Моя рука, словно живущая собственной жизнью, потянулась к потертой медной ручке и аккуратно повернула ее. К моему изумлению, дверь бесшумно открылась.
Я вошла внутрь.
Сразу за дверью располагался стеклянный прилавок, а под ним открытки с марками. Стены справа и слева и большая часть задней стены были закрыты полками с рядами огромных цветных альбомов.
Я вздрогнула. Это почти копия отцовского кабинета и коллекции марок в Букшоу: бесчисленные кусочки клейкой бумаги, пойманные и зафиксированные, словно экзотические бабочки.
Если здесь и был электрический свет, его признаков нигде не наблюдалось. Помещение было погружено во мрак. Мне показалось, как будто я провалилась в XVIII век, словно в одном из романов мистера Уэллса. Даже воздух казался древним, он пах старой бумагой, старыми чернилами и легкой суховатой вонью жадности.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что есть еще комнатка поменьше, в которой имеется маленькая маломощная лампочка, свисающая с потолка на потертом шнуре.
Я тихо и аккуратно постучала по косяку и переступила порог. Женщина в старомодном костюме отложила большое увеличительное стекло.
– А, Флавия, – сказала она. – Я ждала тебя.
Это была тетушка Фелисити.
Никаких объятий, поцелуев, улыбок. В конце концов, она из де Люсов. Возможна только одна реакция: я медленно прошлась по лавке, всматриваясь в корешки альбомов с марками, провела пальцем по стеклянному прилавку и наконец уселась на шаткий стул за прилавком.
Она сделала первый ход.
– Зачем ты пришла? – поинтересовалась она.
– Полагаю, вы знаете ответ, тетушка Фелисити, – сказала я, изумляясь собственной смелости.
– Да, – ответила она, – полагаю, да.
– Вы знаете и все время знали, что мой отец жив.
Напрашивался единственный вывод. С учетом того, что отец считался мертвым, эта удивительно неприятная пожилая женщина, вероятно, снова стала старшим из ныне живущих членов «Гнезда».
Тетушка Фелисити не ответила.
Я тоже промолчала.
Привычная игра, и победит только один из нас.
– Ну и? – смело спросила я. Сейчас или никогда.
– Флавия… – начала она.
Я дала ей выбор – сказать да или нет, но она им не воспользовалась. Как и отец, она собирается прятаться за оковами долга.
– Все в порядке, тетушка Фелисити. Вы можете ничего не говорить. Я видела отца и разговаривала с ним.
Она смотрела на меня с раздражающей неподвижностью, как ее, судя по всему, учили. Холодна, как замороженная рыба.
– В Бишоп-Лейси убили человека, – продолжила я. – Подозреваю, что его отравили, вернее, ему хитроумно подсунули яд, который он съел, ни о чем не подозревая. Это сделал американский военнослужащий Престон Мэлоун. Полагаю, что это «Гнездо» поручило Мэлоуну выполнить эту работу вместо бывшего киллера по имени Мордекай, по слухам уволенного. Но это не так, тетя Фелисити. Его просто отправили на другое место службы, как поступят и с Мэлоуном, если еще не сделали это. Словно пешки в шахматной партии.
Тетушка Фелисити продолжала изображать сверкающий айсберг.
– Преступление убитого человека, майора Грейли, – продолжила я, – заключалось не только в том, что он увидел и узнал отца на американской базе в Литкоте, но что он выболтал эту информацию третьим лицам, поставив под угрозу весь жестокий спектакль со смертью отца. Этими третьими лицами была миссис Мюллет. Но вы и так все знаете, да, тетя Фелисити?
– Флавия, – сказала тетушка Фелисити, – есть приказы долга и правосудия, неведомые даже самым высокопоставленным из нас.
– Невидимые хозяева, вы их имеете в виду.
– Можно и так сказать, – ответила она. – Но это для общего блага.
– Общее благо зачастую убивает невинных людей и обвиняет в этом бедных беспомощных слуг вроде миссис Мюллет. Вы это хотите сказать?
Прозвучало вовсе не так изысканно, как мне хотелось, но уж как есть. Я пытаюсь быть раздражающе рациональной.
Тетушка Фелисити взяла увеличительное стекло и начала рассматривать марку, зажатую пинцетом. Даже со своего места я видела, что это свежая марка, и она стоит не больше шиллинга даже для прыщавого школьника из деревенского общества коллекционеров марок.
– «Гнездо» – это в основном общество убийц, – возмущенно продолжила я. – Как вы принимаете решения?
– Это не моя зона ответственности, – ответила тетушка Фелисити.
– Убийцы-рабы! – боюсь, я повысила голос. – Вы не можете просто убивать людей, потому что вам так велит голос из бутылки. Не лгите мне!
– Нам не дозволено лгать, – сказала тетушка Фелисити, отложив марку и делая вид, что смотрит на меня через лупу. – Только недоговаривать. Помни, даже тени отбрасывают тени.
Только недоговаривать?
Это мне подходит!
Она холодно смотрела на меня. На все мои вопросы были даны ответы.
В считанные доли секунды мне стало ясно, что делать.
– Неужели вы не можете найти хоть каплю любви в вашем гнилом сердце для Ундины? – холодно поинтересовалась, сжимая кулаки так, будто держу в них гранаты. – Вам наплевать, что вы с ней сделали? Видимо, да. Но позвольте мне сказать вам кое-что, тетушка Фелисити. Если вы тронете хотя бы волос на голове Ундины или миссис Мюллет, ваш пузырь взорвется на весь мир. Я оставила полное изложение ваших деяний в руках самых высоких властей. Один неверный шаг – ваш или отца – и пиф-паф! Все ваше вонючее «Гнездо» взорвется.
Конечно, я не сделала ничего такого, но собираюсь. Временами хороший блеф работает лучше, чем самые достоверные факты.
Тетя Фелисити ничего не ответила. Она сидела, глядя мне в глаза змеиным взглядом, этим холодным голубым взглядом де Люсов, способным заморозить кровь на двадцать шагов вокруг.
– Я вас не боюсь, тетя Фелисити. – Мой голос сочился презрением. – Мне стыдно за вас. И вам должно быть стыдно за себя. И «Гнезду» тоже. Я больше никогда не хочу иметь с вами ничего общего – никогда! И, – добавила я, удивив саму себя, – если вы только подумаете о том, чтобы забрать у нас Ундину, я лично заставлю вас всех сгореть белым пламенем.
И с этими словами я встала со стула со всем достоинством, которое могла изобразить, развернулась на каблуках и вышла, изо всех сил захлопнув дверь за собой.
И пока я шла по тротуару к «Роллс-Ройсу», из которого вышел Доггер, чтобы открыть передо мной дверь, первый раз в жизни и в полной мере поняла, кто я такая. Я новый человек. Я возродившийся феникс.
Я Флавия де Люс – живой и полный жизни гриб, выросший на валежнике семьи де Люс.
Меня ждет удивительная жизнь.
14
Кто-то когда-то сказал, что каждый новый день дарует новые глаза. Не знаю, правда ли это, но мне кажется, что это должно быть так.
После стычки с тетушкой Фелисити я освободилась от чужого давления.
Я не стану ждать, пока инспектор Хьюитт явится и будет выжимать из меня информацию, я проявлю инициативу, позвоню в его штаб-квартиру в Хинли и оставлю сообщение у дежурного сержанта.
– Передайте инспектору, что я буду дома между двумя и без четверти три, – сказала я на манер престарелой герцогини в нафталиновых мехах, никогда не покидающий свое замшелое поместье.
Удивительно, но он явился. Его «Уолсли» подъехал к парадному входу в Букшоу ровно в два часа. Зазвенел звонок, Доггер открыл дверь, как мы договаривались, после чего удалился по своим делам.
Я пригласила инспектора в гостиную и села спиной к окнам.
– Надеюсь, у вас и миссис Хьюитт все хорошо? – поинтересовалась я.
Сначала приятности, потом неприятности.
– Да, – ответил он. – А теперь к делу о коттедже «Мунфлауэр».
– О да, – мило сказала я. – Возможно, вы могли бы освежить мою память?
– Прекрати, Флавия, – отрезал он.
– Ну что ж, в таком случае я освежу вашу. Майор Грейли был убит – и я должна добавить, что это была спецоперация, – неким Престоном Мэлоуном, американским военнослужащим на базе в Литкоте. Его оружием был яд сакситоксин, полученный из моллюсков. Вину предполагалось повесить на миссис Мюллет, которая приготовила жертве на завтрак грибы. Поскольку у нее не было мотива, смерть предполагалось приписать несчастному случаю.
Разумеется, у миссис Мюллет была связь с жертвой, майор Грейли ухаживал за ней в ранней юности. Но я не могла сказать об этом, не нарушив свое слово и клятву на крови. Я не могла рассказать инспектору Хьюитту о том, что миссис Мюллет продолжала в глубине души любить убитого, и о том, что она сначала унесла с места преступления коробку с куклами, а потом вернула ее на место.
Нужно сменить тему.
– Так что, понимаете ли, все дело в масле, – жизнерадостно продолжила я. – Яд был в масле из Литкота. Никакой связи с миссис Мюллет, если не считать того, что она неразумно пожарила на этом масле грибы. Если бы мы были более усердны…
Я не договорила. Я намеренно использовала слово «мы», чтобы дать понять, что полиция была так же старательна, как я.
– Некоторое время назад мы обнаружили, что майор Грейли перестал покупать масло в деревне.
Пальцы инспектора сомкнулись на его «Биро». Он не поднимал взгляда. Я рассказала ему о том, чего он не знал. Он может поджарить миссис Мюллет на огне, чтобы выяснить больше подробностей, но она скажет ему не больше, чем сама захочет.
Я продолжила:
– Мы выяснили, откуда взялся сакситоксин. Мои тесты были убедительны. Миссис Мюллет нечего скрывать.
– И этот Мэлоун… – инспектор Хьюитт сделал вид, что сверяется со своим блокнотом. – Престон Мэлоун. Сержант Мэлоун. Какой у него мотив?
Пришло время выложить карты на стол, но я приберегу некоторые на всякий случай.
Знает ли инспектор Хьюитт, что мой отец скрывается в подземельях Литкота? Возможно, да, но ему никогда не позволят намекнуть на это. Мне никогда не позволят узнать правду о моем собственном отце. Кровь, может, и гуще, чем вода, но по сравнению с государственной тайной это просто липовый чай.
– Предполагаю, что Мэлоуна мог нанять что-то из клиентов майора Грейли, – соврала я. – Кто-то из родственников повешенных.