– И все? – уточнила я. – Возможно, вы могли бы позвонить инспектору Хьюитту.
– А, инспектор Хьюитт, – повторил он, переключившись с почесывания носа на ухо. – Он в основном занимается убийствами, полагаю. Неужели кого-то убили, а меня еще не проинформировали? Кроме покойного майора Грейли? – его плечи самодовольно затряслись от сдерживаемого смеха.
– Нет, насколько мне известно, – сказала я. – Но вы могли бы сказать ему, чтобы его парни посмотрели слово «сакситоксин» в Британской фармакопее или в любом другом хорошем справочнике по химии.
Констебль достал блокнот, и его «Биро» зависла над страницей.
– С-а-к-с-и-т-о-к-с-и-н, – повторила я по буквам, изображая всем лицом желание быть полезной.
– Мне нужно опросить малышку, – сказал констебль Линнет. – Я должен написать отчет.
Я открыла дверь шире. Констебль вытер ноги у порога, снял шлем, сунул его под мышку и вошел в вестибюль.
– Сюда, – показала я. – Она на кухне.
Констебль Линнет знал дорогу на кухню не хуже меня. Он приходит в Букшоу за порцией «рождественского полена» почти всю свою жизнь – наверное, с детства.
Доггер уже вернулся из каретного сарая и был занят тем, что бинтовал голову Ундины. Он отвлекся от своего занятия и вежливо улыбнулся констеблю Линнету, но не сказал ни слова.
Констебль снова достал свой блокнот и приготовил «Биро».
– А теперь, мисс, – сказал он, – расскажите мне, что произошло.
– Я собирала грибы, и на меня напал мужчина, схватил и заткнул кляпом рот, – сказала Ундина. – Пошла кровь. Больше ничего не помню.
Разумное дитя, подумала я.
Констебль Линнет выглядел разочарованным.
– Больше ничего? Вы уверена?
Ундина медленно кивнула.
– Мисс Флавия? – обратился ко мне констебль.
– Ундина не возвращалась, и я отправилась на поиски. Когда я нашла ее, она сидела в джипе в наручниках. Я не смогла ее вытащить. На меня напал Мэлоун. Я ударила его в коленную чашечку. Когда он упал, я прыгнула в джип и уехала в Букшоу.
Брови констебля почти скрылись под волосами.
– Вы управляли джипом? – уточнил он.
– Да, констебль.
– Вы когда-нибудь раньше водили джип?
– Да, констебль. Совсем недавно. Я помогла военнослужащим, которые застряли на джипе в воротах Святого Танкреда.
Он прикусил губу.
– Имеются ли у вас в настоящее время водительские права, мисс?
– Нет, сейчас нет, – ответила я, – но я планирую получить их, как только подрасту.
– Ясно, – сказал он и начал делать бесконечные заметки в блокноте. Ему пришлось перевернуть страницу, чтобы дописать.
– Боюсь, я должен доложить о происшедшем, – сказал он, закончив.
О чем именно он должен доложить? О том, что я управляла джипом? О повреждении церковного имущества американскими военнослужащими?
Я закатила глаза. Не хочу критиковать констебля Линетта, но мне жаль, если он напрасно потратит время.
– Полагаю, вы найдете Мэлоуна в Литкоте, – сказала я. – Рано или поздно он туда явится.
– Это не так просто, мисс, – заметил констебль, пряча свой блокнот. – Наша юрисдикция не распространяется на Литкот. По практическим соображениям это часть Соединенных Штатов Америки. Нам придется действовать через соответствующие каналы.
Мне хотелось плеваться огнем. Представитель иностранного правительства похищает британских детей на их собственной частной территории, в то время как представитель закона может доложить об этом какому-нибудь послу.
– Удачи, – пожелала я и, развернувшись на каблуках, покинула помещение. Есть предел человеческому терпению.
Мне нужно подумать. Мне нужно побыть одной.
Оставив Ундину и Доггера на кухне, я отправилась в лабораторию, устроилась на табуретке и начала перемывать мензурки и колбы. Когда мир сходит с ума, остается находить утешение в несомненных фактах науки: прикоснуться к мерным колбам, потрогать инструменты, дающие определенность: грамм – это грамм, песчинка – это песчинка, и так будет всегда и до конца времен.
Теперь начнем снова с самого начала. Нужно определить то, что известно наверняка, и отделить неизвестные вещи, чтобы потом поместить их в нужные места.
Что я точно знаю? Через четверть часа я осознала, что есть только один факт, в котором могу быть уверена: все это выше моих сил.
Этот факт так меня шокировал, что я чуть не упала с табуретки.
Хотя я по уши утопала в тайнах, мне было все ясно. Все эти отцовские дела, это загадочное министерство или то, что называют «Гнездом». Каковы его функции? Чем они занимаются?
Я уже обдумала мысль о том, что это организация убийц – инквизиция, члены которой выслеживают и наказывают грешников. Моя мать погибла во время одного такого задания на востоке, и ее миссию аккуратно замели под ковер – даже столько лет спустя.
А отец!
Как может отец так просто уйти из нашей жизни – как будто он поддался чарам незнакомой женщины? Женщины по имени Долг. Он действительно верит, что она важнее, чем его собственная плоть и кровь?
И сколько человек он убил? Что, если следующая в его списке – я?
Кому можно доверять?
Я переместилась за массивный стол дядюшки Тарквина, взяла лист бумаги и карандаш и написала этот вопрос в начале страницы. Через пятнадцать минут продолжительных размышлений у меня было только одно имя – Доггер.
Я поднесла спичку к уголку бумаги и почти со слезами наблюдала, как она горит. Смыла пепел в раковину.
Нужно сделать следующий шаг, и сделать быстро. Отец явно за пределами моей досягаемости, так что наверху этой навозной кучи остается только тетушка Фелисити.
Намочив фланелевое полотенце холодной водой, я как следует растерла лицо, чтобы вернуть яркие краски и придать выражение юношеского задора.
– Доггер, – решительно сказала я, вернувшись на кухню. – Завтра мне нужно в Лондон. Ты можешь отвезти меня или мне сесть на поезд?
– Я предполагал, что у вас могут быть такие планы, – ответил Доггер. – Я заправлю «Роллс-Ройс» и буду готов еще до восьми.
Но когда пришло время ложиться спать, и я бережно устроила Ундину в гнездо из одеял и подушек (господи, помоги!), я не смогла уснуть. Мой мозг превратился в огромную бетономешалку, бесконечно перемалывающую тонны сомнительных предположений, из которых только время сможет выделить факты.
По ощущениям, я уже несколько часов лежала, уставившись в потолок и воображая, будто следы от протечки – это карта сказочного королевства, как встречается на форзацах романов: с крошечными деревьями, обозначающими леса, и волнистыми линиями, разделяющими землю и море.
Где на этой карте я? С какими чудовищами должна сразиться?
Внезапно мне показалось, будто карта становится ярче, словно землю осветило восходящее солнце. Я села, осознав, что свет падает из-за окна.
Подбежав к подоконнику, я увидела, как вдалеке, за Висто, среди деревьев медленно движутся фары нескольких машин.
Это джипы? Они едут за мной?
Мэлоун все еще на свободе. У констебля Линнета нет никакой власти.
Сдержал ли констебль свое обещание и позвонил в штаб-квартиру полиции в Хинли с просьбой снять отпечатки автомобильных шин в лесу? Принадлежат ли эти фонари в ночи людям инспектора Хьюитта?
Или это вернулся Мэлоун со своими головорезами, чтобы закончить работу? Может быть, они сейчас во мраке крадутся к дому? Надо ли разбудить Ундину и, может быть, Доггера и Даффи?
Мое сердце бешено колотилось в груди, и в этот момент я потеряла сознание.
Когда мои глаза открылись, в окно падал дневной свет.
Утро! Я внезапно уснула. И все еще жива! Я подавила желание ущипнуть себя, мне хотелось броситься наружу навстречу солнцу.
Я громко засмеялась. Как это возможно, чтобы мозг вгонял сам себя в такой ужас?
Я оделась и побежала вниз по лестнице. Даффи и Ундина уже восседали за столом, Доггер подавал завтрак.
– Миссис Мюллет взяла выходной, – объяснила Ундина. – У нее простуди… филис или что-то вроде. Доггер готовит тосты с корицей.
– Это так, – сказал Доггер и поставил на стол серебряную подставку для тостов. – Корица в миске. Можете посыпать себе сами. Некоторые предпочитают побольше корицы. И ваше масло в масленке по центру, мисс Ундина.
Мы собрались вокруг подставки, намазывая хлеб и посыпая его корицей, словно сиротки в работном доме.
Мне потребовалась секунда, чтобы осмыслить слова Доггера.
– Ваше масло…
Потом наконец столкнулись стихии, как это, должно быть, произошло в момент Творения.
Ундина открыла рост, откусывая тост. Я вскочила на ноги и сильно ударила ее по лицу. Она завопила, и тост упал на пол.
Я резко повернулась, вырывая кусок хлеба из пальцев Даффи.
– Твое масло! – заорала я на Ундину. – Где ты его взяла?
Эта дрянь, должно быть, стащила его на кухне мертвеца.
Ошеломленная пощечиной Ундина съежилась, прижимая руку к щеке. Ее лицо покраснело и глаза наполнились слезами.
– В коттедже «Мунфлауэр», – прохныкала она. – Оно лежало у майора на леднике. Американское масло. Я взяла его, чтобы сделать тебе приятное. На церковном кладбище ты заставила меня дать клятву, помнишь? Быть добрее и ласковее друг с другом. Потому что мы сироты, так ты сказала.
Я почувствовала себя полной дурой. Как эта маленькая идиотка посмела выдать меня?
– Ты его украла! – воскликнула я, чтобы перевести тему.
Ундина наклонилась и без предупреждения ущипнула меня за плечо. Было ужасно больно, но я постаралась не подать виду.
– Если бы я это не сделала, они бы его уже использовали, не так ли? – сказала она. – Ты не забыла, масло дают по карточкам? Я просто хотела сделать подношение во имя мира.
– Откуда ты знаешь, что оно американское? – спросила я. Не собираюсь давать ей спуску. Мы все могли отравиться здесь и сейчас.
– Так написано на этикетке, да, Доггер? – сказала Ундина.
– Действительно, – подтвердил Доггер. – Пожалуйста, не облизывайте пальцы.
И с этими словами он скрылся в кладовке, вернувшись оттуда с фетровыми перчатками, которые он как-то использовал для полировки фамильного серебра.