Галка уже не позеленела, а посерела, а он добавил:
— Мне кажется, что в вопросах чести нет мелочей. И правильно, что ваша комсомолка болеет за свою гражданскую честь.
И тут разгорелся спор о чести. С чем ее едят, есть ли она в наше время. И для кого важнее — для мальчиков или девочек.
Никогда еще у нас не было такого интересного собрания. Антонина, она вошла в середине, вся насторожилась, у нее даже уши задвигались и сережки красные точно зажглись: «осторожно, опасность».
А он потом попросил остаться всех, у кого есть интересные идеи. Я даже не представляла, что у нас есть толковые ребята. Обычно каждый живет своей жизнью, отметками, компанией, а тут он нас прямо запалил. И посыпались идеи, одна другой интересней.
Решили: организовать дежурство старшеклассников в детской комнате милиции, предложить помощь «Бюро добрых услуг», организовать конкурс классов на вечере «Современной песни» и выделить самую сильную команду КВН… Ребята из комитета только записывать успевали.
Я же рассказала, как представляю себе работу школьной газеты, особенно дискуссионный отдел. Интересно публиковать разные мнения на один кинофильм, спектакль или книгу, даже если эти мнения резко противоположные. И он сказал, что это здорово, хотя сам и не разбирается в вопросах искусства…
И вот я вместо уроков сижу и составляю план газеты. Прежде всего — надо начать от имени газеты приглашать в нашу школу интересных людей, а потом устроить конкурсы на лучшую рецензию, или фельетон, или статью о каком-нибудь человеке. Мама сказала, что я на себя не похожа, но я только плечом дернула.
Да, пять минут назад позвонил Олег. Просил меня спуститься погулять. Я ответила, что у него достаточно знакомых девочек, которых он может поманить в любую минуту, но что меня такие отношения не устраивают. Я могу быть единственной, а не одной из многих. А он обозлился и сказал, что с таким характером я останусь «старой девой». И еще, что мы оба много теряем оттого, что у нас такие нелепые отношения. Ну а кто в них виноват?
Два года назад отец взял нам вместе билеты в театр. Олег мне показался взрослым и очень умным. Он был старше на три года. Он так иронически улыбался на мою болтовню.
Он проводил меня домой, но даже телефона не попросил, я тогда для него была «маленькая».
А в это лето нас его родители пригласили на дачу. На неделю. И Олег переродился. Даже с крыши спрыгнул, когда я его подзадорила!
Но говорить мне с ним теперь скучно, хотя он очень красивый и «целеустремленный». Упорно занимается микробиологией, но лишь потому, что в этой области мало специалистов, быстрее можно выдвинуться. И прямо через каждое слово у него — имя профессора. Он к нему прилип, как клещ, с первого курса, профессор его даже полюбил.
Каждая наша встреча кончается спором и ссорой. Он говорит, что жизнь надо рассчитывать на три шахматных хода вперед, что сегодня быть идеалистом — быть дураком. И в результате он у своего профессора прямо на побегушках. Его жене носит картошку с рынка, чинит пылесос, профессору достает редкие книги, а тот в свою очередь его всюду рекомендует. И Олег уже делает переводы для реферативного журнала, выступал с докладом на научной студенческой конференции, устроился на полставки лаборантом в какой-то научно-исследовательский институт.
На мои возражения он заявляет:
— Путь в науку имеет свою последовательность и свою постепенность. И лучше быть персональным стипендиатом, к примеру, чем получать гроши на общих основаниях…
Конечно, он много работает, если быть объективным, он ужасно цельный и трудолюбивый. Когда его какие-то микробы подохли, он чуть с ума не сошел от горя, но зачем он действует такими методами?
По-моему, это бывает только у тех людей, кто в душе не верит в свои силы, способности, вот и крутятся, чтобы «свою тропочку в науке протоптать». Но разве таких можно уважать?
Олег только о себе думает, для себя живет. Он — невероятный эгоист. Когда его мать болела, лежала с высокой температурой, а профессору надо было ковры выбивать, он ее бросил и поехал туда. И его еще взрослые оправдывают, даже родная мать. И мне в пример ставят, мол, он твердо знает, чего хочет, он всего в жизни добьется.
Но какой ценой?!
А вот мама этого не понимает. Ей ужасно нравится, что он — такой целенаправленный, положительный, что у него — научное «будущее». Она даже сказала, что я ему завидую, так как сама ни на какое волевое усилие не способна. Все начинаю и бросаю…
Вчера меня зазвала в учительскую Антонина и «по-матерински» журила: учителя жалуются на меня — груба, резка, наглый тон, смотрю всегда в глаза с вызовом, огрызаюсь, никто для меня не авторитет. Антонина говорила, что грубость — признак невоспитанности и ставила в пример опять-таки мягкую Галку. Если, мол, и ошибется, то всегда подойдет с извенениями. И еще Антонина говорила, что я уже не маленькая, что пора смириться, слушать старших, а не то жизнь меня обломает.
А я вспомнила маму. Они чем-то ужасно похожи. Благоразумные и холодные. И главное — убеждены, что только их взгляды правильные.
Мама часто смеется над мещанами, обывателями, когда они нелепо одеты или неправильно говорят. А скажи ей, что ее взгляды — обывательские, обидится.
Антонина, вероятно, думала о моей пользе, но такие разговоры разве могут что-нибудь, кроме вреда, принести?!
Я ответила, что не могу переносить грубость от взрослых и что если я взрослая, то со мной никто не имеет право грубо говорить. Она пожурила за слишком горячее отношение к газете. Посоветовала больше заниматься уроками и меньше газетой, так как в этой школе главное — учеба.
А я сказала, что давать такие советы — ханжество. Ведь вслух перед классом она их не повторит. Она обиделась и сказала, что я чудовищно неблагодарна и что она отныне умывает руки. А я сказала, что пусть мне снижают отметки по дисциплине, но не унижают мое человеческое достоинство. Она засмеялась и воскликнула, что у меня и так четверка по поведению и что у меня — болезнь воли. Ну точь-в-точь — мама.
Это меня поразило. И вот сейчас я об этом думаю. Неужели и она и мама правы — я безвольна? Но ведь любую боль я могу терпеть, я себя проверяла — я никогда не ору, не падаю в обморок, когда ушибаюсь или обрезаюсь, да и самую высоченную температуру переношу запросто. Правда, когда у меня интересная книга — я ее не брошу, как бы отец ни ругался, какие бы контрольные не предстояли…
Но в то же время, когда задето мое самолюбие, могу заставить себя заниматься по любому предмету и выучу его с блеском.
Особенно я люблю нашего Николая Степановича, физика. Он блестящий учитель, обожает язвить и не выносит тупых людей. Это прямо написано на его длинном носу.
Так вот он сразу разгадал мой характер. Вызвал в начале года и начал вопросы на соображение задавать. Я случайно ответила правильно, поставил пять. Потом вызвал, я запиналась, но вполне прилично, на тройку, а он вкатил двойку и сказал, что исправит ее на пять в четверти, если я кого-нибудь из квалифицированных двоечников подготовлю на пять.
Меня охватил азарт, я ухватила Люську Штамм, редкостную дубину. Я не давала ей ни отдыха, ни покоя. Заходила за ней домой, провожала из школы — и все тренировала ее на каверзных вопросиках. У Люськи уже, по-моему, судороги делались от одного моего вида, но все-таки первый раз в жизни она получила через месяц у Николая Степановича четыре. Даже ее мать приходила в школу меня благодарить и пригласила к ним домой, на пирог. Но я не пошла, и она с Люськой его мне в школу передала, пирог с вишнями.
Некоторые девчонки Николая Степановича просто не переваривают, боятся, что ли его насмешек, а я была бы счастлива, если бы все учителя на него походили. Прежде всего он — умница и не ханжа!
И вот я решила, что с ним обязательно посоветуюсь о моем будущем, потому что теперь уже отчетливо вижу, что архитектор из меня не получится. Нет, конечно, на решение отдельных деталей, узлов, для отделочных работ моей фантазии хватит, у меня неплохо идет графика. Но ведь — это унизительна быть способной только на частности.
Сказала об этом маме, а она: «Ты неблагодарна, тебя и так природа не обделила. Быть гением не всем дано, а из женщин они вообще не получаются. Вполне достаточно, если из тебя выйдет способный архитектор, честная жена и добросовестная мать, но в последнем я не уверена. Ты все делаешь тяп-ляп, и твой ребенок будет самый грязный и заброшенный…».
И засадила меня за диктант. Я уже второй месяц пишу их. У меня с русским языком конфликты. Мама принесла из библиотеки сборник диктантов и ежедневно меня тренирует. Конечно, она молодец, но… если бы она еще не ехидничала над моими ошибками!
Вот раньше меня папа иногда гонял по физике, географии. Так это было одно удовольствие. Ему лишь бы ты учебника не перевирала. Мама же постоянно подчеркивает, какая я дура. Очень остроумно. Но от этого — не менее обидно…
В воскресенье мы с Верой решили погулять. Было жарко, у меня лицо даже взмокло от пота и блестело. И тут я увидела впереди пару. Его я узнала сразу, это был Геннадий, тот бывший летчик, который выступал на нашем собрании. Он прихрамывал и держал за руку какую-то девицу. Она была толстенькая, неуклюжая, и короткая юбка ей ужасно не шла, и прическа была неаккуратная.
Они держались за руки и молчали, но любому было видно, что это влюбленные, настоящие, о каких в книжках пишут. Они никого и ничего не замечали вокруг, только друг на друга поглядывали и улыбались. А у нее такой курносый нос, прямо поросенок.
Пошли мы с Веркой сзади. Трещала я о литературе, ругала какие-то стихи. А сама красная, с блестящим носом, да еще уголек попал в глаз. Он слезился. За одно потекло, как всегда, из носа, все смешалось с пылью, а платка у меня никогда нет, утиралась ладонью…
И в этот момент он оглянулся, поздоровался, а его девушка, видя, как я тру глаза, подошла и сказала:
— Дай я посмотрю!
А он добавил с гордостью:
— Ей можно глаз доверить, она медсестра.