Сусаноо вышел вперед, загораживая собой нескольких младших богов, и двумя руками взялся за меч. Его ки распространялась потоками такой силы, что воздух вокруг видимо дрожал, заставляя черный туман сначала замереть, а после нерешительно обтекать бога.
Напряжение давило на плечи неподъемным грузом, и Генко, наконец, заставила себя попробовать найти причину усилившейся ауры Ёми. В голове шумело, и уже было непонятно почему: от паники и страха или же из-за того, что она потратила слишком много сил.
Ухо дернулось, отмечая шум, слишком несвойственный тому, что происходило вокруг. Никто не двигался, но звук приближающихся шагов – частый, торопливый – заставил ее вновь отвлечься от врат и повернуть голову. К ним быстро, насколько позволяла вязкая энергия, погрузившая мир в безмолвие, спешил Йосинори. Он обходил тела погибших, пытался пробраться сквозь замерших ёкаев, но продолжал упрямо двигаться вперед. За ним шла Аямэ, медленно, будто преодолевая толщу воды, с явным нежеланием идти сюда, но врожденное упрямство не позволяло ей отступить. Ее поддерживал Карасу-тэнгу, но даже он передвигался с трудом, тяжело дышал, и крылья за его спиной едва заметно подрагивали, готовые подхватить малейшее дуновение ветра и унести ёкая как можно дальше от этого места.
Люди. Они были простыми людьми, которых ками наделили благодатью перед сражением. Даже с дарованной силой оммёдзи не могли противостоять энергии Ёми, но все равно продолжали бороться.
Сусаноо рванул вперед так быстро и неожиданно, что никто не понял, почему он это сделал. Но грохот падающих камней, скрежет горной породы быстро пояснили причину такого поступка.
Не ощутив никакого возмездия со стороны Небес за вольность и наглость, Горное божество вышло из Ёми. Значительно большее в размерах, чем казалось изначально, оно производило впечатление неповоротливого и медленного воина, но было на удивление быстрым, проворным и столь же смертоносным, как оползень или камнепад. Горное божество встретило обрушившуюся на него атаку Сусаноо с легкостью, которой на деле не было. Сила ками, вложенная в удар, обладала такой мощью, что скрестившиеся клинки высекли искры.
Вслед за божеством из Царства смерти в мир вырвались чудовища. Они с тэцубо наперевес, цутигумо на длинных паучьих лапах, кошмарные кидзё, огромных размеров мононоке, восьмиглавые санмэ-ядзура, кровожадные онрё, шипящие от ярости нэкоматы… Демоны все прибывали и прибывали, вырывались наружу вместе с тьмой, и все они были куда больше тех чудовищ, которые существовали среди живых. Их появление словно разбудило всех – ками и оставшиеся ёкаи бросились им навстречу, вновь зашумела битва голосами криков, воя, скрежета когтей и предсмертных воплей.
Оставшиеся воплощения бога грома так и стояли на землях Ёми и смотрели на сражение с пустыми лицами. Ни заинтересованности, ни желания вырваться на землю, ни злости – божества равнодушно взирали на ками и демонов и не двигались. Генко несколько мгновений наблюдала за ними, ожидая, что они предпримут, но в итоге была вынуждена примкнуть к сражению, когда несколько цутигумо бросились в их с Инари сторону.
Бьякко дышала с трудом, но отбивалась, пуская в ход когти и хвосты. Она рычала и не позволяла врагам приблизиться к Инари, изредка использовала кицунэ-би, так что жесткая шерсть на паучьих телах загоралась и издавала отвратительный кислый смрад. Генко же действовала наоборот. Она использовала не тело, а энергию. Лисий огонь танцевал вокруг нее не прекращая, то опаляя тела цутигумо, то неистовым пламенем проносясь по земле, обжигая тонкие лапы, так что демоны падали и верещали. Чувствительные к звукам уши в эти моменты хотелось зажать, но приходилось бороться дальше, не давая никому пробраться к богине.
В гуще сражения Генко потеряла Йосинори. Его аура буквально утонула в водовороте ки, которую испускали Сусаноо и Горное божество.
– Генко. – Голос Инари был твердым и настойчивым, и Генко заставила свой огонь разгореться ярче и взметнуться выше, отрезая возможность цутигумо добраться до них.
– Моя госпожа?
– Оставь демонов мне и своей сестре. Покончи с Озему.
Генко метнула взгляд на застывшего бога. Его лицо, казалось, посерело и поплыло, как расплавленная свеча, но жизнь бурлила в теле, подпитываемая Хоси-но-Тама погибших кицунэ.
Генко кивнула, напоследок опалив демонов лисьим пламенем, и бросилась вперед, чувствуя, как сердце сжимается в груди от страха и дурного предчувствия. Генко всеми силами отгоняла от себя любые мысли, стараясь сосредоточиться только на Озему. Если она сейчас подумает о сестре, о своих лисах и кицунэ, о Йосинори…
Небеса не были к ней милосердны. Голос Йосинори она услышала неожиданно и совсем рядом, его крик прорезал орущую толпу и буквально заставил Генко замедлиться и повернуть голову.
Йосинори прихрамывал. В его правую ногу впился нодзути – мелкий ёкай, больше походящий на волосатую гусеницу, чем на опасного демона, но с полным ртом острых, как иглы, клыков. Он вгрызался Йосинори в бедро, оставляя рваные раны, и будь укусы хоть немного глубже – Йосинори бы давно уже истек кровью.
Аямэ ударила нодзути танто с уверенностью лесоруба, много лет подряд орудующего топором. Демон захрипел, разжимая челюсти, и без того короткое тело двумя половинами рухнуло на землю. В мешанине движений оммёдзи в сопровождении тэнгу сдвинулись в сторону, и подползающие друг к другу части нодзути были растоптаны они и не смогли уже срастись обратно.
Ее вина. Генко понимала это с ужасающей ясностью, знала, что Йосинори пострадал не из-за проворности и силы мелкого демона, а потому, что отвлекся на Генко.
И так будет и дальше. До тех пор пока врата Ёми открыты, пока демоны выползают оттуда нескончаемым потоком, пока воплощения Райдзина готовы прийти в этот мир, пока Озему жив, – Йосинори будет страдать снова и снова, подставляя себя под удар.
Смахнув выступившие на глаза слезы, Генко отвернулась от Йосинори и бросилась к Озему, слыша окрик возлюбленного. Обходить чужие битвы и огибать тела павших, чтобы добраться до Озему, было куда сложнее, чем могло показаться изначально. Сусаноо и Горное божество Генко пришлось и вовсе обходить по широкой дуге не столько из-за размаха сражения, сколько из-за испускаемой ими силы – каждый удар их мечей сопровождался раскатом грома и вспышкой молнии, и оставалось только предполагать, было это гневом Небес или результатом столкновения божественных сил.
Тьма окутывала ноги Озему густым черным коконом, медленно взбираясь вверх. Божественные одеяния, неподвластные никаким разрушениям, тлели на нем и чернели, а прежде белые изнеженные руки ученого, что впились в нагинату, покрывала теперь тонкая паутина чернильных разводов. Некогда благородный ками становился все более похож на обитателя Ёми, и это пугало Генко даже сильнее, чем открытые врата за его спиной.
Она не могла подойти ближе чем на кэн – мрак у ног Озему тут же ожил и ринулся на Генко, готовый поглотить ее или уничтожить. И вместе с тьмой на нее поднял взгляд бог. Впервые с момента открытия врат Озему сдвинулся и теперь смотрел на Генко так, словно жаждал вырвать ее сердце из груди собственноручно. Его губы разжались, намереваясь что-то сказать, но из горла раздалось только тихое змеиное шипение.
– Генко!
Крик Йосинори отвлекал, но и дарил силы, которых, казалось, уже не было. Боль, скрываемая в его голосе, но все равно различимая, подталкивала бороться дальше, но как? Генко не была уверена, что способна еще хоть на что-то. Она не родилась всесильной, в ней не текло ни капли божественной крови, чтобы использовать больше энергии, даже под угрозой последующего наказания Небес. В ней лишь хранилась…
Ох… Она знала, что делать.
Это было так очевидно, так просто, лежало на самой поверхности, но, как и каждая кицунэ, Генко игнорировала это.
Хоси-но-Тама – жемчужина, в которой копилась вся жизненная энергия кицунэ, вся мощь, способная как излечивать своих владелиц, так и уничтожать врагов даже ценой собственной жизни. Все, что следовало сделать Генко, – пожертвовать своей жемчужиной. Излить накопленную столетиями силу, выпустить ее наружу без остатка, не сдерживаясь, чтобы даже оболочка исчезла.
Ни одна кицунэ никогда не делала этого, хотя правильнее сказать – не доводила начатое до конца. Потому что страдания от разрушения собственной Хоси-но-Тама превосходили любую пытку. Пожалуй, то, что Генко испытала от попадания крови Озему в ее тело, наверное, она могла назвать схожим, но страх испытать подобные мучения преобладал над разумом, утверждающим, что это нужно сделать.
Озему вновь зашипел и попытался сдвинуться с места, но тело слушалось с трудом. Движения его были неуклюжими и дергаными, он едва мог контролировать собственные конечности, а охватившая ноги тьма и вовсе не позволяла ему сделать хотя бы шаг.
– Генко!
Она обернулась к Йосинори, уже зная наверняка, что видит его в последний раз. Израненный, с беспокойством во взгляде, крепко сжимающий Кусанаги, он был невыразимо прекрасен, и Генко не сдержала улыбки.
– Прости, – прошептала она одними губами, а после, невзирая на клубящуюся тьму, рванула к Озему, обхватила его за плечи – и ее мир объяло пламя.
Боль действительно была похожа на ту, что она испытала от влияния проклятой крови. Генко горела снова и снова, словно кожа, мышцы и кости оплавлялись, нарастали вновь, чтобы цикл повторился сначала. Хоси-но-Тама была живой, как еще одна жизнь, хранящаяся в теле кицунэ, и она отчаянно не хотела умирать, а потому боролась с собственной хозяйкой.
Агония охватила Генко, и в ушах ее раздался крик – столь громкий и душераздирающий, что заглушил собой все остальное. Только через мгновение, такое же болезненно долгое, как и до этого, она поняла, что это ее крик, и он ничего не заглушил, просто битва остановилась, и все смотрели на нее с Озему.
Он вторил ее воплю. Жемчужины убитых кицунэ в нем отзывались Хоси-но-Тама Генко и рушились, трещали, выпускали в мир силы, не принадлежащие богу, что их похитил. Озему пытался вырваться из вынужденных объятий, но не мог, потому что тело Генко окоченело от боли.