Этот завтрак был ничем не лучше других. Я спустилась сонная, все еще во власти кошмаров и подозрений, все еще в шоке от того, что лицом к лицу встретилась со своим мертвым отцом.
Я молча села на стул, одарив миссис Мюллет легким кивком. Отдавая должное моим привычкам отшельницы, она улыбнулась.
Даффи уткнулась в книгу под названием «К востоку от рая»[46], прижав страницы вилкой и ножом для масла.
Ундина уже сидела за столом, отвратительно скалясь и сжимая приборы в руках.
Миссис М. прекрасно знала, что сначала нужно покормить ее, а тем временем жидкости моего тела улучшат циркуляцию и сделают меня более учтивой.
– Что ты хочешь сегодня, милочка?
– Пудинг из какашек, – объявила Ундина. – И кусок пирога дядюшки Памблчука.
– Прости, милочка, – сказала миссис Мюллет, – Пудинг из какашек закончился. Его доели вчера на пикнике дураков.
Как и все, кто зарабатывает на жизнь рабским трудом, порой миссис Мюллет демонстрировала своеобразное чувство юмора, когда ее выводили из себя.
– Для начала я принесу тебе вкусный тост и варенье. Какое варенье ты хочешь?
– Гнойное, – ответила Ундина. – Старый добрый гной. И жареные ногти!
– Договорились, – сказала миссис Мюллет.
По легким складкам в уголках ее рта я поняла, что у нее есть план. Она намажет тосты своим отвратительным заварным кремом. Изобразит грязные ногти из хлебной крошки. Получится почти по-настоящему, и все будут довольны – и дающий, и одаряемый.
Миссис М. сделала вид, будто невидимым карандашом записывает заказ на ладони.
– А вы, мисс Флавия?
– Я бы хотела половинку грейпфрута, – сказала я.
Самый безвкусный продукт, который пришел мне в голову. Одна мысль о нем чуть не заставила меня подавиться, но так я максимально дистанцируюсь от сидящей напротив меня заразы, которую я одновременно люблю и ненавижу всеми фибрами моей души.
– И тост на подставке, – добавила я. Нет ничего хуже, чем влажный тост. Я буду отрывать кусочки горячего, хрустящего хлеба с маслом и делать из них солдатиков, чья участь – отправляться в долину смерти, то есть ко мне в рот. – И каплю яда, – сказала я, скорее чтобы превзойти Ундину. Я знала, что миссис Мюллет приправит тост щепоткой корицы, чтобы изобразить отраву.
– Прекрасно, милочка, – сказала миссис Мюллет. – И чашечку чаю?
– Я планирую основать компанию, посвященную чаю, – вмешалась Ундина. – Карл говорит, чтобы разбогатеть, нужно пользоваться своей башкой. Он сказал, что у меня хорошая башка и я должна использовать ее чаще. Так что я подумала, чем люди все время заняты? И тут меня осенило: чаем! Мы нация любителей чая, не так ли? У нас все пьют чай. Так что я собираюсь запустить рекламу, что чай надо пить в кровати!
Она прокричала последние слова и обвела взглядом стол, довольная собой, как, должно быть, был доволен Господь, когда создал небеса и землю и увидел, что это хорошо.
– Я назову это «Леди Ч.», – продолжала она. – Мы будем ходить от дома к дому и приносить утренний чай людям в постель. Все мои сотрудницы будут зваться одним и тем же именем – миссис Малькольм-Уайз. Предполагаю, что они должны демонстрировать изящество и интеллект. «Доброе утро, мистер Такой-то или миссис Такая-то, – будем говорить мы, наливая старый добрый «Эрл Грей», или «Лапсанг Сушонг», или что закажут. – Сегодня снова идет дождь, и премьер-министр проводит время в своей загородной резиденции Чекерс в обществе собаки. Король в своей сокровищнице, а я здесь с вашим «оранж пеко». Это шутка, Флавия, пусть люди начинают день с капли веселья.
«Доброе утро, миссис Малькольм-Уайз, – ответят они. – Могу я попросить сегодня утром капельку лимона в заварку? Я неплохо провел вчерашний вечер, и у меня болят глаза».
Что скажешь, Флавия? Разве это не блестяще? Ты мной восхищаешься? Я буду купаться в деньгах и ездить на «Бентли» с заслонками. Чай в постель! Каждый человек почувствует себя миллионером! Что ты думаешь? Честно.
У меня неоднозначное отношение к чаю. С одной стороны, я его обожаю, потому что в нем содержится изрядная доза дубильной кислоты – любопытного сочетания водорода, кислорода и углерода, которое совсем недавно использовалась в делах об отравлении стрихнином благодаря свойству осаждать яд до состояния безвредной соли, образуя водородные связи. С другой стороны, в сочетании с животным желатином дубильная кислота превращает шкуру животного в кожу, и, хотя я родилась в племени крепких желудков, меня не очень радует мысль о том, что мои внутренности превратятся в шотландскую волынку.
– Думаю, сегодня лучше чашку какао, – попросила я миссис Мюллет.
После встречи с отцом в Литкоте меня продолжало подташнивать. Оксид азота в какао окажет успокаивающее воздействие, понизив кровяное давление. Впереди целый день, и я понятия не имею, с чего начать.
В гильдии девочек-скаутов заставляют петь песни о том, что надо сделать шажок, начать двигаться и так далее. Я всегда считала, что это глупый совет для тех, кто на грани. Лучшее, что можно сделать, это хорошенько осмотреться по сторонам, перед тем как пошевелить хотя бы пальцем, и именно таков был мой план.
Я сумела пережить завтрак, сделав вид, что я надулась. Поскольку Даффи – эксперт по дурному настроению, она даже не заметила мое молчание, и натянутой улыбки миссис Мюллет было достаточно.
Откусив кусочек тоста, я отодвинула стул и встала из-за стола.
– Передай миссис Мюллет, что я скончалась от черной чумы, – сказала я Ундине.
– Понял, прием, отбой, – ответила она.
Я ушла, пока здесь не совершилось еще одно убийство. И отправилась прямиком в оранжерею. Никто меня там не побеспокоит.
Я обнаружила Доггера за приготовлением инсектицида из китового жира и эмульсии керосина в цинковой лейке.
– Как дела, Док? – спросила я голосом Багза Банни, пытаясь поднять себе настроение. Это крик в пустоту в попытке продолжить мост через великий залив, разверзнувшийся между нами? Теперь я знаю кое-что жизненно важное, что неизвестно Доггеру, и я не уверена в собственных ощущениях.
– Трипсы[47], – сказал Доггер и умолк.
Знает ли он об отце? И если нет, должна ли я рассказать ему?
– Ночью шел дождь, – беззаботно сказала я.
– Да.
– Доггер, – продолжила я, – мне нужен совет.
– Да, – сказал он.
Было ли это «да» с вопросительным знаком на конце, означающее «Какой совет вам нужен?» Или «да» с восклицательным знаком, подразумевающее «Еще как нужен!»?
– Ты умеешь хранить секреты? – спросила я.
– Не особенно, – ответил Доггер.
– Не особенно? – повторила я.
– Я могу хранить секрет, если меня попросят об этом, но я против секретов как концепции. В поистине цивилизованном обществе они не должны существовать.
– А! – заметила я.
– Полагаю, – продолжил Доггер, – что мне больше претит просьба хранить секрет, чем сама необходимость хранит секрет.
– А! – повторила я.
– Возможно, вы припоминаете, что Тимиха из Спарты, находясь на последних месяцах беременности, откусила себе язык, чтобы не выдать секреты Пифагора тирану Дионисию. Она выплюнула свой язык ему под ноги.
Как только мне подвернется возможность, я должна почитать про эту милашку Тимиху. Она мне по душе.
– Разумеется, есть закон о государственной тайне, – продолжал Доггер, – но это совершенно другое дело. Большинство античных философов, в том числе Конфуций, Платон и Аристотель, считали, что самое главное – это добродетельная дружба.
– Ты в это веришь?
– Да, – сказал Доггер, отлив немного инсектицида в ребристый резиновый пульверизатор. – Эти античные джентльмены редко ошибались.
– Значит, я тоже буду в это верить, – объявила я.
– Очень мудро, – сказал Доггер и удалился к розам.
Вот оно что. Решение упало на меня, как яблоко на Ньютона.
Я буду хранить секрет отца, думала я, возвращаясь из оранжереи. Но поскольку у меня не может быть добродетельной дружбы с ним, она будет у меня с кем-то другим.
Я подождала, пока Ундина отчалит в Святой Танкред на урок по конфирмации. Тетушка Фелисити настаивала на ее посещениях, невзирая на обстоятельства.
«Эта девочка нуждается в руководстве, – сказала она. – Хотя бы свыше». И она издала свой фирменный сердечный иронический смешок. Мне хотелось удушить ее. Сердечные иронические смешки заставляют меня бить во все колокола от тревоги, даже когда они исходят от членов семьи. Особенно от членов семьи.
Меня заставили сопровождать Ундину на первые несколько занятий. Не спрашивайте почему. Пути Господни неисповедимы. Поэтому я решила пропустить сегодняшний урок. Это дитя не нуждается в вооруженном эскорте.
На первом занятии она промычала: «Ибу сказала, что все священники бьют по пустому ведру».
«Что ж, дитя, – с ласковой улыбкой ответил викарий, – может, и так, но многие обнаруживают, что это ведро наполнено верой».
«И что такое вера?» – поинтересовалась Ундина.
«Это тайна», – сказал викарий.
«Ибу говорила, что все, кто пытаются объяснить что-нибудь, называя это тайной, – проходимцы», – заметила Ундина, скрестив руки.
Викарий бледно улыбнулся и сказал: «Твоя Ибу очень заботилась о тебе, – и добавил, как будто ему в голову пришла запоздалая мысль: – Она что-нибудь еще говорила?»
Я разгадала его стратегию. Он пытался обнаружить скрытые мины, перед тем как продолжить урок.
«Да, – заявила Ундина, расставив ноги и уперев руки в боки. – Она сказала, если Дарвин был прав, почему так получилось, что у Иисуса нет живых потомков?»
«Отличный вопрос, – заметил викарий. – Возможно, со временем мы дойдем до него».
Когда я открыла дверь на кухню, мои мысли на секунду вернулись к отцу, потом внезапно к миссис Мюллет, и тут меня парализовало: что, если она тоже член «Гнезда»?
Охваченная дрожью, я замерла на пороге. Эта мысль никогда не приходила мне в голову, хотя я знаю миссис Мюллет всю жизнь.