Так отчего же сейчас Сиракава вдруг оказалась в центре внимания стольких ёкаев?
– Ты юки-онна. Ты просто отморозила мужчине все то достоинство, что у него было, – презрительно бросила Генко и скривилась, словно съела юдзу.
– Он был счастлив! – взвизгнула в ответ О-юки.
– Он замерз до смерти из-за того, что не понравился тебе. Ты убиваешь без особой причины. Потому что захотела или просто потому что тебе кто-то чем-то не угодил. – В голосе Генко звучало неприкрытое отвращение. Она казалась искренне возмущенной поступком незваной гостьи и теперь едва сдерживала свое недовольство.
– А вы, лисицы, поступаете не так?
«Почему это напоминает двух уличных кошек?» – вдруг подумал Тетсуя, делая несколько шагов назад и крепче перехватывая меч. Рукоятка все никак не оттаивала, даже наоборот – становилась холоднее с каждым мгновением.
– Пока юки-онна жива, клинок будет только еще больше леденеть. – Генко проигнорировала вопрос О-юки и обратилась к Тетсуе, который упрямо сжимал оружие: – Так и сам замерзнешь.
Поборов желание сохранить меч в руке, Тетсуя положил его на землю и крепко сжал кулаки – ладони нещадно горели. Он даже не представлял, что холод может так обжигать.
– Итак, вот тебе небольшой урок, дитя. – Генко спрыгнула на землю, отбросила в сторону деревянную палочку от данго и остановилась под суги. – Юки-онна – ёкай холода. Либо умерла от него, либо ее убили зимой – это не так важно. Главное, что ты должен запомнить, – она безжалостна, а еще любит порезвиться с мужчинами, пользуясь своей красотой. Правда, для мужчины такая ночь страсти станет последней, даже если он выживет по итогу. – Генко хмыкнула, заметила недоуменный взгляд Тетсуи и тяжело вздохнула: – Проведешь с ней ночь – и забудешь про наследников. Нечем их делать будет.
– Многие, даже зная все это, хотят провести со мной ночь! – гордо произнесла О-юки и широко улыбнулась.
Тетсуя вздрогнул, представив эту картину, а Генко посмотрела на юки-онну так, словно перед ней стояла особо глупая персона. Тетсуя, пожалуй, впервые понимал кицунэ. Как юки-онну раньше не убили с таким детским и своевольным поведением? Конечно, все ёкаи были самовлюбленными в той или иной степени, насколько понял Тетсуя, но он сомневался, что кто-то еще будет столь… неразумным.
– В любом случае, – Генко решила не заострять внимание на юки-онне, будто стыдилась того, что они обе считаются представителями ёкаев, – лучшее оружие против снежных дев – огонь.
Тетсуя раздраженно покосился на Генко. Откуда ему взять огонь? Вокруг них росли деревья, разжигать пламя было опасно, да еще и эта демоница со своим холодом!
Словно отвечая на его мысли, Генко хмыкнула и щелкнула пальцами – на ладони тут же появился небольшой огонек. Юки-онна с опаской взглянула на него и зашипела рассерженной кошкой. Улыбка Генко стала шире и теперь напоминала хищный оскал. Огонь в ее руке разгорелся, превратившись из крохотного оранжевого язычка в пышущий жаром шар.
О-юки попятилась, бросая жалобные взгляды на Тетсую, словно надеялась, что он ей поможет, но взгляд ее непременно возвращался к кицунэ-би, которых становилось все больше и больше. Уже через пару мгновений вокруг Генко кружил с десяток шариков лисьего пламени, больших и обжигающих.
О-юки принялась озираться по сторонам в надежде сбежать. Но из леса выскочили лисицы и окружили ее плотным кольцом. Лисы вели себя так же своевольно, как и их хозяйка: они лениво лежали, сидели, а некоторые и вовсе затеяли игру перед самым носом врага. Слишком сильные, слишком самоуверенные.
Юки-онна оглядывалась по сторонам, пыталась найти выход, но время шло, а путей отступления она не видела. Лисицы окружили ее плотным кольцом, кицунэ-би угрожающе вспыхивали, заставляя О-юки пятиться.
Тонкий и звенящий крик сорвался с губ юки-онны:
– Обманул! Обманул! Обману-у-у-ул! – В крике звучали завывания метели, ледяные порывы ветра, вой снежного бурана.
Повалил снег, закрутился в смерч, в центре которого стояла О-юки. Она крепко сжимала полы кимоно, не щадя ткань. Глаза превратились в темные провалы, пугающие и затягивающие, в глубине которых мерцали ледяные искры. Ее жажда крови ощущалась почти физически, когда юки-онна крутила головой, рассматривая своих врагов.
Снег превращался в ледяные шипы, которые легко срезали траву и молодую листву. Тетсуя попятился, спасаясь от опасности и поглядывая на оставленный на земле меч – не пострадает ли от шипов клинок? Он был единственным напоминанием об отце, передавался в семье из поколения в поколение, поэтому меньше всего Тетсуя хотел потерять оружие.
– Расшумелась, – сказала Генко, и лес вспыхнул точно по кольцу из лисиц.
Тетсуя вскрикнул, опасаясь, что животные могли пострадать, но огонь их не тронул. Занялась сухая листва, трещали в пламени ветки, молодая трава нещадно дымила, а дым стелился по земле, приближаясь к кричащей юки-онне.
Тетсуя хотел попятиться, чтобы спастись от огня и дыма, но те аккуратно обходили его стороной, будто юноша был священным местом, куда нет пути ничему колдовскому.
Юки-онна резко замолчала, задышала глубоко и часто. Грудь ее высоко вздымалась, взгляд обещал мгновенную расправу, а руки сжимались и разжимались так, будто ёкай представляла, как впивается ими в чью-то – более вероятно, Генко – шею. Она все еще была бы несравненной красавицей, если бы не черные провалы вместо глаз.
Холод усилился. Землю и деревья, к которым еще не подобрался огонь, укрыл тонкий слой льда. Он расползался, становясь все толще и толще, пока не достиг высоты коленей О-юки. Она теперь практически сливалась с окружающим пространством, отчетливо виднелись лишь ее волосы да личико – почти красивое и перекошенное злобой.
– Он обманул, но… но не во всем! – бормотала юки-онна, переводя взгляд с Тетсуи на Генко и обратно. – Красивые мужчины тут есть… и лиса тоже… Плохая лиса, мне она не нравится, она почти такая же красивая, как О-юки! Не люблю красивых женщин: они могут забрать моих мужчин…
– Она еще и слабоумная, – хмыкнула Генко, и пламя разгорелось с большей силой.
Юки-онна снова закричала, усиливая разбушевавшуюся вьюгу, и на короткое мгновение Тетсуе показалось, что снежный вихрь преодолеет завесу из лисьего пламени. Генко нахмурилась и недовольно покосилась на собственный огонь, будто вина была только на нем, а она не имела никакого отношения к происходящему. Пламя тут же разгорелось сильнее – и вихрь отступил. О-юки ослабевала.
Тетсуя наблюдал за сражением. Хотя сражением в привычном понимании назвать это было сложно. Генко и О-юки не приближались друг к другу, а оружие им заменяли магия и ки.
Не будь противницей О-юки именно Генко, не исключено, что исход был бы иным: Тетсуя стал еще одной жертвой ёкая. Искал бы тогда кто-то настоящую виновницу или все опять обвинили бы Генко? Попытались бы ей отомстить?
Пламя практически облизывало ноги рычащей от злости юки-онны, но не спешило полностью поглотить ее, терпеливо ожидая приказа своей госпожи.
– Кто тебе сказал, что здесь живу только я и… красивые мужчины? – Генко задала вопрос недовольно, явно несогласная с фразой о «красивых мужчинах». И Тетсуя неожиданно для самого себя испытал укол обиды. Неужто Генко и правда считала, что в Сиракаве нет ни одного достойного мужчины?
– Он! – выкрикнула О-юки.
– Кто «он»? – Генко спокойно, терпеливо задала следующий вопрос.
– Достойный бог! – ответила юки-онна, широко распахнув глаза. На ее лице появилась сумасшедшая, по-настоящему демоническая улыбка. Тетсуя поежился и невольно сделал шаг назад.
– Да неужели? Настолько достойный, что отправляет других, только бы самому не пострадать?
– Он мудр! Отправил только меня, а не все войско. Если бы мне удалось уничтожить тебя, я доказала бы свое могущество! – Убежденность юки-онны в своей правоте пугала. Генко невольно нахмурилась. – Но мы думали, что ты слабее… ты же потратила так много сил…
О-юки принялась неразборчиво бормотать, лишь изредка в ее речи можно было разобрать фразы «Должна быть слабее» и «Он обманул, но он мудр». Тетсуя задумался: «А не была ли О-юки не в своем уме? Вдруг даже демоны лишаются рассудка?»
– Как зовут бога? – прямо спросила Генко.
Этот вопрос выдернул юки-онну из ее мыслей. Она уставилась на Генко пустым взглядом, а потом расхохоталась – пугающе, с надрывом. Лисицы недовольно зарычали и принялись расхаживать из стороны в сторону.
– Ты та, кому знать его имя не положено, глупая лиса! Он достойный, он мудрый, и он приведет нас всех на вершину этого мира, и мы будем главными в Такамагахаре[69]!
О-юки закашлялась. Чернильная кровь стекала по подбородку, заливая белое кимоно; похоже, даже упоминания ее повелителя было достаточно, чтобы защищающее проклятие начало работать. Генко удивленно вскинула брови, невольно впечатленная прозорливостью бога. На губах юки-онны продолжала играть безумная улыбка победительницы, словно О-юки не оказалась загнанной в угол.
Огонь взревел, искры взмыли в небо, лисицы протяжно взвыли, а Генко подошла ближе и встала возле Тетсуи, равнодушно наблюдая, как исчезает юки-онна. До последнего мгновения демоница улыбалась, упрямо глядя на Генко. Тело О-юки растворялось, пеплом опадая на землю, пока пламя наконец полностью его не поглотило.
– Что она хотела этим сказать? – Голос поддавался с трудом. Второй раз Тетсуя оказался так близко к демону и второй раз не смог себя проявить. Там, где ёкаи полагались исключительно на свои сверхъестественные способности, он мало что мог сделать.
– Что появилась тут не просто так, а из-за меня, – ответила Генко. – Даже если сама этого не понимала.
– То есть если ты уйдешь, то и демоны прекратят нападать на нашу деревню? – Вопрос прозвучал двояко, будто Тетсуя обвинял Генко во всех неприятностях деревни.
– Дитя, если бы я могла, я бы оставила эти горы, леса и тем более вашу Сиракаву, но меня буквально приковали к этой местности, так что тебе остается только терпеть мое присутствие. Тебе и всем твоим односельчанам, – улыбнулась Генко с ноткой покровительства, так что Тетсуя неосознанно захотел громко что-то возразить из простого упрямства, но сказать было нечего. Ему совершенно не нравилось, когда его принимали за неразумного мальца, а Генко делала это слишком часто.