Когда луна окрасится в алый — страница 50 из 66

– Встань, дорогая. Если бы я не знала тебя, Генко-чан, то посчитала бы эти слова лестью, но подобное тебе не свойственно.

Она выпрямилась, вновь ощущая, как перехватывает дыхание от силы ками. Фумайо, которого Генко не смогла спасти во время Обона, не мог сравниться силой с богиней плодородия, число почитателей которой значительно превосходило его. Мощь Инари походила на океан: она разливалась повсюду, и невозможно было понять, где ее край.

Вот только невольное сравнение погибшего бога с полной жизни богиней невольно вызвало в памяти слова Озему. Пусть Генко не соглашалась с ним, но признавала зерно истины в его замысле. Ками не равны по силе, и всегда будут недовольные и ущемленные.

– Какие темные мысли гложут тебя, дитя? – Инари не могла не заметить изменение в своей подданной.

– Я вспомнила о виновнике происходящего…

– Ах, да. Озему-кун. – Голос богини не изменился, но возникшее в воздухе напряжение дало понять, что она была недовольна и даже немного зла. – Ятагарасу как раз принес новые вести в Такамагахару. Впрочем, наверное, стоило ожидать этого от низшего из богов, да еще и не совсем чистой крови.

Генко опустила голову, не в силах смотреть на Инари в этот миг. Со стороны могло показаться, что она винила себя в дружбе с этим богом, но на деле стыдилась она по иной причине, которую не хотела признавать.

Старшие ками действительно были во многом слишком себялюбивы.

– Нет твоей вины в том, что он обманул тебя, дитя, – милостиво произнесла Инари, и это заставило Генко еще больше напрячься. – Впредь это будет уроком для всех.

– Да, моя госпожа.

Генко тяжело сглотнула, не в силах больше произнести ни слова, и подняла голову, когда убедилась, что может это сделать. Бьякко не сводила взгляд с ками, и буквально все в ее облике говорило о том, что она полностью разделяет мнение богини. И, наверное, не проживи Генко так долго среди людей, она бы считала так же, во всем соглашаясь со своей госпожой, но сейчас… Она не хотела сомневаться, но и не могла этого не делать.

– Я пока не могу оставаться слишком долго в мире смертных. – Инари медленно и плавно подошла к Генко, освобождая ее от тревог и неуверенности столь близким присутствием. – Дарую тебе благодать, моя дочь, и надеюсь, что ты сможешь покончить с хаосом, который здесь творится. Битва будет на земле, так покажи, на что способен мой генерал.

Губы ками мягко и невесомо коснулись ее лба – и Генко буквально задохнулась. Божественная ки растекалась по телу бурным водопадом, проникала в кости, оседала под кожей и гудела в крови. Силы было так много, что казалось, будто ей нет конца, что Генко не выдержит этой мощи и в итоге растворится в небытии. Глаза видели только яркий свет, в ушах звенели колокольчики, тело было словно невесомым и податливым, как глина, готовая принять любую форму.

– Ты так опустела за эти годы, но так хорошо поработала. – Мягкая ладонь на щеке медленно приводила Генко в чувство, возвращая в реальность. – До Хякки яко будь здесь и оберегай людей. А во время парада демонов мы уничтожим наших врагов.

В сиянии звезд, что устремились в небо неисчислимым количеством ярких точек, Инари и Бьякко исчезли, и лес вновь погрузился в блаженную тьму. Лисы и духи, которые и прежде наблюдали за случившимся, теперь сосредоточились на Генко.

Она тяжело дышала, все еще приходя в себя. Генко отвыкла от благодати достаточно, чтобы теперь все тело бурлило от силы, что ее переполняла. Она даже не догадывалась, насколько ей этого не хватало, как медленная потеря своей энергии незаметно отдаляла ее от некогда привычных способностей.

Руки все еще мелко дрожали, но Генко видела не это, а мягкое, едва заметное серебристое сияние, которое источала ее кожа. Неконтролируемая пока энергия пыталась улечься в теле, пробираясь глубже, в самое сердце и заполняя Хоси-но-Тама до краев.

Лисицы, ёкаи и духи, что не сводили с нее глаз, склонились, когда Генко оторвала взгляд от своих ладоней и заметила их. Почтение и благоговение, источаемые ими, были ощутимы едва ли не на физическом уровне. Генко обернулась к дому: на энгаве стояли дзасики-вараси и убумэ. Они обе улыбались, почтительно кланяясь своей госпоже, и держали в руках аккуратно сложенное черное, как самая глубокая ночь, кимоно, расшитое звездами.

– С возвращением, – в один голос произнесли ёкаи, и Генко наконец ощутила, что действительно вернулась.


Взмыленная лошадь тяжело дышала, когда Йосинори ворвался в деревню поздним вечером. Занимающую обычно полтора дня дорогу он преодолел за один, загнав одного коня и заменив его на другого в одной из небольших деревень. Пока Йосинори добирался до Сиракавы, повсюду видел отчаяние и страх. Согласно донесениям, празднование Обона было сорвано по всей стране, а в некоторых городах и деревнях завершилось кровавой бойней, где погибли ками, оммёдзи и мирные жители. Словно было мало затянувшейся войны.

Тории храма казались потускневшими, а Оота – еще более сгорбленным и дряхлым. Мико пытались выполнять свои обязанности, но по их встревоженным и уставшим лицам он понял, что зажигание фонарей на территории было последним, о чем они думали. Аямэ не было видно, но Йосинори не волновался о ней. Он бы не удивился, узнай, что она воспользовалась всеобщим отчаянием, чтобы выслеживать демонов и уничтожать их на месте.

Быстро расседлав лошадь, проведя предхрамовое омовение и поприветствовав обитателей храма должным образом, Йосинори убедился в прочности пояса, на котором был закреплен Кусанаги, и направился к Генко. Будь обстоятельства другими, он бы никогда не потревожил ее в столь позднее время, но нависшая над всеми опасность гнала его вперед.

Йосинори видел очередной кошмар и больше не сомневался в том, что сон станет реальностью. Пылающие деревья освещали все вокруг гигантскими факелами. Ёкаи и духи заполонили собой землю и небо. Воздух гудел от энергии демонов и богов. Дрожали горы. Звон металла и вспышки божественного пламени разносились повсеместно. Крики боли и рев победы заполонили пространство. А на фоне этого полная луна кровавым диском повисла в небе, равнодушно глядя на происходящее.

До красного полнолуния оставалось меньше месяца, если предсказатели правильно высчитали время ее появления.

Ночь медленно вступала в свои владения, над горами в беззвездном небе уже всходила растущая луна. Лес, примыкающий к храму, молчал и в сочетании с надвигающейся тьмой настораживал и пугал. Оммёдзи отругал себя за поспешность. Прежде он не ходил в эти горы ночью – тропинка виднелась не дальше, чем на пару шагов, а после она терялась, и было слишком легко сбиться с правильного пути. Следовало взять с собой фонарь или хотя бы пару бумажных сикигами, чтобы они освещали дорогу, но он не хотел тратить ни капли драгоценного времени. Если Кагасе-о доберется или уже добрался до Генко…

Он запретил себе об этом думать.

Загоревшийся в шаге от него бледно-голубой огонек заставил Йосинори замереть, а после сосредоточиться на пламени. Шар света плясал на ветвях, медленно стекая вниз, подобно капле воды, чтобы потом впитаться в кору дерева и вновь появиться на ветке. От огонька не ощущалось никакой негативной энергии, так что Йосинори отмахнулся от духа и поспешил дальше. Но стоило ему сделать еще пару шагов – как вдоль тропы появились такие же шары света. Они не обжигали ни жаром, ни холодом, не наносили никакого вреда деревьям, а только освещали путь.

Тихо поблагодарив духов за помощь, Йосинори ускорил шаг.

Яркая, ослепительная вспышка света озарила лес и устремилась в небо. Йосинори едва не сорвался на бег, но лес словно стал гуще, преграждая путь к дому Генко. Но как только последние сияющие искры света исчезли в вышине, дорога стала просторнее, ровнее и буквально вытолкнула Йосинори к Генко, которая как раз медленно спускалась по ступенькам дома, облаченная в столь темный наряд, что могла слиться с ночью, если бы сама не источала легкое сияние.

– Спасибо, что привели его, цурубэ-би. – Она не дала Йосинори задуматься над происходящим. Огоньки, что направляли Йосинори, на мгновение стали ярче, после чего вновь успокоились. – Рада тебя видеть, Йосинори.

Она легко подошла к нему и внимательным, несколько требовательным взглядом впилась в его бок. Тот самый, куда его ранил демон. Туго затянутые бинты не давали ране разойтись и кровоточить, но немного сковывали движения и заставляли Йосинори двигаться резче, что, вероятно, и заметила Генко.

– Рад, что с тобой все в порядке, – вместо ответа произнес Йосинори, внимательно осматривая ее. – Но…

Присутствие Генко теперь ощущалось иначе. Более ярко и насыщенно, словно она заполоняла собой все пространство, но не подавляла, а лишь давала о себе знать. И при этом казалось, что ей немного не по себе. Движения были чуть более скованными, шаг меньше, а выражение лица – несколько напряженным.

– Что случилось?

– Только что здесь была Инари-сама.

Она больше ничего не произнесла, но этого было достаточно. Йосинори кивнул, испытывая противоречивые эмоции, что разрывали его на части. Он ощущал облегчение и благодарность богине и теперь понимал осторожность в поведении Генко. К вновь обретенной силе все же еще нужно было приспособиться. Но в то же время тревога от мысли, что Генко совсем скоро покинет земной мир и вернется в небесное царство, тяжело осела на сердце.

Несмотря на переполняющую ее божественную энергию, выглядела Генко уставшей и несколько отчужденной. Тяжесть предательства, о котором Йосинори узнал, когда они расположились на энгаве, давила на нее куда больше, чем Генко готова была показать.

– Прости, я повела себя ужасно грубо, – вдруг произнесла она, мягко поведя пальцами, словно играла на кото[82].

На ее пальцах вспыхнул свет. Серебристое сияние превратилось в нити. Они извивались в воздухе подобно волнам, затем протянулись к Йосинори, а после безошибочно устремились к ране, которую лекари грубо зашили, обработали мазями да затянули потуже бинтами.