— Заткнись, Гадж!
На сей раз эльфийский принц и тролль заорали хором — весьма впечатляющая демонстрация межвидового сотрудничества. По Гаджу явно проливал горькие слёзы дипломатический корпус.
— Заткни хлебало, дитятко ты великовозрастная, — продолжал тролль. — Шо, испужался остаться один-одинёшенек опосля того, как дочурка лорда Белга позаботится об твоём эльфийском хозяине? Не боись: она ж и о те позаботится!
Где-то в замке Костолом огромный железноязыкий колокол расколол воздух заупокойным звоном. Тролль захлопнул блокнот, вернул в сумку на поясе.
— Отдыхайте. И до скорого. В смысле, до скорого конца. Муа-ха-ха!
С этими словами тролль вразвалку поднялся по лестнице и захлопнул за собой тяжёлую дверь. Последовала литания щелчков, звяков и стуков, производимых замками, засовами и цепями, затем удаляющиеся шаги, и наконец глубокая могильная тишина.
Она продлилась недолго: всего два вдоха. В мёртвой тишине раскатился громкий истерический смех.
— М'лорд? — Гадж склонил косматую голову к принцу Лоримелю. Именно из розовых уст эльфа извергался поток сумасшедшего веселья. — М'лорд, вы вполне… ну, этсамое… как тама кличут противуположность бзика по фазе?
Принц Лоримель покачал головой и взял себя в руки, судорожно дыша в промежутках между исподволь стихающими приступами хохота.
— Я не сошёл с ума, Гадж. Я просто вне себя от радости. Слышал, что сказал тролль? Дочь! У лорда Белга из замка Костолом, бича тысячи королевств, жупела ещё тысячи, тёмного властелина всех времён и народов, есть дочь. И она придёт сюда, в эту темницу, чтобы обо мне позаботиться. Понимаешь, что это значит?
Гадж напряжённо задумался. Думал он долго. Потом расплёл брови и ответил:
— Неа.
Эльфийский принц испустил вопль неподдельной досады, а затем выпрямился, насколько позволили кандалы, и свысока, с глубочайшим презрением посмотрел на спутника.
Люди рассказывают у костра сказки, где говорится о неких силах, подвластных тем или иным эльфийским родам и недоступных смертным. По воле одних травы идут в рост и фрукты вызревают раньше срока. Другие играют столь прелестную музыку, что заслушиваются рыбы в воде и птицы в небе, а олени сами прыгают на раскалённую сковороду, если песня их позовёт. Третьи касанием исцеляют ожоги — талант, что приходится очень кстати после тех непродуманных экспериментов с оленями и сковородками.
Вышние эльфы не умели ни петь, ни ускорять рост биомассы, ни исцелять. Их талантом было презрение. Сила презрения Вышних эльфов вошла в эльфестированных мирах в легенду. Они срывали мирные переговоры, просто поджав губу. Поднятая бровь сокрушала империи. Говорили, что некогда король Вышних эльфов выехал один навстречу целой армии, смерил её холодным взором, пренебрежительно щёлкнул языком и обронил: — Фу-ты ну-ты. — И под взглядом его верной гончей по кличке Фу вся армия забилась в корчах и умерла со стыда.
Талант, бесспорно, полезный, — но то ли он с веками поистёрся, то ли презрительному взору принца Лоримеля самую малость не хватило огонька, — либо, что всего вероятнее, Гадж имел иммунитет.
— Прошу пардону у вашей славной милости, но почто вы пучитесь на меня, аки кот, страдающий запором?
Вздохнув, принц Лоримель обвис в цепях.
— Гадж, если однажды найдётся волшебник, который сможет проанализировать и воспроизвести субстанцию, из которой сделан твой череп, мы получим броню, которую не пробьёт ничто — даже здравый смысл. Послушай: даже глупейший из глупцов знает, что есть известные правила, которым подчиняется существование всех тёмных властелинов. Эти правила — всё равно что вечные истины. Например, что эльфы всегда прекрасны, что солнце встаёт на востоке, что эльфы несказанно грациозны, что вода мокрая, что эльфы сексуально неотразимы для юных девушек, пока ещё живущих с родителями, а юг всегда голосует за…
— Агась, м'лорд, всё как вы грите, эльфа завсегда мокрая, а то ж, — прервал Гадж. — Но при чём же ж туточки наша положение?
— А вот при чём, славный мой дурачок: дочь тёмного властелина всегда столь же злонравна, как и красива, но она непременно пылко полюбит красавца героя, отцовского узника. Не может не полюбить. Если учесть, до чего я красив — странно, что она ещё в меня не влюбилась.
— Она на вас ишшо даж глазиком не зыркнула, м'лорд, — напомнил Гадж.
Принц Лоримель изящными пальчиками отмахнулся от этой несущественной мелочи.
— Фью. Ты ничегошеньки в этом не смыслишь. Теперь остаётся лишь подождать, когда уже обречённая дева придёт в темницу и узрит меня. «Гоп» не успеешь вымолвить, как она, предав родителя, избавит меня из кандалов, вручит мне меч, проведёт прямо в палаты лорда Белга по тайному ходу, известному ей одной, поскандирует в сторонке моё имя, пока я нанизываю на меч её отца, как кролика на шампур, выведет мне лучшего скакуна, вынесет шкатулку, набитую бесценными камнями, и соберёт в дорогу еды, — и я уже скачу обратно в земли Вышних эльфов. Дело сделано.
Принц Лоримель блаженно улыбнулся, однако Гадж сплёл кустистые брови, пережёвывая слова хозяина — ни дать ни взять собака с полной пастью нуги.
— Не моёва умишка дело указывать на вашенские обмолвки, м'лорд, но не попутали ли вы чутка местоимения, вашвосторженность?
— Местоимения?
До сей поры принц Лоримель полагал, что Гадж не узнает местоимение, даже если оно укусит его за висячий предлог.
Гадж кивнул.
— Агась. «Я» — вместо «мы». Вы так грите, будто токмо вашвысокородность ускачет вон из замка Костолом взад, в достославное эльфийское королевство вашего папеньки. Токмо на вашпревосходительстве раскуют энти цепи, я же остануся гнить в смраде заточенья. Я-т и не против, работа такая, — но опосля всего, шо для вас, как вы рекли, сладит дочка тёмного властелина, рази ж не возьмёте с собой её?
Эльфийский принц фыркнул и медленно покачал головой.
— Ох, Гадж. Гадж, Гадж, Гадж. Неужели никогда не перестанет удивлять меня твоя нежная и добродушная глупость? Мне, и убежать с красавицей-дочерью тёмного властелина? Мне привезти её домой, познакомить с родителями, как будто она достойна этой невыразимо высокой чести? Как будто она достойна меня? Я тебя умоляю.
— И шо делать бедняжке опосля того, как вы ускакаете — зарыть папин труп и одной-одинёшенькой править агромадным грязным замком?
— Что до замка, не бойся. Как только Вышние эльфы услышат, что лорд Белг мёртв, мы совершим набег на его владения, вернём то, что наше по праву, и захватим другие земли, не совсем наши по праву. Обитатели этих земель нам, конечно, будут рады, а мы оттуда не уйдём, пока не решим, что они готовы к демократии. Между делом мы, разумеется, выселим из замка дочь лорда Белга. Ничто не будет больше связывать её с её гнусным прошлым — или это не счастье? И куда бы ни привела её после этого бродяжья жизнь, в её сердце вечно будет жить мой светлый образ. Может, я даже её поцелую. Разве можно представить награду щедрее?
Он благодушно улыбнулся своей безграничной доброте.
Прежде чем Гадж нашёлся, что ответить, от двери темницы донёсся громкий перезвон цепей, затем звук отодвигаемых в сторону тяжёлых деревянных засовов (по меньшей мере трёх) и наконец скрежет доброй полудюжины отпираемых замков.
— Ну вот, самое время. — Принц Лоримель самодовольно усмехнулся. Он легонько тряхнул головой, придав причёске лёгкую небрежность. — Как я выгляжу? Очень важно предстать в меру помятым, знаешь ли. Дамы от этого просто млеют. Конечно, для полноты картины не хватает небольшого синяка на щеке, у левого глаза. Гадж, не мог бы ты поставить мне фонарь… если дотянешься.
К чести Гаджа, он с большой охотой размахнулся, но цепи не дали кулаку достичь цели.
— Не взыщите, м'лорд, — сказал он, опуская кулак. — Я по вас не достану. Не вывертать же ж руку из сустава.
Принц Лоримель фыркнул.
— Как это на тебя похоже, Гадж. «Я, я, я». Тебя просят о малюсенькой услуге, а ты…
— О, поверьте, м'лорд, ежли б я мог выпростаться из энтих цепей, я б влупил по вашей прекрасной физии фонарюгу, об каком грили бы по всей Промежземью, агась.
Эльфийский принц смягчился.
— Ну и ну, Гадж. Какая трогательная забота. Считай, что ты прощён.
— О счастье, — сказал Гадж.
Опустив голову на грудь, он пробормотал что-то ещё, — слов эльфийский принц не разобрал, но, верно, преданный лакей заслуженно превозносил хозяина, захлёбываясь благодарностью. Принц Лоримель, возможно, попросил бы слугу повторить самые лучшие комплименты, но в этот миг щёлкнул последний замок и дверь распахнулась.
— Клянусь четырьмястами двадцатью семью кольцами абсолютного всевластия! — ахнул принц Лоримель. — Что это за чудное виденье?
Гадж метнул угрюмый взгляд на дверной проём, где стояла высокая, стройная фигура, облитая кроваво-красным шёлком от плеч до пола. Разрезы по бокам шёлковой юбки доходили до самых бёдер. Талию чувственного платья тесно обнимал золотой пояс, усыпанный рубинами величиной с крысиный череп, а также несколькими настоящими крысиными черепами — на счастье. Блестящие аспидно-чёрные волосы закрывали половину прелестного лица с фиалковыми очами и падали на белоснежные плечи, — но там не останавливались, а дотекали до седалища столь чарующих изгибов и пропорций, что самых суровых мужчин прошибала слеза.
— Подберите нюни, м'лорд, — грубовато сказал Гадж. — То никто иной, а дочь лорда Белга, тако же прекрасная, как и злонравная, агась.
Чудное виденье в дверном проёме повернулось и обратилось к кому-то пока невидимому.
— Это точно та самая темница? Здесь только какой-то мужик и его на редкость безобразный пёс.
Принц Лоримель с Гаджем услышали громкий скрипучий голос знакомого тролля:
— Да, эт тот самый эльфийский прынц, не ошибётесь. Ежли его выволочь на свет, бут глядеться посвежее.
Тролль закатился смехом.
— Кто тебе разрешил смеяться?!
За дверью оглушительно хлопнуло. В темницу потёк едкий дым — дым от испепелённого тролля.
— Значит, это ты — эльфийский принц. — Изящная ножка в сандалии ступила на порог темницы. — Я — Беверель. Приятно познакомиться, хоть знакомство и будет недолгим.