Клеем можно замазать все, что хочешь. Это и антисептик, и ранозаживитель. Он не щиплется и не пачкается, как зеленка. Его не нужно сыпать на рану, припорашивая все вокруг, как современные рекламируемые средства. Надо чуть намазать и походить. Рана сама затягивается. Даже такая, как у меня. На копчике, точнее, еще ниже. Волшебное средство у меня было с собой, но как его намазать на нужную часть, я не знала. После лежания на тонком коврике на дощатой террасе, где проходила зарядка (я каждый раз, чтобы отвлечься от страданий, повторяла текст незабвенного диктанта про Агриппину Саввичну, которая как раз на дощатой террасе потчевала чаем коллежского асессора… и так далее), я лифчик не могла самостоятельно застегнуть – так болели руки. А после шезлонга засунула в чемодан платье с молнией на спине. С возрастом многие застежки даются с трудом. Это ж не как в молодости – руку вывихнешь, лишь бы застегнуть молнию на платье. Тут уж надо выбирать – или молния, или собственное начинающее дряхлеть и деревянеть тело.
Я умею выкручиваться так, чтобы сделать самой себе укол в ягодицу. И в правую, и в левую. Думала, что и с клеем справлюсь. Легла на кровать, как-то соразмерила собственные объемы. Мне даже удалось намазать пострадавший ни за что ни про что копчик. Я уже начала благодарить мать-природу за собственную гибкость, когда поняла, что правую руку, застрявшую между ягодиц, уж простите за интимные подробности, назад вернуть не могу. Не выворачивается. Заклинило. Решила полежать и подождать – вдруг отпустит? Еще думала о том, что сейчас вернется дочь и увидит меня в такой позе, причину которой я при всем своем писательском воображении не смогу объяснить. Так что я перекатилась в полете на бок, за короткое время освоив искусство левитации. И не такое сделаешь, когда на попу сесть не можешь. Сползла с кровати на пол. Правая рука по-прежнему лежала на спине лицом вниз. То есть ладонью вниз, что доставляло дополнительные неприятные ощущения в области кисти. И да, я тоже лежала лицом вниз, так что описание вполне точное. В таких ситуациях, как я читала, нужно представить себе, что твоя рука вовсе не твоя, и ее нужно просто переместить куда следует. Отличный совет. Интересно, авторы пробовали провести этот эксперимент на себе? Уверена, что нет. Я больше верю в стресс и адреналин. И в то, что боˆльшая боль может затмить меньшую. Пока я думала, как с помощью медитации и дыхательных упражнений, подслушанных у йогов из соседней беседки, абстрагироваться от собственного тела, ладно, хотя бы от руки, в номер вбежала дочь и плюхнулась на меня обниматься.
Она, конечно, очень худенькая и весит даже меньше положенной нормы, согласно таблице роста и веса для гимнасток. Тридцать килограммов веса рухнули на меня – на руку, копчик, спину. Я охнула и тут же выпростала руку на место. Легла на бок, потому что клей, видимо, разошелся. И поняла, что это счастье. Когда кто-то может плюхнуться тебе на спину, на живот, на голову в момент твоего прощания с жизнью. Только тогда начинаешь по-настоящему жить. Быстро вскакиваешь, чтобы собраться на ужин. Копчик? Да ну его. Попросила дочь замазать зеленкой. Она залила щедро. С трусами можно попрощаться. Но не жалко. Дочь даже дула, чтобы не щипало.
Я плакала от счастья – есть кому не только подать стакан воды, но и залить попу зеленкой.
Заставляю себя абстрагироваться и стать сторонним наблюдателем, репортером. Наблюдать за реальностью, стоя в стороне. Известный прием, которому раньше учили всех журналистов. Лучше бы я его не применяла. Тут живут странные люди, будто специально собранные в одном месте сумасшедшим сценаристом.
Женщина, молодая мать, удивительно доброжелательная и улыбчивая даже по утрам. Ласковая и нежная с дочкой. Сентиментальная. Плачет, что бы дочь ни сделала – нарисовала на асфальте человечка, прыгнула в бассейн. Не расстается с чайной чашкой темного стекла.
– Я привезла кофе из Москвы, но закончился. Вы тут какой покупали? – спросила я.
– У меня ром. Но трех оставшихся бутылок точно не хватит. – Сказала так, будто я собиралась попросить бутылку. Секрет счастливого отдыха оказался прост.
И опять названия, как говорят в столице, «нейминг», прости господи. Магазин на пляже «Вкусняшка», кафе «Сытняшка», лавчонка принадлежностей для пляжа «Надувнушка», игрушек – «Игрулька».
Вывески. На сей раз креативные: «Прежде чем открыть этот кран, читайте здесь». И стрелочка-указатель. «Не мыть ноги под этим краном. Штраф – 500 рублей! Кран принадлежит кафе! Трубопровод тоже!» Старая деревянная раздевалка с новенькими блестящими вывесками одна под другой: «Раздевалка мужская», «Раздевалка женская». Гендерное равенство в действии.
Одинокий уличный фонтанчик. Как в моем детстве. Нажать и жадно пить, ловя тонкую струйку. Сейчас все от него шарахаются. Даже зубы чистят, используя бутилированную воду. Я нажала и умылась. Так и не заставила себя сделать глоток. Да и фонтанчик уже не тот. Не обтертый тысячами рук, гладкий, отполированный до блеска жаждущими губами. Живой. Мы в детстве на таких фонтанчиках желания загадывали – потрешь рукой о раковину, и оно исполнится. Но нужно что-то простое. Например, загадать пирожки с яблоками на ужин. Или чтобы завтра зарядки не было, потому что пойдет дождь. Или чтобы устроили дискотеку вместо репетиции отчетного концерта. Все говорили, что желания точно сбываются. А те, что не сбываются, неправильно загаданы. Этот фонтанчик наверняка тоже когда-то считался счастливым. А сейчас – заплесневелый, вонючий.
Только тут могут произойти самые необычные истории, в которые никто не верит, когда их пересказываешь. Я знаю таких множество, описываю их, но читатели списывают все на богатое писательское воображение. Если бы вы знали, как было на самом деле! Я не преувеличиваю, чтобы сделать ярче. Напротив, преуменьшаю, потому что это невозможно воспринять и переварить. Только в том случае, если не расставаться с чашкой, в которую до краев налит ром.
Когда мы ехали из аэропорта в наш пансионат, застряли в пробке.
– Долго стоять будем? – спросила я у водителя.
– Смотря что для вас долго.
– А пансионат хороший? Происшествий не было?
Я имела в виду отравления, тепловые удары, кишечную палочку, отсутствие воды и прочие бытовые неурядицы, которые всегда случаются в южных городках и поселках.
– Не, нормально все, только один мужик утопился. Но он йог, – ответил водитель.
– Какой ужас!
– Не, откачали. Вот ему, наверное, ужас. Он там уже в нирване, с рыбками, в водоросль превратился, а тут назад вернули, – иронизировал водитель.
– А чего утопился?
– Так кто его знает? Он же йог. Встретил солнце и пошел в море. Хорошо, дядя Паша пришел пораньше. Он и вытащил. Йог-то далеко не заплыл, даже до буйков не догреб, хилый какой-то. А дядя Паша – мастер спорта по плаванию в прошлом. Больше криков было. Но йог нормальным мужиком после этого стал. Бухал до конца отпуска. Про свои махатхары и асаны-фигасаны забыл. Ему наша Луизка такие асаны показала, какие тот в жизни не видел. Луизка – она такая, может. Тут вошла в положение и постаралась. Она у нас по этим йогам большой специалист. В цирке раньше работала. Теперь вот здесь трудится женщиной низкой социальной ответственности. На благо, так сказать. Мать у нее раковая, вот она и… на химию, на уколы обезболивающие. Это у вас там в Москве можно бесплатно, а у нас за деньги не достанешь… Луизка хорошая. Она не просто так, а помочь хочет.
Над нашими поселочком и пляжем начали летать самолеты. Военные. Низко и красиво летели. По одному, по два. С громким звуком. Все невольно пригибались и провожали самолеты взглядами. Даже бакланы перестали летать. Конечно, все полезли смотреть новости. Вялый вайфай в истерике выплевывал странную информацию – то учения, то эскалация конфликта. Зависал на том месте, когда хотелось посмотреть дату – свежая новость или нет. Но все чувствовали себя неуютно, подсчитывая вылеты и количество пролетевших самолетов. Одна из женщин написала мужу: «У нас тут «стрижи» летают». «Это прекрасно», – ответил муж. Но женщина имела в виду модель самолета, а не милых птичек, о чем и сообщила мужу. Но тот на боевых стрижей никак не отреагировал. Да, это были именно «стрижи» – мы все загуглили картинки и женскими мозгами сверили увиденное с изображениями.
– Дядь Паш, ничего не случилось? – спросила я у хранителя пляжа. Здесь он был главным. Сразу по всему и по всем. В его подчинении находился Славик, который нехотя выдавал шезлонги – своим и чужим, забывая брать плату с чужих, не отмечая при этом в журнале своих, пансионатских.
– Ну летают. Вам-то чё не спится? – Дядя Паша не любил ранние подъемы, но именно он должен был открывать доступ к пляжу. – А ваш какой номер номера? – спрашивал он новеньких. После чего запоминал всех в лицо, в любом купальнике.
– Ничего себе у вас память, – восхитилась я, когда он назвал меня по имени-отчеству и фамилии, плюс имя дочери, плюс номер проживания. Ладно это. Он запомнил, что у меня трусы сегодня были от старого купальника, а лифчик – от нового. Так и сказал: «Трусы вчерашние».
Да, они модные, с завышенной талией. И я в них казалась себе Бриджит Бардо. Дядя Паша, впрочем, не оценил.
– Ну ты-то вроде умная, – сказал он мне. – У женщины должен быть животик. У тебя сколько детей? Двое? Так скажи своему мужу, пусть двоих родит и потом кубики на прессе требует. Сам-то, небось, не Аполлон.
– Дядь Паш, мой не требует кубиков. А вот как я ему жопу свою покажу? У меня там кровавая рана. Мужу я как ее происхождение объясню? Ладно мужу. Себе я как объясню? Ничего ведь не делала! Ну хоть матрасы на шезлонги какие положите.
– Да, это обидно, если не делала, – рассмеялся дядя Паша. – А про память мою… Радуйся, что у тебя не такая. – Он говорил будто о неизлечимой болезни.
– Это НАТО летает? – уточнила одна из обеспокоенных мамочек, показывая на самолет.
– Если НАТО прилетит, нам тут всем … будет, – ответил дядя Паша, показывая на забор с надписью красной краской «Объект особого режима» и строение за ним. Вышка непонятного назначения, на крыше которой медленно вращалось нечто похожее на флюгер. Но устройство реагировало не на дуновения ветра, а на что-то другое. Вышка выглядела бы пугающе, если бы не балкончик, на котором гудел здоровенный вентилятор, и стоявшая там же бель