Когда лопата у могильщика ржавеет — страница 22 из 38

Но сейчас, в этом жутком коридоре, должна признаться, что не смогла сдержать улыбку, хотя никто этого не увидел, и мне стало так хорошо, что я улыбнулась снова.

Я пришла к выводу, что лучшая улыбка – это улыбка самой себе. Знаю, звучит раздражающе, но это так.

Все дело в лампочках. Пусть тусклые, но они указывали путь, как стрела.

Я отряхнулась от пыли и грязи. Меня ждет Минотавр, и я в таком нетерпении, что уже почти чувствую запах говядины. Или чего-то вроде того.

Я пошла по коридору, обращая внимание на множество проходов и закрытых дверей по обе стороны. Это напомнило мне стальные загоны, которые используют для погрузки скота в железнодорожные вагоны. Однажды на станции Доддингсли я видела, как мужчины мокрыми мешками загоняли коров на пандус, и меня чуть не стошнило в траву[39].

Я осторожно продвигалась вперед, но остановилась, услышав монотонное гудение, которое как будто доносилось со всех сторон одновременно. Оно становилось все громче, и в конце концов сверху что-то загрохотало и послышался скрип шин. Коридор сотрясался, и шум отдавался эхом, пока звук не стих вдали.

Это приземлился самолет. Я уверена. Значит, нахожусь точно под взлетно-посадочной полосой. Двери и люки, которые я заметила, – по всей видимости, бензозаправщики.

Какое облегчение. Я не так далеко от цивилизации. Образ Минотавра слегка померк в моем воображении.

Именно в этот момент я наступила на крысу. Не заметила ее под ногами и подозреваю, что эта пакость притворялась мертвой, пока я не наступила ей на хвост, и она не рванула прочь в манере, свойственной всякой дряни вроде нее и тому подобных.

Что касается меня, я чуть не пробила головой потолок, если вы понимаете, о чем я. Эта дрянь не столько напугала меня, сколько застала врасплох. Я не боюсь грызунов, и за последние годы мне не раз доводилось иметь с ними дело. Подземная гидравлическая система, некогда питавшая фонтаны Букшоу, – убежище для огромных колоний крыс, но благодаря Доггеру они знают свое место.

Мне известно, что, если пойти за крысой, она приведет к еде. Если в этом пещерном лабиринте есть другие человеческие существа, крыса их найдет. Поэтому я решила следовать за ней. Не то чтобы у меня было много вариантов, с учетом того, что она бежала по тому же коридору, по которому шла я.

Но я решила, что, если крыса побежит в другом направлении, я последую за ней.

И это не заняло много времени. Коридор свернул налево, пакостница добежала до поворота раньше меня, и, когда я оказалась там, она исчезла. Как будто в воздухе растворилась.

И потом я почувствовала запах. Древесный дым! Откуда он доносится?

Где дым, там огонь, а где огонь, там часто бывает еда, а где есть еда, там бывает кто-то – или что-то, – чтобы ее съесть.

Может быть, я ближе к Астериону, чем думала. И он ко мне.

При мысли об этом у меня волосы на затылке встали дыбом.

Замедлив шаг и осматриваясь в поисках какого-нибудь отверстия в бетоне, почувствовала его раньше, чем заметила: по щиколоткам скользнуло дуновение воздуха, слабое, но отчетливое.

Я встала на четвереньки и почти сразу же нашла это – металлическую решетку на уровне пола. Покрашенная серой краской, она была почти невидима в слабом свете туннеля. Я просунула пальцы сквозь прутья и потянула ее на себя.

Она легко подалась, и запах древесного дыма стал отчетливее.

Для чего нужно это отверстие?

Я знаю, что забираться в канализацию – смертельно опасно. Но в трубе, если она не заварена наглухо, была бы вода, и запах горящего дерева вряд ли смог бы просочиться сквозь нее. Хотя я слышала множество жутких историй о чистильщиках викторианских каминов и сиротах, которые не смогли выбраться из смертоносных уголков и щелей и умерли там ужасной смертью. Их жалкие останки могут оставаться там еще сто лет.

Я сунула руку внутрь и пощупала.

Ничего. Мои пальцы дрожат в пустом пространстве.

Но потом, на самой грани досягаемости… железное кольцо. Я заглянула внутрь.

В стене этого проема есть ступеньки! Смогу ли я просочиться в отверстие?

Я подняла тяжелую решетку словно рыцарский щит – на уровень плеч, чтобы прикинуть размер.

Остаются два или три лишних дюйма.

Я медленно начала опускаться в отверстие, нащупывая ступней металлическое кольцо, пока мой подбородок не оказался на уровне пола.

Я в последний раз осмотрелась, перед тем как начать спуск. Что, если призрачные огни коридора – последнее, что я увижу за свое относительно короткое пребывание на планете Земля? Что, если снизу на меня набросится какой-нибудь вонючий зверь с острыми, как бритва, зубами и вонючим дыханием?

«Прекрати! – нетерпеливо отрезал мой внутренний голос. – Перестань ныть!»

Доггер говорил мне, что наши первобытные страхи живут в самых древних участках нашего мозга, но их можно держать под контролем с помощью разума и тренировок.

«Нет ничего ужаснее, чем звук скользящей змеи, – сказал он. – Даже обитатели Арктики, где нет змей, пугаются так же, как мы. Очень познавательный урок».

Я осознала, что мой внутренний голос доносится из тех же глубин, что и инстинктивные страхи. Они говорят одним и тем же языком.

– Иди пообщайся с кем-то другим, – пробормотала я и начала спускаться. Глупость, но когда надо проявить храбрость, логика порой пропадает.

Шахта была насколько узкой, что я не могла посмотреть вниз. Оставалось только спускаться. Это не может быть вечно, подумала я.

Слово «клаустрофобия» (позже я посмотрела в словаре) происходит от латинского слова claustrum, «закрытое помещение». Как человек, которого однажды заперли в чулане, считаю полезным знать варианты аналогичных пыток.

Эта шахта – не просто закрытое помещение. Это как будто тебя засунули в мешок и связали, словно свинью перед забоем в ожидании ножа. Я слышала собственное дыхание и сердцебиение, что должно было успокаивать меня, но отнюдь. Человеческое тело большей частью не осознает процессы, которые в нем протекают, и глухо к собственным стукам и бурлениям.

Например, пульсация сердечных камер…

Моя нога коснулась дна. Я спрыгнула с последней ступени и оказалась на твердой поверхности. Слегка присела, чтобы вытащить голову из шахты.

У меня отвисла челюсть, и я ничего не смогла с этим поделать.

Я оказалась в огромном, слабо освещенном помещении. Хотя на первый взгляд это место выглядело как цех, это была достойная зависти химическая лаборатория. Я сразу же заметила в углу электронный микроскоп, и это мог быть только масс-спектрометр. «Химические хроники» опубликовали весьма интересную статью об этих устройствах, и я мечтала завладеть экземпляром. Один поворот винта и капля вдохновения – и вы можете идентифицировать практически любое вещество, известное человечеству и богам химии.

Открыв рот, я смотрела по сторонам. Литкот – вовсе не обычная военно-воздушная база США. Кто-то очень умный сообразил, как использовать многие мили взлетно-посадочных полос в качестве прикрытия для совершенно другого предприятия! Сколько еще уровней прячется под землей?

Никогда в жизни я не видела ничего столь захватывающего.

От того места, где я стояла, уходили вдаль ряды флаконов с химикатами – полка за полкой разнообразных мензурок всех возможных форм, разноцветные сигнальные лампы и светящиеся счетчики всех оттенков.

Это лаборатория моей мечты.

Да! Кажется, я просто сплю. Все еще сижу в душной сторожке, наблюдая, как лейтенант притворяется, что читает документы. Сама того не осознавая, я уснула и провалилась в мир грез. Сержант, джип, дождь, взлетно-посадочные полосы – все ненастоящее. Это картины, созданные моим утомленным мозгом. Я брожу во сне по лабиринтам своего собственного дремлющего подсознания. Если бы я ущипнула себя, то проснулась бы в караулке. И отказалась от своей миссии, во всяком случае сегодня.

Но будет ли у меня второй шанс?

«Плененная оковами сна», – произнес голос в моей голове – медленно, лениво и вкрадчиво. Звучит довольно поэтично. Я закрыла глаза. Надо проверить.

Я прижала палец к местечку на челюсти прямо под ухом. Это одна из секретных точек джиу-джитсу Кано, которым меня научил Доггер. И нажала – изо всех сил.

Боль пришла сразу, и я вскрикнула. Во всем сонном царстве нет боли ужасней!

У меня вырвались неприличные слова. Но теперь я точно знала, что не сплю.

Я распахнула глаза и осмотрелась.

В одном углу находился фрагмент самолета – бомбовый отсек, если не ошибаюсь, и в нем виднелось что-то, накрытое серебристо-серой тканью.

У меня вспотели подмышки – верный знак, что я на верном пути. Я уже собиралась приподнять край ткани, чтобы глянуть, что там, когда услышала звук, который ни с чем нельзя перепутать, – стук армейских сапог по бетону. И он приближался!

Вариантов не было. Мне оставалось одно – нырнуть под ткань и замереть.

Стук сапог становился ближе и ближе. Я слышала металлический стук каждого каблука по полу.

Потом звуки прекратились. Должно быть, владелец сапог остановился совсем рядом.

Даже не думай подглядывать, сказала я сама себе. Пыльная ткань слегка колыхнулась от потока воздуха, вызванного приходом незваного гостя.

Незваный гость! Это я, и если меня здесь поймают, то вполне вероятно, что могут повесить как шпионку. Достаточно высокопоставленный следователь без труда свяжет меня с «Гнездом».

Меня арестуют, посадят в тюрьму, будут судить и тайно повесят. Никто даже не узнает, что со мной случилось. Расползутся слухи.

«О, она уехала. Нашла работу в каком-то мелком банке. Стажером. В Новой Зеландии. Или Австралии. Где-то там».

Хотя тетушка Фелисити откровенно ненавидела антиподов («Они воняют кенгуру и киви», – фыркала она), она имела прочные связи с обеими странами, так что эти профессионально сконструированные слухи будут звучать очень правдоподобно.

Мое место в истории сотрут несколькими росчерками ручки в каком-то анонимном здании недалеко от Бердкейдж-Уок