Мне надо взять контроль над ситуацией: я должна действовать, а не ждать, пока мне поднесут тарелку с объедками.
Когда я вернулась на кухню, Доггер поймал мой взгляд и сделал почти незаметное движение в сторону кладовки. Я последовала за ним.
Он повернулся ко мне и прошептал:
– Что нам делать, мисс Флавия?
– Я собиралась задать вам тот же самый вопрос, – сказала я.
Доггер посмотрел мне в глаза.
– Полагаю, мы должны заняться этим делом.
– Я надеялась, что ты это скажешь. Миссис Мюллет не должна пострадать. Это самое меньшее, что мы можем для нее сделать, – произнесла я.
Доггер кивнул.
– Предполагаю, что вы могли бы прогуляться по окрестностям коттеджа «Мунфлауэр». Полагаю, воздух там особенно освежающий.
Разумеется! Наиболее очевидное место для начала расследования – это коттедж «Мунфлауэр». Я должна обследовать территорию глазами, ушами, носом, пальцами и ногами, и мне надо сделать это быстрее, чем Боб Крэтчит[13] поставит точку.
Ровно через семь минут мы с «Глэдис» неслись к деревне с такой скоростью, как будто за нами гонятся все фурии ада. Скорее всего, так и было. Дождь прекратился, и небо начало проясняться.
3
Расположенный прямо за церковным кладбищем, дом майора Грейли был единственным зданием на узкой улице и совершенно не соответствовал своему имени[14]. Не место для романтического приключения, а скорее убежище для грусти и раскаяния в глубокой тени деревьев в конце Брамблинг-лейн – разбитой дорожки, которая ведет от северо-восточной части кладбища Святого Танкреда. Этот дом повидал много дождей и насквозь пропитался сыростью. Как будто летний домик царя Нептуна, подумала я.
Полицейские еще не успели разместить никаких запрещающих объявлений, и охраны тоже не было видно. Что ж, я ведь знаю, где сейчас инспектор Хьюитт? Устраивает разнос констеблю Роуперу в Букшоу, и он не запрещал мне уходить. Это дар свыше, и я вознесла благодарственную молитву старому доброму Провидению.
Поскольку передняя дверь была заметна с дороги, я прогулочным шагом обошла здание и подергала оконные рамы. Увы, окна были закрыты, и черный ход тоже.
Я обладаю неплохими навыками вора-домушника, что неудивительно для человека, имеющего старшую сестру. С учетом того, что у меня две старшие сестры, я просто легенда.
Я забралась на ветки подходящей груши и пролезла в удивительно красивое георгианское створчатое окно, выделявшееся на стене как Золушка среди уродливых сестер. Его отливающие зеленью стекла светились словно от гордости за собственную красоту.
На секунду я остановилась и прислушалась. Ничего, если не считать пения птиц во дворе. Сильнее всего в этом месте ощущалась атмосфера печали, непреходящая аура далеких и не очень счастливых времен.
Правда, это странно, что печаль первым делом определяется по запаху? Можно было бы ожидать, что первенство будет у глаз, но именно нос замечает ее первым. Печаль – как дым, решила я, это запах, возникающий на грани ощущений.
Я сделала мысленную пометку исследовать этот вопрос, как только у меня будет возможность, и, может быть, даже написать небольшую монографию на эту тему. Бог знает, в моей жизни было много грусти, которой хватит на пухлый том – или даже несколько, если мне захочется погрузиться в эту тему.
Я вытерла нос рукавом и осмотрелась.
Как жаль, что Доггер не здесь. Две пары глаз лучше, не говоря уже о двух носах…
Я не стала звать Доггера с собой в коттедж «Мунфлауэр», потому что, когда дело касается взлома, компания не нужна. И я не хотела толкать его на нарушение закона. Забраться в чужой дом – не такое уж преступление, но вы понимаете, что я имею в виду. И в конце концов, поскольку Доггер старше меня, от него будут ожидать, что он лучше разбирается в том, что хорошо, а что плохо.
Несмотря на соблазн покопаться в вещах мертвеца, сначала нужно хорошенько изучить место преступления, до того, как его – или меня – потревожат. Начнем с главного. Доггер будет мной гордиться.
На цыпочках я пошла в сторону кухни вниз по темной узкой лестнице, которая должна была скрывать прислугу от глаз хозяев дома, словно плащ-невидимка прямо из арабских сказок.
Кухня, наоборот, оказалась на удивление яркой – как картина Вермеера. Несмотря на недавний дождь, робкие лучи солнца в шахматном порядке падали сквозь высокие створчатые окна на темные доски пола.
В середине помещения располагался маленький добротный квадратный стол с единственным стулом. Очевидно, именно здесь майор Грейли встретил свой конец.
Отравление грибами – грязное дело: не то, о чем Элизабет Барретт Браунинг захотела бы написать стихи. Гриб, наколотый на вилку, – вовсе не поляна с грибами, эффектно открывающаяся вашему взору.
И здесь не осталось ни единого следа.
Вы бы никогда не догадались, что здесь произошло. Кто-то явно приложил много сил, чтобы прибраться, и я задумалась почему.
Как полиция это допустила? Или они сами все убрали? Кто-то из них так напортачил? Возможно, злосчастный констебль Роупер? Я с ним даже не познакомилась, но мое сердце уже устремилось к нему на нежнейших крыльях.
Я опустилась на колени и забралась под стол, наклонив голову, чтобы рассмотреть обратную сторону столешницы. В делах об отравлении есть то, что чаще всего пропускают, и это изучение нижних частей и обратной стороны предметов обстановки. «Медицинская юриспруденция» Тейлора об этом не упоминает; и Агата Кристи, кстати, тоже.
Тыльная сторона столешницы всегда темнее верхней, и этот стол не стал исключением. Я не сообразила захватить с собой фонарик, но это не помеха. В конце концов, кухня – это склад инструментов, и в ее ящиках и шкафах обычно полно всего.
Я встала на ноги. Решение обнаружилось в третьем ящике: набор посеребренных ложек. Я выбрала самую яркую, потерла ее о свою юбку и вернулась под стол. Нацелив ручку ложки на ближайший квадрат света на полу, я поворачивала мой импровизированный фонарик, пока он не отбросил луч света на тыльную сторону столешницы.
Я провела пальцем по грубым деревянным доскам. Они были слегка влажными – не сухая, как лист поверхность, какую ожидаешь найти в старой деревенской кухне. Я поднесла палец к носу. Запах хлорки ни с чем не спутаешь. Кто-то здесь прибрался. И совсем недавно.
Я выбралась из-под стола и перевернула стул.
Ага!
Я нашла недостающее: не частички непереваренной говядины, как в случае с призраком Марли[15], но следы непереваренных грибов. Я поскребла их ногтем.
Временами я благодарна судьбе за то, что перестала грызть ногти, и это тот самый случай. Остатки присохли, но не до такой степени, чтобы не подлежать анализу. Пока я отдирала их, мое внимание привлекла вспышка света: почти незаметная, но явно не воображаемая. Как будто где-то вдалеке мигнул маяк, замеченный вахтой на корабле.
Быстрый рывок к ящику со столовыми приборами – и вторая ложка для супа у меня в руке. Это будет непросто: с помощью первой ложки я сфокусировала солнечный свет на остатках грибов, а вторую ложку я перевернула, чтобы ее тыльной стороной отразить это что-то.
Я чувствовала себя девочкой с десятью большими пальцами из волшебной сказки, но, клянусь подвязкой королевы, у меня получилось!
Как я подозревала, отблеск света оказался кристаллом: крошечным, но тем не менее. Скорее бы вернуться домой и изучить его под мощным микроскопом Ляйца.
Чтобы быть хорошим химиком, требуются острое зрение и крепкий желудок, и у меня есть и то, и другое. Должна заметить, если я еще этого не сделала, что, хотя у меня есть пара очков для чтения в черной оправе, на самом деле мне они не нужны. Их всучил моему отцу недобросовестный офтальмолог в темной лавчонке рядом с Ковент-Гарден, и я надеваю их, только когда мне нужно вызвать сочувствие и у меня мало времени.
На секунду я думала, не похитить ли одну из этих ложек и не сделать ли на ней гравировку: «Необходимость – мать изобретательности». Прекрасный сувенир на память об этом необычном деле.
Но как же доставить содержимое желудка покойника в Букшоу? Нужно что-то мягкое, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Что-то, что защитит от воздуха и пересыхания.
Озарение снизошло на меня, как ангелы науки с небес.
Я отвернула накрахмаленный плоский белый воротничок, который меня заставила надеть миссис Мюллет, нанесла остатки завтрака майора Грейли на изнанку и аккуратно вернула его на место. Никто не найдет здесь смертельный образец.
Внезапно свет заслонила какая-то тень. Кто-то прошел мимо окна? Вместо того чтобы упасть на пол или прижаться к стене, я замерла на месте, словно пойманный ястребом кролик. Любое движение, даже самое незаметное, может привлечь внимание.
Разве полицейских не учат не ходить под окнами? Я думала, им это вбивают в головы начиная с первого дня в полицейском колледже.
Я не осмеливалась даже переместить взгляд.
– Ты поймана, черт тебя возьми! – рявкнул хриплый голос прямо мне в ухо, и меня грубо схватили за локоть. Сердце ушло в пятки.
Я резко повернулась и обнаружила себя нос к носу с Ундиной.
– Я следила за тобой, – радостно объявила она, не дожидаясь, пока я начну отрывать у нее конечности.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела я, опасаясь говорить громче.
– Вторгаюсь на чужую территорию, – сказала она. – Как и ты. Давай продолжим.
В моей голове пронеслись разные мысли – и ни одной доброй.
– Иди встань у входной двери. Найди окно. Сделай так, чтобы тебя никто не заметил. Крикни, если кто-то появится.
– Да, о великая! Благодарствую, о великая! – сказала Ундина, падая на колени и молитвенно складывая ладони.
Я вышла из комнаты, предоставив ее вариться в собственной глупости.
По темному коридору я вышла в переднюю часть дома. Пользуясь своим собственным советом, я выглянула сквозь занавески того, что я приняла за гостиную и откуда было хорошо видно калитку.