она сказала, что я себе главный враг, но что все равно я замуж выйду, правда, на третьем десятке. Я даже испугалась, а потом сообразила, что это — после двадцати и не значит, что я буду «старой девой». Сначала я подумала, что ее талант что-то вроде ясновидения. Ведь сейчас много пишут об этом и о телепатии. Ученые волнуются, что не могут пока такие свойства научно объяснить. А мне в них верить хочется, как в детстве я верила в сказки… Обдумывая же потом ее предсказания, я поняла, что цыганка очень хорошо знала людей и очень наблюдательна, и ничего чудесного не было в ее гаданье. Ведь каждое ее слово можно было толковать двояко. И вот я попробовала «гадать», смеху ради конечно, не по картам и не по ладони. Я просто смотрела в глаза подопытному объекту и замогильным голосом изрекала всякие глупости. Началось с Татки. Она мне так много рассказывает о своих «сложных» отношениях с Сорокой, а его я наизусть знаю, что могу предсказать, как будет у них развиваться «дружба». А она разболтала девчонкам о моем «таланте». И даже Сенька прилип, чтоб я ему погадала.
Не понимаю, почему никто из ребят не понял моих хитростей. Мне казалось, что если людям говорить, что они хорошие, что они только притворяются грубыми и развязными, особенно мальчишкам, они станут такими. И в результате я каждому хорошее говорила, хотя честно осуждала их недостатки. Но все мальчишки, которым я гадала, после этого ко мне стали лучше относиться, а девчонки — обиделись.
Один раз Сенька стал мне комплименты выдавать. Я сказала:
— А хочешь, я предскажу, что ты мне дальше говорить будешь?
Он-то не знал, что Сорока меня посвятил во все их способы кокетства с девчонками. У них целая система была разработана, набор определенных фраз, только они никогда Сороке не помогали.
И так я Сеньку потрясла своим «ясновидением», что он даже рот открыл.
…Сова энергично взялась за дисциплину, и наш класс вел себя ангельски, пока однажды она не заметила, что на поле нет Сидорова и Гриши. Сидоров всегда отлынивал от работы, но Гриша был у нас главной силой. Он и больше всех и сильнее, он любого мальчишку, как котенка, мог за шиворот поднять.