– Зачем такси? Его ж пока дождешься! Я тебе трансфер закажу. Поедешь в нормальной машине. Славика вызову. Он хорошо водит.
– Вот и вы как дед. Тот, как услышал про такси, сказал, что меня отвезут.
Часом раньше Аня кричала в трубку любимому деду:
– Пожалуйста, только не на танке и не на бронетранспортере. Дед, я нормально сама доеду. Не надо меня довозить. Не маленькая.
– Мне так спокойнее будет. Не хочешь на танке, не надо. Так уж и быть, – рассмеялся дед. – Хотя мне доложили – там такие пробки бывают, что проще на танке всех объехать.
– Дед, мне неудобно. Не надо из-за меня людей напрягать.
– Барашка, ну что ты такая упрямая? Ну попрошу кого-нибудь из солдат тебя отвезти и мне отчитаться. И твоей матери будет спокойнее.
– Хорошо, но это в последний раз, – объявила Аня.
– Конечно, барашка. Так точно. В последний раз.
– И что ты такая обреченная? – не поняла Людмила.
– Сама хочу. Дед пробился, из-под Воронежа, из села. И я так хочу, – буркнула Аня.
– Ой, какая ты еще маленькая, – чуть не расплакалась Людмила. – Дай тебе бог подольше оставаться под защитой деда. И быть маленькой. Это счастье на самом деле.
На следующий день Людмила стояла у ворот, готовая встречать хоть танк, хоть броневик. Но на парковку заехала ничем не примечательная «Тойота», из которой вышел…
– Петров! Сергей Иванович! – кинулась ему в объятия Людмила. Тот от такого пылкого приветствия слегка опешил, но вежливо приобнял Людмилу в ответ.
Аня вышла из калитки с плюшевым медведем и шариками, которые, следуя команде начальства, не сдулись.
– Шарики тоже в самолет надо? – уточнил Сергей Иванович и собрался кому-то звонить. Людмила стояла, замерев от восхищения, – наверняка звонит в НАТО за разрешением.
– Нет, не надо! – крикнула Аня и побежала раздавать шарики рано проснувшимся детям.
– Медведя в ручную кладь оформим, – решил Сергей Иванович. – Все, грузимся.
– А меня не добросите по дороге? Тут рядом, – попросила Людмила.
Сергей Иванович достал телефон, собираясь спрашивать разрешения на доставку незапланированного пассажира.
– Конечно, – ответила быстро Анечка, – садитесь. Дед, ну я же тебя просила! – крикнула она, ответив на телефонный звонок. – Конечно, по званию меньше подполковника никого не нашлось! Дед, мне неудобно, понимаешь? Хорошо, позвоню. И когда в самолет сяду, и когда приземлимся. И между тоже. Я же не хочу, чтобы ты авиацию задействовал!
Подполковник Петров кивнул – раз внучка генерала разрешила, значит, надо исполнять.
Через каждый километр он звонил и докладывал:
– Так точно, проехали Светлое, движемся по графику. Да, товарищ генерал, конечно, доложу. Не за что. Есть.
Через пятнадцать минут Анечка закричала:
– Нет, только не это!
И тут же у подполковника Петрова начал разрываться от звонков телефон, он отвечал скупо и без подробностей:
– Топливо? Понял. Так точно.
– Что случилось? – спросила Людмила.
– Мой рейс задержали на восемь часов. Ну в аэропорту посижу, в кафе, – объяснила Аня и тоже ответила на звонящий без конца телефон: – Да, мам, деньги есть, мне хватит, не волнуйся. Да, скажу, если нужно будет перевести.
– Ой, я как чувствовала! – воскликнула Людмила, когда звонки закончились. – Анечка, я тебе сухой паек на всякий случай собрала. И вам тоже, товарищ подполковник.
Она начала доставать из сумки пакеты.
– Обижаете. Что мы, ребенка не накормим? – ответил Сергей Иванович. – Вас где высадить? На остановке удобно?
– Нет, я с вами. Пока Аню не провожу, волноваться не перестану. Она же и под моей опекой тоже. Ребенок еще. Прослежу, посажу, тогда и сердце успокоится, – объявила решительно Людмила.
И, наверное, в тот момент подполковник Петров посмотрел на нее по-другому. Или тогда, когда она развернула пакет и выдала ему бутерброд, явно сделанный специально, а не в качестве обычного сухого пайка. Домашний, еще на теплом хлебе.
– Ешьте. Вы сегодня с шести утра на ногах. Надо поесть, – велела Людмила. Она достала из сумки термос и налила кофе. Заставила подполковника выпить.
– Ладно, девочки, поехали достопримечательности осматривать, – объявил Петров, оживший после еды и кофе.
Потом Аня рассказывала, что тот день оказался самым запоминающимся из всех двух недель. Они съездили в монастырь, где плели украшения из бисера, на водопады, в Бахчисарай и еще куда-то. Обедали в каком-то уединенном кафе, чуть ли не специально для них открытом. И все было невероятно вкусно.
Все закончилось хорошо. Сергей Иванович и Людмила провожали Аню как любимую дочь. Медведя в ручную кладь не пустили, так что Людмила взяла его себе, обещая переправить почтой. Одной рукой она обнимала медведя, а другой – подполковника Петрова. Тот не возражал. В монастыре Сергей Иванович купил для Людмилы плетенный из бисера браслет, который та приняла со слезами счастья. Многие так обручальному кольцу не радуются. Анечка обещала написать, что приземлилась и доехала. И вернуться на следующий год.
И снова про «ягодку». Надо было дожить до сорока пяти лет, чтобы решиться на «сексуальную» съемку. Доверить такое я могла только подруге. Катя – не только мать троих прекрасных девочек, но и талантливый фотограф. В восемь утра я пыталась изобразить на лице некое подобие «смоки-айс», рискуя ткнуть себе кисточкой в глаз. И накрутить кудельки, которые мне казались ну очень сексуальными. К десяти мы отвезли девочек на тренировку и рванули в студию, чтобы успеть вернуться и забрать их из спортзала. Двухлетнюю Еву взяли с собой – а куда еще девать ребенка?
В студии Катя вручила Еве телефон с мультиками, надеясь, что та будет сидеть и спокойно смотреть. Но малышке было интереснее таскать по полу здоровенную табуретку. Грохот стоял страшный. Администратор студии прибегала с вопросом: «У вас все в порядке?» От вентилятора, который хотели использовать, чтобы волосы вразлет, и все такое, пришлось отказаться – Ева пыталась засунуть в него руки. Я тоже была не в форме – минувшим вечером работала допоздна, давление с утра подскочило – чай, уже не девочка двадцатилетняя, – и норовила прилечь, а не стоять красиво на каблуках.
Господи, я забыла, когда в последний раз на каблуки вставала, спасибо современной моде за кроссовки! Катя, которую проснувшаяся Ева подняла в пять утра, тоже была не прочь принять положение лежа. Тем более что я не могла «втянуть все, что есть», как просила она.
Мы залегли. Я – в чулках из прошлой жизни и пиджаке. Руки заломила. Думаю о первом поцелуе, как велела Катя, чтобы взгляд был сексуальным… И тут подбегает Ева с телефоном, на котором смотрит мультик про трех котят. Показывает, нависая надо мной, и говорит: «Ыыыы!» Ну какой секс? Сплошная материнская нежность во взгляде. Катя пытается наладить атмосферу, ставя фоном музыку. Земфиру, первый альбом. Но три орущих котенка заглушают Земфиру.
– Кстати, почему они говорят «иу, иу, иу»? – спросила я.
– Они говорят «миу», то есть «мяу», они же котята, – объяснила Катя. Двухлетняя Ева сделала звук в телефоне погромче. – Перестань смотреть на Еву, у тебя в глазах кухня, а не секс! – в отчаянии говорит Катя.
Отправили фото Лене, нашей общей подруге, тоже матери троих детей. «Я вот судорожно пытаюсь вспомнить, когда на мне были чулки… пока только всплыли в памяти белые операционные в родблоке», – ответила Лена. «На мне тогда же», – написала Катя.
Дорогие девушки, женщины, матери, бабушки! Вы прекрасны в любом возрасте, в любом положении – сидя, стоя, лежа. В любых чулках или без них. В заляпанной кашей футболке и с синяками от недосыпа под глазами. И никому не позволяйте в этом сомневаться!
Когда готовилась к этой фотосессии, вспоминала: пиджак, чулки… что-то ведь еще надо. Точно помню, что надо. Белье, конечно же!
Открыла ящик и уставилась в недра. Все, что я ношу, лежит под рукой, а в глубине… Чего там только не было. Например, обнаружился корсет. Вообще не помню, по какому случаю и когда его покупала. Явно дорогущий, свидетельствующий о нервном срыве. Попыталась надеть. Пока застегивала, чуть руку не вывихнула. Вспотела. Все-таки гибкость уже не та. Пора возвращаться к тренировкам. Плюнула. Достала комплект.
Наверное, я тогда с дочкой пересмотрела мультик про свинку Пеппу, раз купила себе белье истошно-розового оттенка. Господи, зачем мне пуш-ап такой мощный понадобился? В голове тут же отозвалась мелодия про смело, товарищи, в ногу и про грудью проложим себе. Походила. Сначала шла грудь, потом появлялась я. Боже, какая красота – прекрасный черный эротичный комплект. Верх сел идеально, но в низ комплекта, простите, трусы – влезла со скрипом. Нет, с треском. Трусы трещали по швам. Чуть не расплакалась при мысли, что пора возвращаться к тренировкам.
Ну что я, мы, женщины, носим каждый день? Я вот обожаю лифчик для кормления. Мягкий, застиранный до дыр. Полоска ткани без всяких косточек, кружавок, застежек. Влезла, как в майку, и прекрасно себя чувствую. Трусы. Ну какие, на фиг, бразилианы, танга, стринги. Знаете, кстати, как в моей молодости называли стринги, когда они только появились? Жопорезы. Почти официальное название, между прочим. Под таким их и продавали. Мы носим трусы без названия. Удобные. Купленные на размер больше, чтобы точно не давили.
Нашла наконец приличный комплект. Положила в сумку. На всякий случай кинула еще один. Уже на фотосессии поняла, что лифчик кружевной есть, а трусов нет. А я в простых, бежевых, подо все и сразу. Пыталась натянуть пиджак, чтобы прикрыть трусы. – Нет, как будто ты сейчас описаешься, – прокомментировала Катя. Малышка Ева услышала, подбежала и сказала «маааамаааа, ыыыыы!», что означало, что она описалась и надо срочно поменять памперс.
– Ева, сейчас не твои трусы надо менять, а понять, как мне Машины закрасить!
Ева залезла в свой рюкзачок, достала два памперса. Один выдала матери – мол, меняй, второй – мне. Я начала хохотать. До слез.