Когда лопата у могильщика ржавеет — страница 20 из 38

Человек, которого ты ищешь.

Когда он снова потрогал уголок рта и взялся за ручку, я заметила, что его ногти обгрызены до мяса.

Этот человек мне понятен.

Вот он, момент истины. У меня есть выбор – рассказать факты или сыграть в невинность и уползти проигравшей. Второго шанса не будет.

– Пожалуйста, сэр, – сказала я, кивнув в сторону караульного, – мы можем остаться наедине, сэр?

– На… едине? – он растянул это слово как резину.

– Если можно, сэр.

Секунду он жевал губу.

– Кажется, я слышал собачий лай, – сказал он караульному. – Сходи проверь.

– Да, сэр!

Караульный щелкнул каблуками и вышел, ступая как по линейке.

– Итак, кого ты ищешь?

– Я не уверена насчет имени, сэр…

Он бросил ручку. Я перегнула палку.

– Он проходит под именем полковник Крейн, но некоторые люди называют его Астерионом.

Воцарилось молчание. Долгое молчание. Вселенная затаила дыхание.

Лейтенант смотрел на меня с таким видом, будто я объявила ему, что здание парламента вместе с его обитателями унесла летающая тарелка.

– Не произноси это имя! – прошипел он, вскочив на ноги. – Это имя никогда, никогда не должно быть произнесено вслух! Ясно?

Я кивнула.

– Боже правый! – прошептал он, выбежав из-за стола и подскочив к светонепроницаемым жалюзи. Он приподнял их на дюйм и встревоженно выглянул во мрак.

– Кто знает, что ты здесь? Как тебя зовут?

– Никто, сэр. Я сказала караульному – охраннику, что я Флавия де Люс, живу в Букшоу в Бишоп-Лейси и я дочь полковника Хэвиленда де Люса.

– Боже правый! – повторил он, на этот раз громче. – И что привело тебя сюда?

Я решила проверить свою теорию и посмотреть, как он отреагирует.

– Я расследую смерть майора Грейли. Его убили. Я считаю, что его убийца действовал по приказу человека по имени Астери…

– Замолчи! – крикнул он. – Я же тебе сказал!

– Простите, – произнесла я одними губами.

Он провел пальцами по волосам, взял сигарету и снова отложил ее.

– И что заставляет тебя думать, что… что этот человек здесь?

– Логика, – объяснила я. – Ему негде больше быть.

– Послушай, – сказал он. – Я сейчас закрою глаза и сосчитаю до двадцати, медленно. Когда я открою глаза, ты исчезнешь. Мы забудем о незаконном проникновении. Сделаем вид, что ничего не было. Ты выбросишь все это из головы, и утром мы все будем счастливы. Я даже выделю тебе джип с водителем, чтобы тебя отвезли домой. Как тебе эта идея?

– Нет, сэр, – ответила я. – Мне уже доводилось ездить в джипе, как и большинству моих друзей. И я не могу уйти, не поговорив с Ас… с человеком, которого нельзя упоминать.

Лейтенант испустил длинный тяжелый вздох, похожий на предсмертный вздох дракона. Затем взял ручку и нацарапал записку на клочке бумаги. Не больше десяти строк.

Он подошел к выходу, открыл дверь и протянул сложенную записку караульному, который все это время стоял подозрительно близко к двери. Они обменялись парой слов шепотом, и посланец удалился.

– Присядь, – сказал лейтенант. – Ждать придется недолго.

Так и вышло. Хотя я не ношу наручные часы (тщеславие, практичность и опасность того, что они потеряются или их украдут), я прикинула, что мне пришлось ждать около часа. Тем временем лейтенант делал вид, что читает газету, время от времени перекладывал вещи в ящиках стола и дважды перебрал картотеку.

Он не говорил ни слова, я тоже молчала. Два безмолвных камня на противоположных берегах огромного пустынного моря – вот кем мы были.

Я мысленно вспоминала таблицу Менделеева – вот оно, одно из главнейших преимуществ профессии химика. Невозможно скучать в обществе смертоносных лакомств вроде мышьяка.

Некоторые люди берут в руки книгу в мягкой обложке и погружаются в истории о каникулах на побережье – бесконечную жвачку о соленой воде, жарком солнце и влюбленных осьминогах.

Но это не для меня, премного благодарна. Я всегда предпочту мышьяк.

Я подумала о Джулии Тофане, которая в шестидесятых годах XVII века изобрела коктейль из мышьяка, погубивший, согласно источникам, не меньше шестисот людей. Сегодня она бы, скорее всего, управляла ночным клубом в Сохо и пела, танцуя на крышке рояля. По крайней мере, так говорит Даффи.

Если смотреть на мышьяк в его природной форме сквозь лупу, он напоминает белые скалы Дувра, если не считать желтый цвет и запах чеснока.

Я уже подбиралась к полонию, названному в честь Польши, родины блистательной Мари Кюри и ее мужа Пьера, которые открыли этот элемент в 1898 году. Полоний в двести пятьдесят миллионов раз более ядовит, чем цианистый калий, и его нужно изучать на расстоянии, хотя из соображений сентиментальности я храню небольшой образец в свинцовой коробке. Мадам Кюри прислала его дядюшке Тару на память об их бурной переписке. Она пережила его на несколько лет. Полоний выглядит просто как кусочек ириски с морской солью.

Когда снаружи послышался скрип тормозов подъезжающего джипа, лейтенант встревоженно вскочил на ноги. Послышался стук сапог по направлению к двери, и в помещение вошел крупный человек в черном дождевике. Он взглянул на меня, потом наклоном головы подозвал лейтенанта. Они отошли за стойку и начали о чем-то переговариваться. Я не могла разобрать слова, но слышала интонацию и видела, как они то и дело поглядывают на меня.

Я уже было почувствовала себя рабыней на аукционе в «Тысяче и одной ночи», когда наконец услышала свое имя.

– Мисс де Люс…

Я подняла голову и увидела, что ко мне обращается лейтенант.

– Следуйте за сержантом.

Сержант с лицом столь же выразительным, как мышьяковые белые скалы Дувра, уже открыл дверь в темноту и моросящий дождь.

Он протянул руку, давая позволение уйти, но не прикоснулся ко мне.

Не говоря ни слова, я прошла мимо и забралась в джип. После вонючей жары караульного помещения холодный ночной воздух был наслаждением, и я вдохнула его полной грудью.

– Вперед! – сказала я и одарила сержанта своей самой ослепительной улыбкой. Он поморщился, быстро усаживаясь на водительское сиденье.

В мокрую погоду джип не хотел заводиться, и сержант несколько раз надавил на газ.

– Глохнет, – сказала я, но он не отреагировал.

Наконец с рывком мы тронулись с места, и караулка скрылась в темноте за нами. Мы ехали по единственной дороге между канавами с черной водой, пока не добрались до другого асфальтового поля, продуваемого всеми ветрами. Тут тоже были склады и несколько хозяйственных построек.

Сержант резко свернул в проезд между двумя одинаково темными и огромными ангарами, потом еще раз направо и снова налево.

Несмотря на спешку, мы будто никуда не приехали, и мне показалось, что пятно от воды на стене ангара напоминает колбу Эрленмейера.

Я оставила эту мысль при себе.

Мы отклонились от курса и теперь монотонно тряслись по объездной дороге в никуда. Фары у джипа были светомаскировочные, поэтому впереди мало что можно было различить, кроме тяжелых грозовых облаков. На некошеной траве рядом с дорогой кормилась небольшая стайка канадских гусей, они презрительно покосились на нас, явно ничего не опасаясь.

Я посмотрела на сержанта. В свете приборной панели были видны сжимающие руль пальцы с побелевшими костяшками и квадратный подбородок, словно вырубленный топором. Только теперь я заметила бейдж под его дождевиком, там было написано «Полиция» и нарисованы орел, облако и что-то вроде охапки молний.

Перед нами появились квадратные постройки с высокими стеклянными окнами, напоминающие заброшенные мельницы. Должно быть, во время войны это были диспетчерские вышки для истребителей и бомбардировщиков. Все жители Бишоп-Лейси, словно завороженные, ходили в кинотеатр в Хинли, чтобы посмотреть на Грегори Пека в фильме «Вертикальный взлет», и все мы знали, как выглядят диспетчерские вышли. С тем же успехом этот фильм могли снимать в Литкоте.

Эти вытянутые окна, изгаженные копотью и птичьим пометом, плотоядно, даже зловеще уставились своими бельмами на потрескавшуюся и заросшую травой дорогу. Я вздрогнула и крепче закуталась в дождевик.

Сержант с еще более решительным видом продолжал рулить.

Я решила попытаться поднять ему настроение, может быть, даже развеселить.

– Сержант, – начала я, – когда вы здесь, на периметре, кто охраняет крепость?

Он выстрелил в меня презрительным взглядом.

– Военная тайна, – проворчал он.

Надо отдать ему должное. До этого момента он играл свою роль безупречно. Не продемонстрировал ни капли человечности.

Я вознаградила его, посмеявшись его шутке. Может быть, слишком громко.

– Куда мы направляемся? – спросила я. – Или это тоже военная тайна?

Я наблюдала за ним в надежде уловить, как уголок рта приподнимается в улыбке, но он был суров как камень. А этот парень хорош!

Мы тряслись в темноте по лужам и через какое-то время сбавили ход и свернули на заброшенную рулежную дорожку, заляпанную древним маслом, резиной и бог знает чем. В дальнем конце находилась еще одна диспетчерская вышка – покосившаяся, бесхозная и погруженная во мрак.

Вздрогнув, я подумала, что уже очень поздно.

Сержант описал компактный круг перед вышкой и резко затормозил капотом в ту сторону, откуда мы приехали. Какое-то время мы сидели, слушая металлическое постукивание остывающей машины. Снаружи стонал ветер.

– Мы на месте? – уточнила я.

Сержант вознес вверх указательный палец, словно призрак, явившийся Скруджу.

– ТОЦ-7.

Альф Мюллет говорил мне, что toc в британских военных шифрах означает букву T, но в американских это не так. По словам Карла, это «тара» или «танго». T, скорее всего, означает башню – tower, но я не собиралась демонстрировать свое невежество, задавая вопросы[36]. Я быстро и деловито кивнула.

– Прием, – сказала я и изящно выбралась из машины.

Сержант не стал меня останавливать. Он вышел следом, обошел капот и встал рядом со мной. Сунул руку в карман плаща и после короткой возни извлек связку ключей.