Станут ли сведения, которые я везу в Букшоу, ключом к разгадке дела? Я вспомнила, что в стихотворении всадник напоил коня вином.
– Тише, «Глэдис», – сказала я. – У нас нет вина, но я хорошенько смажу твою цепь «Кастролом», когда мы вернемся домой. Обещаю.
Кажется или поскрипывание почти исчезло?
Меня охватило удовольствие при мысли о том, как я разложу газету на столе, и мы с Доггером начнем изучать казни былых дней. Очень хочу услышать его мысли.
Я нашла Доггера в чулане, он возился с нашим древним тостером.
– Каким-то образом в нем оказываются яйца, – сказал Доггер. – Подозреваю, кто-то пытается приготовить в тостере омлет.
– Не я, – открестилась я. – Завязала с омлетами с тех пор, как Генриетта…
Генриеттой звали мою питомицу, курицу породы бафф орпингтон, которую случайно съели и которая до сих пор являлась ко мне в ужасных кошмарах до болей в животе.
– Понимаю, – сказал Доггер. – Я попрошу миссис М. отныне готовить тосты на кухне и облегчить существование электрического прибора, спасая его от склеивания.
Я одарила его сияющей благодарной улыбкой.
– Пойдем в Длинную галерею? – предложила я. – Там меньше людей.
Длинная галерея занимала весь первый этаж восточного крыла Букшоу. Ее стены увешаны портретами давно почивших де Люсов, с привычным высокомерием смотревших в никуда. Сейчас галерея не использовалась. Зимой она промерзала, летом пахла лаком, необдуманно сделанным из яичных белков и средиземноморских растений. Старые ведра с краской тоже хранились здесь, и летом атмосфера была взрывоопасной.
Меня интриговало непосредственное участие дядюшки Тара в экспериментах, связанных с атомной бомбой. Интересно, он когда-нибудь думал о том, какая сила содержится в комнате прямо под его ногами? Могли ли мы выиграть в войне быстрее и меньшей ценой, поднеся спичку к коллекции усадебных портретов?
Что ж, теперь это не имеет значения. Галерея заброшена. Но здесь оставались еще кое-какие места притяжения – пара скрипучих деревянных кресел и длинный прочный картографический стол, который засунули сюда, потому что он был слишком велик для растущей библиотеки и потому что никто из нас больше не пользовался картами. И это было уединенное место, никто никогда сюда не приходил.
Мы с Доггером разложили «Всемирные новости» на столе, где было достаточно места. Свет из восточных окон пробивался сквозь пыль, но его хватало.
Я перевернула несколько страниц, чтобы составить представление о содержании газеты. Далеко искать не пришлось.
– Вот оно, Доггер, – взволнованно сказала я.
Здесь был длинный список обычных имен, которые часто встречаются, – по крайней мере, в моих краях: Джон Кристи, Эдит Томпсон, Джон Хэйг (Убийца с ванной кислоты), Герберт Роуз Армстронг, Джордж Джозеф Смит (Убийца невест из Бата).
– Любопытно, – заметил Доггер, – что Кристи, Смит и Армстронг были отправлены в вечность одним и тем же палачом, Джоном Эллисом, бывшим разносчиком газет и парикмахером, также повесившем знаменитого доктора Криппена. Тем не менее Эллиса так потрясла казнь Эдит Томпсон, что он начал спиваться и в конце концов покончил с собой. Хэйга отправил на тот свет Альберт Пирпойнт, бывший разносчик в бакалейной лавке. Ремесло палача обычно является семейным бизнесом: дядя Альберта Томас Пирпойнт тоже был палачом, а его отец Генри Пирпойнт был исключен из списка официальных палачей после жалобы Джона Эллиса. Палаческое дело – очень конкурентная профессия.
– Как насчет майора Грейли? Ты думаешь, у него есть родственники-палачи?
– Возможно, – сказал Доггер.
Я ткнула пальцем в газету.
– Тут так много имен, – заметила я. – Большинство из них я не слышала.
– Не все убийцы знамениты, – прокомментировал Доггер. – Некоторые вели – и продолжают вести – исключительно сдержанный образ жизни. Как и большинство палачей.
– Посмотри сюда, – сказала я и начала зачитывать имена. Это была перекличка на виселице. – Мартин Майер, Стэли Потхаус, Эллен Гэмидж, Деннис Стаут, Брайан Келли, Нэнси Блэкеншип, Мэри Джейн Ослер.
– Сколько из них повесил Грейли? – поинтересовался Доггер.
– Ни одного, – ответила я. – Пока что.
– Мы не должны забывать, – сказал Доггер, – что он повесил тринадцать человек. И, насколько я припоминаю, несколько из них были казнены во время военных судов.
– Подожди, – сказала я. – Вот он. Он повесил Уильяма Кеннеди в тюрьме «Стрейнджуэйз» в Манчестере… любопытно… шесть лет назад. И вот еще. Он казнил Найджела Могли, тоже в «Стрейнджуэйз», за год до этого.
– Да, я припоминаю дело Могли, – заметил Доггер. – И правда очень грязное. Но если мы планируем найти родственников повешенного убийцы, нам будет намного проще найти человека по фамилии Могли, чем Кеннеди. Если предположить, что у них одинаковые фамилии, чего нам не следует делать.
– Должны ли мы отбросить мысль, что убийцей майора Грейли мог быть его родственник? – спросила я.
– Сначала мы должны заняться теми вопросами, которые находятся в зоне досягаемости, – сказал Доггер. – Как сказал блестящий францисканский философ Джон Панч, не стоит множить сущности без необходимости[24].
– Посмотрим у себя под носом, – согласилась я. – Это он имел в виду, не так ли?
Доггер кивнул.
– Но не совсем, – добавил он. – Хотя не факт, что это дело относится к тому, что мы именуем бытовым убийством, определенное сходство имеется. Большинство жертв бытовых убийств – это женщины, и большинство виновников – супруги. Поскольку у майора Грейли не было жены…
– О которой нам было бы известно… – перебила его я.
– О которой нам было бы известно, – улыбнулся Доггер. – Точное наблюдение, мисс Флавия. Вернемся к нашим спискам?
Я с нетерпением кивнула и взяла карандаш.
– Давай составим отдельный список казней, которые произвел майор Грейли.
Доггер согласился.
– Мы не обнаружим все тринадцать, – сказал он, – но сможем определить те, которые были проведены в этой стране.
Это заняло больше времени, чем я думала, мы перемещались между списками тюрем, заключенных, надзирателей, судей, лордов главных судей и палачей.
В результате у нас оказалось восемь имен.
– Расставим их в алфавитном порядке? – предложил Доггер.
– Сэкономим время, – сказала я, хотя хотела не экономить время, а сидеть за столом напротив Доггера в молочном свете, льющемся сквозь старинные окна, пока звезды не растают и не взойдет солнце.
Я толкнула лист по столу.
– Тебе ничего не бросается в глаза, Доггер?
Доггер сунул руку в карман жилета и извлек очки. Бережно протер линзы галстуком и водрузил на нос. Зачитал список вслух.
– Гилберт Эш, Патрик Бонифейс, Долли Кэмбер, Уильям Кеннеди, Найджел Могли, Джон Плейнер, Ричард Регент, Энтони Спек.
– Долли Кэмбер, – сказала я. – Отравительница. Она собирала пауков-ос на лугах неподалеку от Рая[25]. Добывала из них яд и пипеткой капала его в ухо пьяному мужу, пока он отсыпался после встречи старых друзей.
– Да, – промолвил Доггер. – В свое время она недолго была знаменитой. Я не помнил, что ее палачом был майор Грейли. Это объясняет паутину на куколке.
– Ты прав! – воскликнула я.
– Остальные пока остаются анонимными.
Доггер снял очки и убрал их на место.
– И Ричард Регент, – добавил он. – Нам нужно уделить особое внимание Ричарду Регенту, кем бы он ни был.
– Кем бы он ни был? – переспросила я.
– Да, – подтвердил Доггер. – Имя – явно псевдоним. Отличная работа парней из Департамента Маскировки и Запутывания, должен сказать.
– Ты имеешь в виду МИ-5 и МИ-6? – спросила я. Альф Мюллет часто развлекал меня в детстве ужасающими историями обмана и предательства, неизвестными широкой публике. «Никому ни слова, – всегда твердил он, поднося указательный палец к губам. – Тс-с, это секрет. Записано в черных книгах. Ведомо только господу Богу и, может быть, министру внутренних дел».
Доггер кивнул.
– И другим, более высоким, более важным цифрам, – сказал он, слегка качнув головой.
Я подождала уточнений, но он замолк.
– Этот Ричард Регент, – спросила я, – почему мы должны уделить ему особое внимание?
– Мы не обязаны, – ответил Доггер. – Он в прошлом. Дело не в человеке, дело в имени. Мы должны быть внимательными по отношению ко всем Ричардам Регентам, которые нам встретятся. Но сначала нам нужно научиться их замечать.
– Как фальшивые банкноты, – заметила я.
– Именно. Мало кто знает, что существуют умники, которые день и ночь заняты придумыванием псевдонимов. «Что в имени тебе моем» и так далее. Но имена – это сила. Вы помните, что Господь сказал Иакову: «Я искупил тебя, назвал тебя по имени твоему; ты Мой»[26].
– Любопытно, – сказала я, – но что это значит?
– Это значит, что, узнав имя человека, вы получаете огромную власть над ним. Огромную, очень глубокую власть; власть даже на клеточном уровне. По крайней мере, некоторые так считают.
– Правда? – заметила я.
– Вполне, – улыбнулся Доггер. – Именно поэтому те, кто использует фальшивые имена, так аккуратны и стараются давить на нужные кнопки, так сказать. Чтобы внушать доверие, они обычно выбирают фамилию, связанную с деньгами, властью, аристократией или роскошью. В этом случае они немного перестарались и использовали намек на королевскую семью.
– Но почему? – удивилась я. – Зачем создавать новую личность и потом позволять разоблачить ее?
– Ах! – произнес Доггер. – Вспомните о докторе Франкенштейне и его неудачах. Порой возлюбленное дитя должно быть уничтожено.
– Жертва ради высшего блага? – спросила я.
– Совершенно верно! – подтвердил Доггер. – И в результате надо ждать тот день, когда наш Создатель снова дернет нитки на своих куклах и отправит их плясать в лучший мир.
– Ты правда в это веришь, Доггер? – спросила я.